События
Не просто «Весна священная» – а «Лето, Зима и Весна священная». Хореограф Артур Пита решил не просто рассказать историю о жертвоприношении, но сообщить публике, что было до этого обряда. Для этого он пригласил к сотрудничеству композитора Фрэнка Муна, с которым они уже немало поработали вместе – Пита ставил на его музыку и «Факаду» для Натальи Осиповой и Ивана Васильева, и «Беги, Мэри, беги» для той же балерины и Сергея Полунина, а также еще полдюжины балетов. И Мун сотворил «Лето» и «Зиму», предшествовавшие «Весне». Без осени как-то обошлись – ну так и в реальной жизни бывает: босоножки-босоножки, а потом – хоп! – и зимний ветер завывает. Тем более что авторы имеют в виду явно не только физическую погоду.
До того, как артисты «Балета Москва» (в спектакле задействованы обе труппы – и «классическая», и «современная») выходят на сцену Центра имени Вс. Мейерхольда, проходящим к своим местам зрителям предлагается пройти по ритуальному кругу – иначе просто не доберешься, так поставлены выгородки. Мы в полутьме шествуем вдоль составленного из решеток круглого забора. За забором в центре круга – большая каменюка, водруженная на деревянные палеты. Вокруг нее летает на веревке что-то вроде самодельного кадила – и, натурально, дымится. Когда все рассядутся – решетки временно растащат по бокам сцены и наступит лето.
Аннотация к спектаклю утверждает, что Фрэнк Мун «одинаково хорошо играет фолк, джаз, классику, цыганский свинг, балканский панк, африканский фанк, индийский фьюжн, кубинскую сальсу, хип-хоп, свободную импровизацию, поп- или хоровую музыку средневековья». То, что слышалось в «Лете», точно отсылало к восточноевропейскому фольклору с цыганскими оттенками. Бодрая, легкая, кажущаяся простодушной, но хитроватая музыка: под такую пляшут на свадьбах (и иногда крадут невест). Возникает условное «майское дерево» из лент, парни и девушки стайками мчатся друг к другу, со смехом меняются одеждой (танцовщики вдруг оказываются в платьях, танцовщицы – в мужских рубашках), бодро сигают через лежащих коллег – и в этих быстрых кокетливых перебежках, в этих секундных контактах герои отчетливо ищут себе партнеров для долгих отношений, долгих танцев. Таковых практически ни у кого не будет: «лето» промчится веселой толпой, раз – и не было. Глава общины (Светлана Краснова) в этой части просто поглядывает на резвящуюся молодежь – этакая строгая, но снисходительная к юнцам учительница. Да, какие-то ее слуги вдруг довольно жестко швыряют некоторых парней и девушек друг к другу (мол, что задумались, надо решать демографическую проблему) – но даже это кажется еще шуткой на фоне общего веселья.
В «Зиме» все мрачнее и безнадежней. Решетки теперь разгораживают сцену по диагонали, и та парочка, что всерьез нашла друг друга в прошлой части, ими разделена. Между прочим, теперь мы замечаем, что это не просто решетки – у них наверху колючая проволока. Но любви ведь все нипочем? Отчаянная девица – Избранница (Анастасия Пешкова) снимает с себя одеяло, в которое куталась под завывания электронной метели, деловито набрасывает его на «колючку» и быстренько по этому одеялу перебирается к возлюбленному (Григорий Сергеев). И следует длинный, нежный, трогательный и бесстрашный дуэт – дуэт-принадлежность и дуэт-поэма, наполненный высокими поддержками и склеенными насмерть объятиями. При этом Пита вовсе не забывает «проговаривать окончания» – он не из тех, кто бросает героев в многозначительном затемнении и пусть, мол, зрители сами догадаются, что было дальше. Точно так же деловито, как был прописан путь девчонки к ее возлюбленному, прописано и обратное путешествие: осторожно, но уверенно, через «колючку» в свой барак.
Весной, разумеется, именно ее принесут в жертву. В общем, конечно, совсем непонятно, каким богам – речь явно идет не о каких-то дохристианских идолищах, скорее уже о послехристианских, послеапокалиптических, послеатомновоенных. Потерявшие всякую опору в разрушенной цивилизации люди стараются найти что-то прочное в далеких мифах – и потому приспешники главы племени являются в каких-то рогатых масках и «ритуальных» нарядах. И под гремящего в фонограмме Стравинского маленькая община воображает себя каким-то древним племенем – и несется бешеным хороводом, и шествует ритуальным шагом (а парни несут на плечах закаменевших девушек, у каждого на плечах голова одной и пятки другой, будто двинулась в путь этакая каменная аркада). Но обращение к прошлому, желание в него вернуться дорого обходится человечеству (актуальная нынче тема, об этом еще Черняков «Садко» поставил в Большом) – кому-то для правдоподобия придется умереть. Ну конечно, обречена та, что непослушно лазала за перегородку. И она даже не протестует – в ней недоумение, а не бунт.
Бунтовать не будут и сограждане. После того как девушку прикончат, народ разбредется по своим уголкам и разобьется по парочкам. Спокойные объятия, понимающие взгляды. Им только телевизоров не хватает для полного комфорта.
Артур Пита родился в Южной Африке, но с юности живет в Великобритании. (Периодически его называют еще португальским хореографом, потому что корни у него, действительно, португальские, и в Европу он выбирался через Португалию.) Классического балетного образования у него нет: в родном Йоханнесбурге он занимался диско и латино (вообще, к танцам его подвигла увиденная в детстве «Лихорадка субботнего вечера» и магнетизм Джона Траволты), в Британии – окончил Лондонскую школу современного танца. Но огромной школой для него стала работа в компании Мэттью Боурна New Adventures, где Пита, в частности, стоял в рядах лебедей в знаменитом «мужском» «Лебедином озере». Он не просто ходил на классы и совершенствовал свой собственный танец, он пристально смотрел, как Боурн ставит свои спектакли, как выстраивает композицию, как хорошо «слышит зал». Все эти уроки и принцип «театра, понятного всем» Пита применяет теперь в собственной работе – и в нынешней премьере очень чувствуется эта готовность слышать, о чем думает сегодняшний зал, и разговаривать с ним на понятном языке. Который от этого не становится ни примитивным, ни менее интересным.
