События
«Уникальный исторический концерт» c музыкой Шостаковича и Мусоргского повторил программу концерта 12 ноября 1962 года в Горьковской филармонии, когда в один вечер состоялись два дирижерских дебюта – Шостаковича и Ростроповича. Шостакович продирижировал тогда в первый и последний раз.
У Нижегородской (а до 1991-го – Горьковской) филармонии – богатая и бурная история, несмотря на возраст, еще далекий от преклонного. В архиве событий, влиявших на ход не только российской, но и мировой музыкальной культуры, – история фестивального движения в стране, которой положили начало Первый фестиваль «Современная музыка», а затем и Фестиваль имени А.Д. Сахарова «Русское искусство и мир». Грандиозный и космически отважный замысел последнего поражал воображение именами исполнителей и композиторов, объединенных концептуальными, захватывавшими воображение программами. Международность Сахаровского фестиваля, направленная на знакомство русской публики с европейскими музыкантами, подала пример многим будущим музыкальным форумам России, среди которых и знаменитый «Звезды белых ночей» в Мариинском театре. Нижегородская филармония вслед за Горьковской сохраняла статус места силы, где можно было творить то, что не удавалось в столице. Шостакович, чьи произведения легли в основу программ фестиваля «Современная музыка», называл Москву «музыкальным пригородом Горького», благодаря новизне горьковских программ. Премьера Первой симфонии Шнитке под управлением Геннадия Рождественского в 1974 году также состоялась в Горьком. Но, как не раз повторил за время концерта-открытия нового сезона ведущий Артем Варгафтик, «все меняется». И актуальность, невообразимая значимость событий, происходивших в 1962 году, когда сам Шостакович участвовал в исполнении (в Горьком же состоялся и первый в стране монографический фестиваль его музыки, в 1964-м), в 2025-м сменилась более спокойными мемориальными коннотациями, резонируя в ином эмоционально-психологическом поле. Впрочем, и сама программа, и ее солисты, и дирижер сделали все для того, чтобы острота исторического момента не притуплялась. Музыка же Шостаковича в канун 120-летия композитора своей актуальности не только не утратила, но и обрела за столетие силу неумирающего свидетеля, неся грозное напоминание городу и миру о жестоких уроках тоталитаризма.
Свидетельства же концерта 1962 года подробно описаны в книге участника событий тех лет дирижера Израиля Гусмана «Сквозь пять линеек». Израиль Борисович рассказывает в ней и о том, как впервые встретился с Шостаковичем в 1933 году в московском «Национале» (куда его взял с собой отец, Борис Гусман, бывший тогда завсектором музыкального вещания Всесоюзного радиокомитета), и о приездах Шостаковича в Горький, тамошних премьерах его сочинений, и даже о деятельности Шостаковича как депутата Верховного Совета СССР от Горьковской области. Бесценны в книге мемуаров и такие детали, как, например, темповые указания композитора, в частности, к «Праздничной увертюре», которая открывала нынешний концерт. На вопрос Израиля Гусмана о том, какой темп хотел бы услышать Дмитрий Дмитриевич в Allegro после вступления, был ответ: «Самый быстрый, на какой способен оркестр». И как это сразу многое объясняет в том задоре заполошно, взахлеб мажорного оптимизма сочинения, заказанного Большим театром к 37-летию Октябрьской революции. Маэстро Владимир Понькин, к слову, горьковчанин по первому консерваторскому образованию в классе легендарной Маргариты Саморуковой, предпочел в увертюре темп не столь радикальный, предложенный когда-то композитором, придав сочинению черты чуть ироничной, слегка музейной благородной респектабельности. И как в такой оправе сразу заблистал оркестр, к сожалению, так редко выезжающий в Петербург и Москву! А ведь его по праву можно считать одним из лучших симфонических коллективов страны – оркестром с традициями и глубокой эрудицией, которая крепнет и закаляется на гастролях, слушая и шлифуя себя в акустических условиях разных залов. В зале Нижегородской филармонии акустика непростая, и восприятие музыки сильно зависит от места в зале. Так, звук обоих солистов в этом концерте – виолончелиста Дениса Шаповалова и меццо-сопрано Марии Самусевой – воспринимался с первых рядов будто немного запрокинутый назад, несколько интровертный, что, бесспорно, давало определенную краску и настроение, но лишало объективности восприятия. Шостакович дирижировал тогда, в 1962-м, увертюру и Виолончельный концерт, где сегодня солистом выступил последний ученик Ростроповича – Шаповалов. Мстислав Ростропович – еще одна культовая для Нижегородской филармонии личность, чьим именем она названа и чьими заветами до сих пор пользуется директор филармонии Ольга Томина, знавшая музыканта лично.
Шостакович, написавший Первый виолончельный концерт для тридцатидвухлетнего Ростроповича, очень волновался выходить к оркестру: «Слава, не пойду на репетицию, боюсь, – вспоминал Ростропович. – Можно где-нибудь достать водочки? Это был единственный случай, когда я перед репетицией хватил стакан. И вот Дмитрий Дмитриевич пошел к этому замечательному оркестру, взмахнул, я бы сказал, весьма неверной рукой. И в этот момент три трубы (в «Праздничной увертюре». – В. Д.), как влитые, взяли вступление так точно, что он сам, по-моему, испугался этой точности. И после этого все пошло». Точен был оркестр под управлением Владимира Понькина и в этот раз. Лапидарный, внутренне экспрессивный жест маэстро разворачивал картину противостояния личности и власти, личности и толпы. На инструменте копии Страдивари, изготовленной в мастерской Габриэля Джебрана Якуба, Денис Шаповалов играл без всякого надрыва, местами будто отрешенно, словно выводя музыку из-под гнета тяжелых воспоминаний, стараясь придать ей что-то баховское, надмирное, вневременное. За историческую память отвечал оркестр, чья импульсивная и страстная игра с ее головоломной, изощренной ритмикой, заставляющей удерживать баланс и равновесие, чтобы не сойти с ума, держала слушателя в напряжении. Во втором отделении концерта в 1962-м за пульт впервые встал Мстислав Ростропович, чтобы продирижировать «Песни и пляски смерти» Мусоргского в оркестровке Шостаковича и Четыре антракта из «Катерины Измайловой». Смелостью двадцатитрехлетней меццо-сопрано Марии Самусевой, дебютировавшей сейчас в этой музыке, можно было восхититься еще до начала выступления. Сложный не только с психологической, но и с технической точки зрения вокальный цикл Мусоргского требует исполнительского и человеческого опыта. Мария справилась с этой вершиной главным образом как певица-актриса, снайперски точно расставив драматургические точки в диалогах со смертью, демонстрируя четкость артикуляции и предельную искренность интонирования, правду страшных чувств. Голос звучал пока слишком для этого цикла лирично, без ожидаемой полноты, но этот многообещающий дебют дорогого стоил. Наконец, роскошный дайджест многострадальной когда-то «Катерины», получившей с тех пор выход на все лучшие мировые оперные сцены – от Метрополитен до Ковент-Гардена и почти всех европейских театров, – завершил этот исторический концерт, заставив ждать продолжения.
