События
Премьеру в рамках программы «Страстная пятница» инициировал главный дирижер Ростовского академического симфонического оркестра (РАСО) Антон Шабуров, который в этом сезоне удивляет публику раритетными названиями. В этом списке – и Бетховен. Опусы недавнего венского юбиляра появляются в афишах РАСО лишь спорадически. Возможно, этот отток вызван послевкусием большого бетховенского фестиваля, который несколько лет назад проводил с оркестром Валентин Урюпин. Но, вероятно, есть и другие причины.
Музыка Бетховена, как впрочем и Моцарта (Гайдн и вовсе является фигурой умолчания, отнюдь не фигурально), в Ростове сегодня звучит редко. В нынешнем сезоне буквально по пальцам можно пересчитать эти исполнения, и все они проводились другими дирижерами. Больше повезло Моцарту: так, увертюру к опере «Дон Жуан» и Двадцать седьмой фортепианный концерт дирижировал Константин Маслюк, Сороковую – Дана Муриева; бетховенская музыка прозвучала лишь единожды, и это была увертюра к «Эгмонту» в исполнении Даниила Австриха, нового второго дирижера РАСО. Антон Шабуров и не скрывает, что в его репертуаре главный конек – романтическая музыка, а особое пристрастие – русские опусы конца XIX – начала XX веков. Здесь вклад маэстро поистине титанический. Ростов услышал и все симфонии Скрябина, и большие полотна Рахманинова, не забыт оказался и Мясковский с объемной Шестой, а в числе первых исполнений прозвучали «Принцесса Греза» Черепнина и Скрипичный концерт Глиэра.
Антон Шабуров: Ростовский оркестр будет сотрудничать с лауреатами Конкурса имени Рахманинова
Однако дефицит классики, ощущаемый в программах РАСО, не сегодня завтра может оказаться для коллектива критичным. Надо ли говорить, что творения старовенцев – кладезь идей, неистощимый источник разнообразной оркестровой техники, твердая база для исполнения последующей мировой музыки (нет Моцарта и Гайдна – нет Малера и Брамса…)? Надо ли доказывать, что в консерваторском городе, коим является Ростов, такой репертуар только силами филармоников и приращивается?
Возможно, все-таки поэтому на втором году руководства коллективом маэстро Шабуров взял на себя труд наконец выступить в этом репертуаре, выбрав к тому же редкий для провинции опус Бетховена, с привлечением сторонних солистов и хора. Как непросто складывалась судьба этой программы, говорит тот факт, что за два месяца до концерта, в силу разных отмен гастролеров (которыми просто-таки изобилует сезон), пришлось переписывать заново все первое отделение (первоначально программа содержала оммаж исторически первому исполнению, в котором вместе с ораторией звучал Третий фортепианный концерт Бетховена). За две недели случился еще один казус – экстренная замена двух основных солистов оратории. И тем не менее, пройдя все трудности (не скажем круги ада), концерт все же воплотился.
В первом отделении выступила пианистка Ева Геворгян. В ее исполнении прозвучали такие стилистически разные опусы, как концерт Шнитке и «Пляска смерти» Листа. На наш взгляд, более удалось второе: артистка продемонстрировала стопроцентную виртуозность, рельефно обозначила образные контрасты и создала особый нерв композиции, «подстегивая» в том числе и оркестр (в Шнитке этой контрастности с оркестром, обеспечивающей особый драматизм сочинения, как кажется, не хватило).
Но в оратории Бетховена оркестр, наконец, раскрылся максимально. Его звучание было наполнено различными аллюзиями: и на прозрачный моцартовский стиль, и на пышное барокко à la Гендель, и, собственно, на бетховенскую манеру. Жаль, что не хватило гибкости и разнообразия в нюансах у сводного хора (певцы музыкальных колледжей Ростова и Шахт). Где-то студенческим коллективам не хватило искусства фразировки, а где-то – и просто голосовых возможностей (порой тенора звучали неудовлетворительно), чтобы преподнести это сочинение во всем блеске (за исключением финального номера, где лапидарная манера хора отвечала самому брутальному характеру музыки, и где было достигнуто редкое единодушие певчих с оркестром). Такие опусы, как оратория Бетховена – сочинение раннего XIX века, требуют того самого исторически информированного подхода, который, похоже, только еще формируется в Ростове, быстрее в оркестровой среде (в программах абонемента «Час барокко» с приглашенными специалистами-аутентистами), но пока не в вокальной.
Впрочем, спасителями оратории, кроме оркестра, стали именно певцы-солисты, с двумя из которых (оба москвичи) ростовская публика познакомилась впервые. Наилучшее впечатление произвел тенор Андрей Добровольский, спевший заглавную партию Христа. Певец обладает сильным и красивым голосом и вкладывал в исполнение максимум выразительности, очевидно, подчеркивая в Христе больше человеческое, нежели божественное начало. Сопрано Дарья Вуйчик, не уступая тенору в силе и оперности голоса, проигрывала в красках, предпочитая петь свою партию в одном нюансе форте; тяжеловесно спетые колоратуры, ровно как и ноты третьей октавы, оставляли желать лучшего. В небольшой сольной партии Петра выступил артист Ростовской филармонии Илья Болдырев – обладатель приятного по тембру баритона. Его манера – менее распевная, маркатированная – контрастировала с двумя протагонистами и стала новым штрихом в вокальной палитре сочинения.
Движение к Бетховену (и, шире, в сторону музыки доромантического периода) нельзя не приветствовать. Если эта работа из разовых акций (как бы было хорошо, например, улучшив качество, повторить ораторию) превратится в стратегию оркестра, то от этого выиграют все: и сам коллектив, и ростовская публика.
