События
В рамках фестиваля «Видеть музыку», проходящего при поддержке Минкультуры России и Президентского фонда культурных инициатив, они привезли на показ в Москву свой премьерный спектакль оперы «Великая дружба» Вано Мурадели. Гастроли состоялись в рамках празднования 100-летия Республики Бурятия, при поддержке Правительства, Главы и Министерства культуры РБ.
История с этой оперой, пожалуй, самая громкая и скандальная в советской музыке прошлого века. В конце 1930-х годов 32-летний выпускник Московской консерватории Вано Мурадели загорелся идеей написать оперу, посвященную истории становления советской власти в республиках Закавказья в годы Гражданской войны. Предполагаемый сюжет был типичным для того времени. О событиях революционных лет писали оперы Тихон Хренников («В бурю»), Иван Дзержинский («Тихий Дон»), Борис Лятошинский («Щорс»), Сергей Прокофьев («Семен Котко»). Мурадели заключил договор с Большим театром, но Великая Отечественная война прервала все планы. После ее окончания работа над оперой была продолжена. Сочинение должно было стать главным музыкальным событием, которым страна отметила 30-летнюю годовщину Октябрьской революции. Опера вошла в репертуарный план всех 28 музыкальных театров Советского Союза. В 1947 году она прозвучала в Сталино (современный Донецк), в Ленинграде, Горьком, Новосибирске, Перми, Саратове, Свердловске, Риге, Вильнюсе, Ереване, Киеве, Алма-Ате, Фрунзе, Улан-Удэ.
Мурадели, сам выходец с Кавказа, армянин по происхождению, родившийся в городке Гори, известном как родина Сталина, уже в Москве поменял имя и фамилию: из Ованеса Мурадяна став Вано Мурадели, как он говорил, «чтобы быть поближе к вождю». Подготовка к главной премьере в Большом театре была обставлена с поистине голливудским размахом. На постановку выделено более одного миллиона рублей. Режиссировал спектакль молодой Борис Покровский. Декорации писал лучший театральный художник страны Федор Федоровский. Дирижером выступил Александр Мелик-Пашаев. В спектакле задействованы ведущие артистические силы театра. Партию Комиссара, под именем которого подразумевалось реальное историческое лицо – Серго Орджоникидзе, исполнял Павел Лисициан, Георгий Нэлепп пел лезгина Муртаза. Любимец Сталина в образе Сусанина бас-профундо Максим Михайлов работал над ролью казака Федора. Капитолина Рачевская исполняла партию сестры Муртаза Мейраны. Анатолий Орфенов стал пастухом Джемалом. Постановочная группа была уверена в успехе, в том, что спектакль непременно получит Сталинскую премию. Артисты даже устроили социалистическое соревнование по разучиванию своих партий.
Громкую предпремьерную суету сменила затянувшаяся пауза после двух показов оперы в праздничные дни 7 и 9 ноября 1947 года. Пресса будто набрала в рот воды. Спектакль не шел два месяца, пока оперу в начале января 1948 года не показали Сталину. Еще через месяц с небольшим вышло в свет постановление «Об опере “Великая дружба” Вано Мурадели», положившее конец исполнительской судьбе сочинения.
Несмотря на то, что главными фигурантами постановления стали «антинародные композиторы» Шостакович, Прокофьев, Хачатурян, Шебалин, Попов и Мясковский, опере Мурадели тоже досталось. «Великая дружба» была названа «порочным», «антихудожественным произведением». Главным недостатком оперы определена «невыразительная, бедная», «сумбурная, дисгармоничная», «построенная на сплошных диссонансах» музыка, в которой нет «ни одной запоминающейся мелодии или арии». Опера была снята с репертуара и на долгие годы стала символом показательных разгромных сталинских кампаний в музыке.
К 75-летию истории «Великой дружбы» сочинение возрождено в музыкальном театре оперы и балета Улан-Удэ. Инициатором этого смелого проекта стал художественный руководитель театра, известный дирижер, подлинный энтузиаст отечественного оперного искусства Владимир Рылов. Именно Рылов в 1984 году поставил как дирижер авторский двухвечерний вариант прокофьевской оперы «Война и мир», за которую получил Государственную премию.
Рылов подошел к делу как настоящий исполнитель-исследователь, как знаток законов оперной драматургии. Он исключил наиболее одиозные страницы сочинения и прежде всего заключительный маршеобразный апофеоз Сталину («Вперед, друзья! Сталин нас поведет!»). Добавил и оркестровал из сочинений Мурадели недостающие эпизоды, в том числе сочиненную композитором в 1936 году вокальную лезгинку «Праздник в колхозе», ставшую центром финальной массовой картины. В опере ранее была другая лезгинка и занимала она скромное место как «Танец юношей» в третьей картине. Новая редакция получила и ранее отсутствовавшую небольшую увертюру. Словом, Рылов творчески подошел к либретто и музыкальному тексту неудачливого опуса, максимально облагородив его и избавив от демонстративных поклонов композитора своему времени.
Единственное, что Рылов не смог сделать – переписать литературный текст, автором которого являлся плодовитый киносценарист и драматург Георгий Мдивани. Помимо него к либретто, по решению руководства Большого театра, для углубления агитационной направленности сочинения руку приложил и коллега Мдивани Юрий Стремин, написавший стихотворные тексты массовых сцен. Этот плод коллективного разума известных борзописцев сталинской эпохи вряд ли было возможно исправить. По сути, текст оперы представляет из себя настоящую смесь французского с нижегородским, как говорил известный герой Грибоедова.
Казачка Галина, к примеру, обращается к своему отцу Федору: «Отец, убей меня. Он мой возлюбленный!» Близка к ней и речь горячего горца Муртаза: «Отныне ты моя. Я твой отныне! И, если буду жив, к тебе вернусь сюда!» Как отличается этот напыщенный текст от маленькой реплики Катерины из запрещенной в 1936 году «Леди Макбет Мценского уезда» – «Сам ты крыса! Тебе бы отравы этой», обращенной к свекру, Борису Тимофеевичу. У Шостаковича уже в первой сцене конфликт готов, трагическая развязка неизбежна. У Мдивани и Стремина – почти каждая фраза становится поводом отыскать в ней предшествующий литературный оригинал.
Однако для вокалистов такие с позволения сказать вирши, видимо, оказались привычными по огромному числу подражаний романтическим операм XIX века, собранным в либретто «Великой дружбы». Певцы Бурятского театра с большим воодушевлением и отдачей исполняли свои роли. Не на текст, стертый как медный пятак, они прежде всего обращали внимание, а на простую, мелодичную, с понятными человеческими традиционными оперными страстями музыку, на которую в Постановлении 1948 года было выпущено столько безосновательных критических стрел. Музыка Мурадели, искренняя, напевная, победила большевистскую идею, воплощенную в нелепом и выспренном тексте, по возможности сокращенном Рыловым.
Мурадели написал огромное число песен, в том числе «Бухенвальдский набат», «На Марсе будут яблони цвести», «Не грусти», «Журавли». Он прежде всего композитор-песенник. Особенно удавались ему лирические композиции. И в опере партия Мейраны, которую с тактом и выразительностью исполнила Билигма Ринчинова, – одна из наиболее удачных по мелодической привлекательности. Свой кавказский темперамент Мурадели с избытком вложил в партии главных лирических героев Муртаза и Галины. Он небезосновательно называл свое сочинение «русской оперой с кавказским акцентом». Казачка Галина и горец Муртаз в своих вокальных характеристиках не имеют интонационных различий. Маргарита Мартынова и Чингис Раднаев исполнили свои роли с полным накалом оперных страстей.
Более бледными и ходульными выглядели образы вождя – Комиссара, традиционного оперного злодея, белого офицера Помазова и отцов героев-любовников – Исмаила и Федора. Однако и здесь исполнители – Эдуард Жагбаев, Александр Хандажапов, Бадма Гомбожапов, Дмитрий Барташкин – находили в своих партиях нюансы личностных вокальных и сценических характеристик.
Общую помпезность оперы, свойственную культуре сталинского времени, смягчили усилия постановочной команды – режиссера Вячеслава Добровольского, балетмейстера Александра Курбатова, сценографа, автора костюмов Натальи Хохловой, художника по свету Ильдара Бедердинова, постановщика сценических боев Солбона Лыгденова. Опера начинается с тщательно подобранного видеоряда пейзажей кавказских гор, расширившего сценическое пространство. Гармонично воспринимаются и тщательно продуманные сценические связки между картинами. Недоумение вызвал лишь домысленный режиссером эпилог о событиях, происходящих «десять лет спустя». В нем появляются пионеры, сын Комиссара и его, принявшая большевистскую веру, мать, лезгинка Мейрана.
Впрочем, стремление постановщиков избавиться от «сцены братания» народов, которой заканчивалась опера Мурадели и в которой участвовали в премьере Большого театра Комиссар на белом коне и 500 (!) исполнителей, вполне понятно. Постановщики сделали акцент на отлично поставленной и темпераментно исполненной зажигательной лезгинке, включенной в общий хоровой финал. В нем, как и подобает замыслу «Великой дружбы» «русский, грузин, ингуш, осетин стали друзья и братья…»
Итак, опера Мурадели усилиями артистов из Улан-Удэ воскресла из небытия. На возникающий было вопрос, а надо ли было ее реанимировать, ответили зрители, наполнившие зал на двух спектаклях и горячо ее принимавшие. Безусловно, эта постановка утоляет жажду познания одного из самых драматических эпизодов отечественной культуры, к которому опера оказалась причастна. Казус «Великой дружбы» разрешен. Нам помог в нем разобраться весь слаженный коллектив Бурятского театра оперы и балета.
