Хибла Герзмава: Оперная певица просто обязана быть красивой, стильной, роскошной

ЕК В России вы – солистка Театра Станиславского и Немировича-Данченко, хотя выступаете и в Мариинском, и в Большом театрах, не говоря уже о мировых оперных сценах. Как это так, первая певица мира не выбрала Большой театр для себя в качестве дома?

ХГ Я не первая певица мира, конечно…

ЕК Не будем скромничать, одна из первых.

ХГ Я действительно певица с хорошей карьерой и этим очень дорожу. Так получилось, что, когда я училась в аспирантуре в Московской консерватории, Евгения Михайловна Арефьева меня привела за ручку в театр Станиславского на прослушивание. Тогда Александр Борисович Титель проводил отбор для новой постановки «Богемы», и я пришла показаться в партии Мюзетты. Я ему понравилась, через год уже была постановка, и меня взяли. И театр стал моим домом, единственным, потому что невозможно иметь несколько домов сразу. Так что Театр Станиславского и Немировича-Данченко – это корни, а все остальные оперные дома – это места, куда я могу приехать в гости, спеть и обратно уехать. Большой театр – это главная сцена нашей страны, и я очень горжусь тем, что я служу и в этом театре тоже. Считаю, что у каждой певицы должен быть дом, а дальше посмотрим. В жизни всякое бывает, но я люблю возвращаться домой.

ЕК В этом сезоне – столетие Театра Станиславского. Вы участвуете в юбилее?

ХГ Да, столетие – грандиозное событие, и мы очень готовимся к нему. Благодарна воздуху в этом театре, потому что я научилась там петь, дышать, существовать, быть актрисой. У меня удивительные роли были и есть в этом театре, абсолютные шедевры для меня как для оперной певицы. С каждой ролью, даже с каждым спектаклем я расту – ведь мы никогда одинаково не поем ни один спектакль. К юбилею будет два огромных гала-концерта 22 и 23 декабря, где я обязательно участвую. Рада, что сбудется мечта всей моей жизни – поработать с Андроном Кончаловским. Он будет со мной делать одну из моих любимейших ролей – Дездемону в опере «Отелло» Верди. Я пою ее по всему миру – это моя самая-самая любимая, как я их называю, «девочка». Так что к столетию театра будет новый спектакль, с моим давним другом дирижером Феликсом Коробовым за пультом. А новый спектакль – это всегда новая жизнь.

Если у тебя крепкая вокальная школа, то тебя хоть за ноги подвесь, ты все равно будешь звучать

ЕК Вы сказали, что научились там быть актрисой. Не секрет, конечно, что в Московской консерватории выпускники вокального факультета иногда прекрасно поют, но совершенно не готовы быть на сцене. Вообще, тяжело дался этот переход от концертного формата к актерскому существованию?

ХГ Мне кажется, если у певца есть внутренний настрой на актерское мастерство, то он, как глина, из него очень быстро можно что-то слепить.

А, возвращаясь к дебюту в Мюзетте, – это  такая роль, где нужно  многое уметь, и Александр Борисович Титель меня, конечно, очень направил, и трогательно, тонко учил всему, что должно быть на сцене. Я благодарна моему дому –театру Станиславского и Немировича-Данченко, что потом оказалась готова актерски и вокально к работе в других театрах и с другими режиссерами.

ЕК Как вы относитесь к режиссерским идеям – петь лежа, под потолком, в каких-то иных экстремальных положениях?

ХГ Куда-нибудь залезть – это вообще не проблема. Но мне повезло, что меня приглашают в нормальные постановки. Я бы в чем-то таком и не участвовала, потому что считаю, что есть какая-то грань, этика. Поэтому, слава тебе, Господи, что я пою и служу в красивых постановках. Но сложности, конечно, встречаются. Вот в «Силе судьбы» в Цюрихе выстроили покатую сцену, и мне в шинели, в жару, в кирзовых сапогах пришлось петь, звучать, а при этом такое ощущение, как будто у тебя кружится голова, и ты чуть ли не падаешь в обморок. А никому не интересно, какое у тебя давление, как ты себя чувствуешь, или какой ты уставший. Самое главное – результат. Это и есть великая работа, когда ты через проблемы, трудности выходишь на поклон к публике, и ее восторг искупает все.

ЕК Вы рассказали о планах в России. Какие постановки у вас за рубежом?

ХГ Меня ждет «Норма» и «Трубадур» в Мадриде, «Аида» – в Метрополитен-опере (МЕТ) в Нью-Йорке. Я немножко поменяла свой репертуар, потому что внимательно слушаю свой голос, и мне кажется, что важно понимать, какую огранку делать сейчас. Я начинаю подступаться к Верди, но не форсируя, избирательно относясь к партиям, подходящим для моего голоса. Надеюсь, что у меня будет еще «Анна Болейн» в Ла Скала – она мне особенно дорога, потому что там когда-то в этой опере пела Мария Каллас, потом она несколько десятилетий не шла, и вот теперь пригласили меня, и работа над «Анной Болейн» стала грандиозной страницей в моей жизни.

ЕК Кто был музыкальным руководителем?

ХГ Ион Марин, а сейчас не знаю. Я бы с удовольствием поработала с Фабио Луизи – он великолепен. Я с ним делала «Силу судьбы» в Цюрихе, пела Донну Анну в «Дон Жуане» в МЕТ.

ЕК Раз уж речь зашла о дирижерах, среди русских маэстро кого бы вы назвали?

ХГ Я выступала со многими. Владимир Спиваков – большой период в моей жизни, конечно. Мои главные концерты в Москве проходили с ним – горжусь этим. Мы очень много лет дружим, и быть под его крылышком замечательно… Валерий Гергиев – это отдельное государство, в Мариинке спела все, что там было для моего голоса.

ЕК А в МЕТ вы с ним не встречались?

ХГ В постановках – нет, но если мы пересекаемся, когда у каждого свой спектакль, я всегда прибегу, обниму, поздравлю. В этом плане очень теплые отношения.

ЕК Как-то в одном из интервью певицу, которой в спектакле нужно было петь лежа, спросили: «Как добиться, чтобы, лежа в неудобной позе, все звучало?» Она ответила: «Ну, как?.. Фитнес через день – и все будет в порядке». Вам приходится какими-то специальными физическими упражнениями поддерживать форму, или, может быть, для голоса это не очень хорошо?

ХГ Если у тебя крепкая вокальная школа, то тебя хоть за ноги подвесь, ты все равно будешь звучать. Единственное, что иногда певицы то поправляются, то худеют. Я имею в виду сейчас себя. Иногда, когда немножечко набираешь вес, конечно, становится трудно петь в некоторых позах, а в целом это совсем не проблема. Например, сейчас в постановке в Цюрихе я пела, опершись на локоть, и это правда трудно. В фитнес сейчас не хожу. После рождения Сандро, примерно в 1999–2000 годах у меня был период, когда я фактически все время проводила в фитнес-клубе и выглядела очень подтянутой: мне кажется, я такой худой никогда не была. Но для хорошего звука у певицы должен быть мягкий животик. Поэтому я уже много лет занимаюсь йогой и перед тем, как распеваться, обязательно дышу и разминаю свое тело. У меня есть специальные дыхательные упражнения. Вообще, самое главное – слышать свое тело.

ЕК Существует распространенный миф, что певцы должны найти свою стилевую нишу. Я восхищалась, слушая вас в разном репертуаре – и во французской музыке со Спиваковым, и в романсах Римского-Корсакова в дуэте с идеальным аккомпаниатором, пианисткой Катей Ганелиной в Малом зале консерватории, и, конечно, в белькантовых партиях… И всегда вы прекрасны. В чем секрет, как удается во всех этих стилях быть естественной?

ХГ Певцы не могут быть одноклеточными, они должны слушать разную музыку, чувствовать, понимать. Получается, не получается – это одно, но понимать… Потом, невозможно петь всю жизнь одно и то же. Все-таки у певцов с годами меняется немного голос и, соответственно, репертуар. А мне всегда было интересно стилистическое разнообразие: попеть что-то с органом, выучить камерную сольную программу, даже барочной манере я училась – хотела понять, как это звучит, как делать орнаментику. Экспериментирую в джазе: 18 октября в Театре Станиславского состоится концерт с Трио Якова Окуня, где пробую принципиально новый подход – адаптирую оперные арии, романсы в джазовую стилистику.

Что мне это дает? Каждый раз себя по-новому ощущаешь, уши отдыхают, и ты как-то обновляешься, дышишь по-другому, и голос у тебя такой эластичный становится…

Естественно, я готовлюсь к этому, репетирую, занимаюсь, отдельно специально слушаю какие-то вещи, читаю много литературы, пробую сама голосом. Это все не просто так – за этим стоят размышления, великий труд, мой интерес и интерес вообще к окружающим, ко всему, что я стараюсь делать в новом стиле.

ЕК Вас довольно часто сравнивают с Анной Нетребко. И это нормально. Все-таки действительно, вы обе – крупнейшие российские певицы, которые достигли мирового признания. Как вы относитесь к этому сравнению? Я вас видела так мило щебечущими в Большом театре. Как у вас складываются отношения?

ХГ Мне кажется, что сравнивать нас нельзя, потому что мы абсолютно разные – единственное, может быть, мы из одного региона, она из Краснодара, я из Пицунды, две такие теплые девочки… Аню я безмерно уважаю, люблю, потому что она невероятная трудяга, она сделала себе великую карьеру, и она потрясающая певица, и еще она смелая, ничего не боится. И я желаю ей великого звучания.

Мы обсуждаем платья, делаем друг другу комплименты: «красивая», «замечательная», «ой, какое платье!» Это же чисто девчачье, чисто женское – это же замечательно. Не со всеми можешь так.

ЕК Кстати, к вопросу о платьях. Если видите, что режиссер или художник по костюмам задумали что-то не очень выгодное, вы что-то им скажете, попросите, чтобы было по-другому?

ХГ Я уважаю художников, которые рисуют и создают нам костюмы. Я не боюсь пробовать что-то новое, хотя очень часто костюмы мне не идут. Я, конечно, могу что-то там подсказать, но, мне кажется, что если тебе полностью концепция не нравится, то ничего сделать не получится.

ЕК А в повседневной жизни?

ХГ А в жизни ношу Сашу Терехова, мне Ульяна Сергеенко подарила красивое платье, с удовольствием его ношу. Каролина Эррера… Но в основном много-много лет Саша Терехов создает для меня наряды. Мне кажется, что оперная певица просто обязана быть красивой, стильной, роскошной, с интересными нарядами – это неотъемлемая часть сценической жизни.

ЕК Какой стиль вам нравится в повседневности? Например: большие воротники, вырезы, обтянутое или, наоборот, балахонистое?

ХГ Зависит от фигуры. У меня талия тонкая, я стараюсь ее всегда подчеркнуть. Если свободный крой, то, как правило, какие-то легкие платьица, летние. А вообще я люблю красивые и качественные ткани.

У меня нет ни одной записи, где бы я сказала, что «здесь классно звучу». Мне все не нравится. Я считаю, что отношусь к таким певицам, которых нужно слушать живьем. В общем, я – не «рекординг»

ЕК Я вас слушала на органном концерте в Доме музыки. Вы вышли в совершенно умопомрачительном платье с невероятно длинным шлейфом.

ХГ Да,  это платье одного модного дизайнера для нашего с Асланом Ахмадовым мини-фильма «Сероглазый король» по романсу Прокофьева. Горжусь этой работой, и там я в том самом платье с семи­метровым шлейфом. К сожалению, я не всегда могу его надеть – только если сцена такая просторная, как в Светлановском зале Дома музыки.

ЕК Я была на презентации «Сероглазого короля» в Театре Станиславского – камера вас действительно любит. А какие у вас отношения с микрофонами? Звукозапись ведь очень важна для певцов, чтобы запечатлеть их мастерство, их достижения на разных этапах жизни.

ХГ Понимаете, какая вещь – я не люблю свои записи, хотя записывалась достаточно много. Сейчас вышел новый диск – наша запись оперы «Евгений Онегин» с Владимиром Спиваковым. Есть голоса, которые ложатся на записи, как говорят в нашем мире, а мой – нет… У меня нет ни одной записи, где бы я сказала, что «здесь классно звучу». Мне все не нравится. Я считаю, что отношусь к таким певицам, которых нужно слушать живьем. В общем, я – не «рекординг».

ЕК Вы – хозяйка фестиваля в Абхазии. В прошлые годы, бывая в Пицунде, видела баннеры с рекламой ваших концертов. Но прошедшим летом была тишина…

ХГ Фестивалю 17 лет, он уже большой. В этом году мы решили сделать паузу и подготовить на следующий год что-то грандиозное, пока не буду говорить подробнее.

ЕК Вы выступаете в легендарном Пицундском храме и, знаю, что особенно относитесь и к этому месту, и к органу. И был момент, когда вы хотели всерьез стать органисткой.

ХГ Это особое место, потому как я родилась в минуте от Пицундского храма, на первом этаже нашей Пицундской больницы. Это, конечно, очень важная страница в моей жизни. И орган всегда звучал вокруг с детства. Тогда я хотела, конечно, стать органисткой. После музыкального училища, когда я училась там на фортепианном отделении, мне казалось, что я смогу. Но орган – это все же отдельное дело. Ему нужно отдать практически всю жизнь, точно так же, как и пению. Поэтому в определенный момент мой путь все-таки был дальше уже связан с пением, и я очень рада этому.

ЕК Но опыты игры на органе были?

ХГ Да, в те времена наш органист Гарри Коняев мне разрешал прильнуть к инструменту и немного помузицировать для себя – я играла прелюдии и хоралы Баха. Вообще, я трогательно отношусь к этому органу, слава Богу, что он сохранен, что люди могут приезжать и слушать здесь музыкантов.

ЕК Вам свойственна рефлексия – по поводу жизни, своего голоса, своей миссии в этом мире?

ХГ Низкий поклон, конечно, высшим силам и Богу за то, что у меня есть мой дар, и я несу его по всей своей жизни. И каждый спектакль, каждый концерт, как жемчуг, нанизываю на ниточку, потому что это как отдельно прожитая жизнь. Наша профессия – своего рода миссия, наверное.

ЕК Скажите, для вас важна реакция публики, связь зала и артиста?

Мне очень повезло с окружением, я никогда не была одинокой, меня направляли в нужную сторону. Я ценю в себе ощущение любви к миру и к пройденному пути

ХГ Первым долгом мне важна та энергетическая сила, которой я делюсь, посылая в зал. Конечно, мне приятно, что у меня есть свой зритель, что любят мой голос, меня, что люди приходят на спектакли и ездят за мной по всему миру.

Я благодарна, что на всем моем пути – раньше, и сейчас, и дальше, я очень надеюсь, со мной рядом очень хорошие и правильные люди, которых я очень люблю и ценю. Мне очень повезло с окружением, я никогда не была одинокой, меня направляли в нужную сторону. Я ценю в себе ощущение любви к миру и к пройденному пути. А он был разный. Не могу сказать, что у меня все было гладко и легко, так что сегодня, в свои 48 лет могу сказать, что я заслужила этот путь – позитивный, солнечный, с золотой энергией.

ЕК Вы так легко называете свой возраст…

ХГ Да, я не стесняюсь своего возраста, потому что мой возраст знает и весь мой ближний круг, и весь мир – информация в открытом доступе. Я очень люблю себя сейчас. Важно, что я счастливая женщина и состоявшаяся женщина-мать. Когда женщина-певица дружит сама с собой – это всегда видно миру. Я не мучаюсь, что мне 48 лет. Я бы даже сказала, что «я горжусь», потому что за свои 48 лет я многого добилась – как певица, как личность, как Хибла Герзмава, просто как маленькая девочка из Пицунды.