Персона
Пандемия стала большим ударом для всех, в том числе и для музыкантов. Особенно остро ее ощутили исполнители, привыкшие играть концерты каждый день и вдруг столкнувшиеся с пустотой и неопределенностью, разверзшейся впереди вместо новых идей и творческих планов. Скрипач Кирилл Кравцов (КК), артист Камерного ансамбля Юрия Башмета «Солисты Москвы» рассказал Мирославе Тыриной (МТ), почему во время пандемии не забросил скрипку, и что остановило роботизированную машину современного исполнительства.
МТ Все музыканты, кажется, по-разному пережили самоизоляцию. А какие ощущения были у тебя? Что ты чувствовал как исполнитель в том состоянии, когда не знаешь даже примерную дату следующего концерта, когда нужно просто заниматься…
КК А нужно ли? В какой-то момент возник такой вопрос, впервые за много лет. Когда объявили, что отменяются все концерты, стало невероятно грустно, конечно. Все вдруг остановилось, и возникла мысль: что же будет дальше? А дальше появилась такая пропасть, в которую тебя все больше и больше засасывало с каждым днем, было ужасно тяжело морально. Но в какой-то момент в этом состоянии точка невозврата была пройдена, и тогда стало легче. Хотя мне очень повезло, что эту самоизоляцию провёл в деревне, а не сходил с ума в квартире, как многие мои коллеги.
МТ В деревне, наверное, совсем не хочется заниматься?
КК Нет, почему же, там хорошо. Чтобы не беспокоить своих родных, я уходил в баню (правда, жители деревни жаловались, что репетирую не в беседке – им из бани плохо слышно). Занимался там сидя – это не очень полезно для спины, поэтому в таком режиме: полторы страницы сыграл, вышел на улицу, прогулялся в лес, вернулся – ещё полторы страницы, и ничего.
МТ А ты смотрел все эти многочисленные онлайн-трансляции, какие-то редкие концерты?
КК Нет, конечно! Я отдыхал от классической музыки, от переизбытка всего. Вообще в это время прекрасно перенастроился, потому что наконец-то смог побыть со своей семьей, понаблюдать, как растет мой сын – и это, на самом деле, сильно облегчало то сумасшествие, которое мы все переживали в самоизоляцию.
МТ В этот период, наверное, что-то изменилось в твоем восприятии – например, взгляд на исполнительство или будущее вообще?
КК На исполнительство – нет, оно остается таким же, как раньше. Только сейчас, после карантина, это доставляет больше эмоций. В какой-то момент работа превратила исполнительство в конвеер, который на время остановился во время пандемии. Вот, например, когда-то Гергиев сказал, что музыканту в среднем нужно две недели на восстановление после концерта. На эмоциональное восстановление. Но, на мой взгляд, сейчас все наши коллективы, оркестры, превращаются в какую-то роботизированную машину, которая приезжает, делает свое дело и уезжает – и все, больше ничего не происходит.
Проблема в том, что, когда у тебя концерты каждый день, то эмоционально к ним просто не успеваешь подключиться. Вот, например, мы выезжаем на Дальний Восток на двенадцать дней, и должны там сыграть условно 10 концертов. Целый день на перелёт (это же не как до Питера доехать), плюс часовые пояса – совсем уже плохо. В итоге приезжаешь играть фестиваль в таком состоянии, что тебе ничего не хочется. То есть ты знаешь, что надо отработать, выполнить свои обязанности – и все, кроме этого внутри ничего не остается.
МТ А сколько концертов в год вы играете?
КК В оркестре порядка 150. Это хорошее количество – мощное, но сбалансированное. Только помимо этого есть же еще и много камерных проектов, в которых задействованы солисты, и они занимают все остальное наше время. График получается плотный, иногда больше месяца без выходных (какие там две недели на эмоциональное восстановление).
Вообще грустно, что почти никто в наше время не рассматривает искусство просто как что-то, что позволяет музыканту и самому развиваться, и как-то морально просвещать публику, сейчас это стало больше гонкой. Гонка, гонка, гонка – ты постоянно играешь-играешь-играешь, и потом, когда вдруг останавливается вся концертная жизнь, у тебя начинают «ломаться» мозги. Во время самоизоляции это почти со всеми произошло. Кто-то был счастлив, что можно наконец столько времени проводить за инструментом в свое удовольствие. А кто-то рассказывал: ну, неделю позанимался, потом подумал: а зачем мне все это нужно?
МТ А ты стал больше заниматься во время самоизоляции?
КК Нет, точно не стал. Я такой человек, которому нужна цель. Если есть концерт, то репетирую усиленно, много и хорошо. А тот период, когда надо было заниматься «в стол», что называется, он уже прошел.
МТ Тогда что ты учил у себя в бане?
КК Пытался разбирать одно современное сочинение. Первый раз, когда его получил, я долго ругался. Оно мне, конечно, нравится, но в основном пока бесит – как и все сочинения, которые не читаются с листа.
МТ Я была на многих твоих концертах, и всегда это было прекрасное исполнение – и современной музыки, и классической. Но по твоим соцсетям, особенно по Инстаграму (запрещен в РФ), даже не скажешь, что ты вообще музыкант. Почему ты никак не занимаешься личным брендированием, какое твое внутреннее отношение к этому – ты ненавидишь продвигать себя?
КК Как-то преподаватель философии на лекции в Консерватории (это, видимо, была одна из немногих лекций, которые я посетил), сказал, что настоящий талант скромен. Правда, следующая его фраза опровергла предыдущую: «но скромность ведет к безызвестности». Вообще мне хватает той так называемой «известности», которая есть: то есть меня знают широко в узких кругах, и этого достаточно.
МТ Но одно дело – «известность», а другое – то, что люди не могут послушать даже записи твоих концертов, ты их совсем не выкладываешь.
КК Ну, чтобы выкладывать записи своих концертов, надо быть этими записями довольным.
МТ А такого никогда не бывает?
КК Знаешь, Рахманинов говорил, что, когда ты будешь доволен своим концертом, это станет твоим первым шагом на ступеньку ниже. У меня есть несколько записей, более-менее нормальных, которые можно выкладывать, но там все равно есть какие-то блохи – одна непрозвучавшая нота, несколько фальшивых – хотя это у всех есть, конечно.
МТ А после долгого карантина тебе не захотелось сыграть парочку сольных концертов?
КК Конечно, захотелось. Я даже придумал некоторые, надеюсь, что они состоятся. В основном это такой «романтичный романтизм». Потому что я соскучился по произведениям, как «Фауст» Венявского, Сарасате «Кармен» – классический скрипичный консерваторский репертуар.
МТ Кстати о консерватории. На твой взгляд, живет ли в этих стенах та старая скрипичная школа, идущая еще от Ойстраха, которую ты успел застать, или сейчас скорее зарождается что-то новое?
КК Новая исполнительская школа в любом случае возникнет. Но сейчас скрипка как инструмент в принципе переживает падение.
МТ Как думаешь, почему это сейчас произошло?
КК Потому что есть хорошие исполнители, есть хорошие педагоги, есть те, кто может и то, и другое. А есть люди, которые не могут ни того, ни другого – таких, к сожалению, тоже очень много. Потому что сейчас преобладают взаимоотношения «я тебе, ты мне», и действительно хорошие профессионалы часто в эту систему просто не попадают. Но надеюсь, что это когда-нибудь изменится.
МТ И я надеюсь, а пока – не будем о грустном. Расскажи: у тебя есть любимый композитор?
КК Это Шуберт. Я его люблю даже не за то, что он написал что-то скрипичное, а за его камерную музыку. На мой взгляд, он был большим новатором в свое время. Кто мог в то время сочинить октет, да ещё с духовиками? Про Шуберта есть такая чудесная фраза «божественные длинноты». У него сложные камерные сочинения с большими медленными частями, это не то, что думают люди, когда слышат «Шуберт». Это сложно для музыканта, сложно для слушателя (хотя смотря для какого). Мы играли такой концерт на фестивале Олега Кагана в Москве 7-8 лет назад – было здорово, но очень тяжело физически.
МТ А какой в твоей жизни был самый странный концерт?
КК Акция «Возникновение» на рынке в Смоленске. И там же моя любимая слушательница. Для меня это было немножко странно, я стоял и думал: что я здесь делаю, зачем опять согласился, зачем вообще с ним общаюсь, с этим безумным композитором Даниилом Посаженниковым.
А вот самый «прикольный» – крыша в том же Смоленске. Потому что это не просто забавно, но дает особое ощущение свободы – можешь играть как будто для всего города. Причем и аудиальные ощущения тоже странные, звук на открытом пространстве ведёт себя по-другому – к тому же, там был ветер, который мешал смычку, были голуби.
МТ Тебе было когда-нибудь страшно на концертах?
КК Почти всегда. Потому что никогда не можешь точно сказать, что с тобой произойдет через минуту. Вот, например, выходишь на сцену, играешь-играешь, и вдруг лопается струна или выпадает смычок. И ты думаешь: что произошло, почему так, ведь струна, допустим, новая, а смычок – это просто какая-то жесть, его иногда хочется скотчем к руке примотать. Потому что на публике всегда другие ощущения, это совсем не то, что заниматься дома.
МТ У меня есть для тебя классический «исполнительский» вопрос: что такое музыка?
КК Это интересно. Раньше ответил бы, что музыка – это моя жизнь. Но сейчас, благодаря пандемии, с появлением новой жизни в моей семье, моего сына, сказал бы, что музыка – это часть моей жизни, от которой я бы все-таки не хотел отказываться. Она меняет мировоззрение, и в принципе это какой-то стимул всегда быть в форме. Но не в форме музыкальной, а именно в эмоциональной, потому что музыка дает совершенно иной спектр ощущений, и, не знаю…Она везде, она во всем: похоже, я все равно возвращаюсь к тому, что музыка – это моя жизнь. Потому что она и в звуках, которые издает мой сын (даже кроме слов «мама, папа», «баба»). Он что-то передаёт голосом, и для меня это уже музыка – я слышу там какие-то мелодии, какие-то приёмы. И пытаюсь понять, как бы мог передать это на своем инструменте. То есть все равно получается, что музыка – это моя жизнь.
МТ Ты бы хотел, чтобы твой сын стал музыкантом?
КК Ну, я бы не хотел, чтобы он проходил тот путь, который прошел я, но постараюсь создать условия, чтобы ему было более комфортно во всех смыслах.
МТ А ты бы хотел предостеречь его от какого-то конкретного инструмента?
КК Да, от альта.
Это, конечно, шутка – на самом деле я очень люблю альт, он даже больше мне нравится, чем скрипка, потому что в скрипке мне не хватает той глубины, которая есть в альте. А вообще, конечно, не знаю, как все сложится, но по-моему музыкальное образование – обязательно для всех. Оно действительно перестраивает сознание, работу мозга, эмоции – в общем, в хорошем смысле внутренне преобразовывает нас.
МТ Многие музыканты говорят, что ощущают исполнительство как миссию, как призвание. А ты чувствуешь что-то такое?
КК Думаю, да, хотя это и непросто сформулировать. С одной стороны, у каждого в исполнительстве есть своя личная цель, но в то же время она у всех одна. Такой принцип соборности получается. Всех нас, музыкантов, великих и не очень, известных и безызвестных, объединяет одно стремление – просвещение. Все стараемся преподнести своё искусство публике так, чтобы оно отозвалось в сердцах и мыслях. Поэтому очень важно видеть отклик – знать, что нас услышали, поняли. Что удалось пробиться через невидимую оболочку отчуждения, появившуюся у людей в круговороте дикой, во многом противоестественной современной жизни. Поэтому, да, я чувствую себя частью такой большой задачи, миссии всех музыкантов – достучаться до самого сокровенного в душах людей и подарить им особые эмоции, которые можно выразить только языком звуков.
