Персона
Раньше среди дирижеров были специалисты либо по Брукнеру, либо по Малеру. А что насчет вас?
КП Малер всегда был мне близок в силу моего происхождения, полученного образования и того, как выстраивалась моя карьера. Но Австрия, ставшая моим вторым домом, открыла для меня новые перспективы в понимании его музыки. Мы с родителями жили в земле Форарльберг – в Брегенце и Хоэнемсе, вдали от главных центров страны, и учился я не только в Вене, но также в консерватории в Фельдкирхе.
Брукнер тоже был выходцем из провинции.
КП И это слышно в его музыке. Симфонии Брукнера – подлинные музыкальные пейзажи; здесь есть все – долины, горы, снежные пики, проливные дожди… Зная природу и население таких мест, как Форарльберг, иначе воспринимаешь творчество Брукнера. Я часто бывал в горах и еще в студенческие годы много поездил по австрийской провинции. Ее облик сильно разнится с парадной королевской Веной; это простой, глубоко укорененный мир, по-прежнему очень близкий к земле. Я часто вспоминаю время, проведенное в Форарльберге, когда дирижирую произведения Брукнера…
А как насчет Малера – композитора, достаточно комфортно чувствовавшего себя в мегаполисе?
КП Я всегда с почтением относился к наследию Малера и во время учебы в Вене еще больше проникся его музыкой. В Музикферайне, Концертхаусе и Государственной опере всегда ощущалось присутствие его духа, что тоже повлияло на мое отношение ко всему, что создал Малер.
Есть ли какие-то грани личности Малера, которые вам особенно импонируют?
КП Его еврейство много значило для меня. И хотя мои родители, проживавшие в Советском Союзе, не исповедовали иудаизм (от происхождения никуда не деться), все же знали о каких-то обычаях и религиозных праздниках, но лишь в той мере, в какой их соблюдали мои бабушки и дедушки, а также прабабушки и прадедушки. Мне не удалось посвятить себя этому вероисповеданию, о чем я теперь очень жалею. Но я ощущаю тоску (это не религиозное чувство в конфессиональном смысле) по трансцендентному, тоску по Творцу-духу, к которому Малер взывает в своей Восьмой симфонии. Это есть в каждой его работе.
Насколько вам близок мир эмоций Малера в целом?
КП Малер как-то высказался о себе, и его цитата стала известной: он назвал себя «трижды бездомным: как уроженец Богемии в Австрии, как австриец среди немцев и как еврей во всем мире». С этим чувством я познакомился после эмиграции из Советского Союза.
Еврейство, которое вы слышите в Малере, – не только религия, но и культурная традиция.
КП Да, и это невозможно игнорировать. Некоторые считают, что вся музыка Малера – еврейская. Я думаю иначе. Конечно, в его симфониях встречаются определенные элементы, воспроизводящие звучание клезмерских оркестров, – они пришли в его композиторский стиль вместе с воспоминаниями о детстве, проведенном в Богемии. Будучи мальчиком, он часто сталкивался с этим культурным явлением, а потом, во взрослой жизни нашел место для этнической еврейской музыки в своей собственной – вспомните «похоронное шествие» на минорный мотив Bruder Martin в предпоследней части Первой симфонии. Но это всего лишь артефакты. Музыка Малера не еврейская, она универсальна.
Давайте вернемся к вашему обучению в Форарльберге и Вене. Чему вы обучались, чтобы стать дирижером?
КП Прежде всего, это, конечно, базис – техника дирижирования. Она важна, но ее суть вы можете понять всего за два-три занятия. Дирижирование же как процесс – это то, что можно постичь только на практике. Конечно, новичку не предложат встать сразу перед оркестром. В Форарльберге я работал репетитором и аккомпанировал всем инструментам, которые только можно себе представить. Я также дирижировал любительским хором, состоявшим из пожилых людей, и использовал любую возможность, чтобы оттачивать профессиональные навыки. В Вене я также посещал репетиции великих дирижеров. К сожалению, мне не довелось услышать Караяна или Бернстайна, зато я видел, как работают с оркестром Арнонкур, Аббадо и Мути. Узнал от них невероятно много.
Можете привести пример, что именно?
КП Меня пригласили выступать в Метрополитен-опере в тот момент, когда там Риккардо Мути готовил «Аттилу» Верди. Я присутствовал на каждой репетиции. Было интересно наблюдать, как Мути знакомит оркестр с музыкой, как возвращает все к вокальной составляющей, к ритмической упругости музыки и к элегантности фразировки. Как я уже говорил, дирижирование – это практика. Теория здесь не помощница.
Я принимаю все, что могут предложить музыканты, и для этого поддерживаю с ними диалог.
Но это также означает, что проверить правильность своих интерпретаций можно только в оркестровой яме в театре или на сцене.
КП Это так. Если я как пианист сыграю определенный отрывок пятью разными способами, то в конце концов смогу понять, какой вариант самый удачный/правильный. У меня же как дирижера есть единственная возможность проверить верность интерпретации – встать перед оркестром. Только тогда я замечаю – иногда к своему ужасу – что та или иная идея не работает. Вот почему дирижер постоянно пребывает в бесконечных сомнениях в себе и своих трактовках.
А что вы делаете, если идея оказывается несостоятельной? Вы пробуете что-то другое на следующий день?
КП Я стараюсь отталкиваться от результата предыдущей репетиции. Можно радикально сменить подход, если, к примеру, выбран неправильный темп. Вы находитесь в непрерывном соревновании с самим собой. Вам постоянно приходится отвергать свои собственные решения и убеждать себя продолжать поиски. Этот самоанализ никогда не прекращается, и такова специфика профессии дирижера.
Что делать, если вы не совпадаете с оркестром в своих представлениях о том, как должно исполняться конкретное произведение?
КП Я прихожу на каждую репетицию тщательно подготовленным и всегда знаю, чего хочу добиться от музыкантов. Если бы не было предварительной работы над материалом, я бы чувствовал себя потерянным в присутствии стольких великих исполнителей, коими являются участники Берлинского филармонического оркестра. Мы стараемся добиться синтеза. Я принимаю все, что могут предложить музыканты, и для этого поддерживаю с ними диалог. Каждый, кто вносит творческий вклад в интерпретацию, должен ощущать себя комфортно и чувствовать, что его ценят и что у него есть возможность показать, на что он способен. Моя же задача – сопоставить все это с композиторским замыслом и интегрировать в общую картину.
Полный текст интервью был опубликован на сайте berliner-philharmoniker.de на английском языке
