Книга за семью печатями Тема номера

Книга за семью печатями

На Крещенском фестивале в «Новой Опере» исполнили российскую премьеру музыкального апокалипсиса

Открытия для Крещенского фестиваля – дело привычное. В этот раз на сцене «Новой Оперы» собралась большая компания – оркестр и хор театра, шесть солистов и локомотив всего действа – дирижер Федор Безносиков, – чтобы открыть российскому слушателю «Книгу за семью печатями» Франца Шмидта. Эта оратория, по словам ведущего концерта Ярослава Тимофеева, стала первой удачной попыткой музыкального осмысления «Откровения Иоанна Богослова». «Апокалипсис» по Шмидту – все та же история о грядущем падении человеческого мира, Страшном суде и вознесении праведников. Но пара тузов в рукаве припасена.

Для начала Шмидт делает эту историю вневременной. Созданная на пороге Второй мировой войны, лишенная исторических привязок в либретто, оратория может быть пророчеством для любой эпохи. С другой стороны, композитор делает рассказ о снятии печатей кинематографичным. Всадники Апокалипсиса будто проходят перед взором рассказчика-Иоанна, и «общие» планы сменяются «крупными»: от голода умирают мать и ее дитя, смиряются с участью человечества двое выживших брата «во смерти». А еще в ораторию добавляется полный надежды посыл – вероятно, ставший спасительным для самого композитора. На излете жизни, потеряв любимую дочь, Шмидт будто утешился словами страдающих: «Тот, кто выстоит до конца, будет спасен». Это намерение выстоять отчетливо слышится и в музыке.

Кстати, о ней. «Книга за семью печатями» – смесь позднего романтизма и неоклассицизма с легким привкусом атональности. Хоровые голоса сплетаются в полифонические косы, барочная звукоизобразительность сочетается с вполне себе вагнеровскими созвучиями, а тональные границы лейтмотивов размываются. Партитура выстраивается в вереницу препятствий – и ждет преодоления.

За дело взялся Федор Безносиков. Усмиряя форму, собирая и расцвечивая фактуру, он упорно пробивался к свету сквозь масштабную партитуру с ее мрачным содержанием – и в конце пришел к выстраданному, но незамутненному мажору. Оркестр с полной отдачей следовал за дирижерской волей, хоть и складывалось впечатление, что в бесконфликтных эпизодах ощущение внутреннего движения у них не всегда совпадало.

Серьезный вызов принял солист Дмитрий Шабетя. Певцу не вполне далась вытягивающая жилы тесситура и без того сложной, а, главное, долгой партии Иоанна: под конец оратории случались ощутимые потери. Величественно, но несколько надсадно доносил Виталий Ефанов из глубины сцены партию Голоса Господа. Екатерина Мирзоянц, Александра Саульская-Шулятьева, Станислав Мостовой и Михаил Первушин старательно сливали свои голоса в ансамбли земных и небесных обитателей. Наконец, едва ли не главная роль в оратории отведена хору. И коллективу «Новой оперы» было где разгуляться: справляясь с техническими трудностями, хор переливался множеством красок: он возвещал волю господа и ужасался ей, шептал слова утешения и требовал возмездия, смирялся и ликовал. Вот уж кто точно выстоял до конца.