Комедия и трагедия на конец времени События

Комедия и трагедия на конец времени

В финале Дягилевского фестиваля показали мистерию Карла Орфа

Территория Сюмака, Ксенакиса и Гамлета

Алексей Сюмак – один из давних резидентов фестиваля. Его умение создать особое звуковое пространство, которое идеально подходит к философствованию, сделало его желанным участником разных программ как прошлых фестивалей, так и в нынешнем году. Одна из них – «Территория Гамлета» – придумана Катей Бочавар, хозяйкой галереи «Граунд Солянка». Первоначально спектакль существовал как онлайн-проект, а проще сказать – фильм, сделанный в период пандемии для фестиваля «Демидова Фест 2020». Он задумывался как оммаж знаменитой работе Аллы Демидовой в постановке Теодороса Терзопулоса «Гамлет-урок» в греческом театре «Аттис». В Перми он обрел телесность: в цехе №5 Завода Шпагина сделали вытянутый помост, где расположились участницы перформанса. Некоторые сидели на скамьях-качалках, другие стояли у нотных пультов. В процессе представления девушки (среди которых были известные хоровые дирижеры и певицы Арина Зверева, Ольга Россини, Ольга Власова) пересаживались, влезали на кубы, ходили вокруг помоста, наигрывая на блок-флейте (помните знаменитый диалог Гамлета и Гильденстерна: «Вот флейта. Сыграйте на ней что-нибудь»?). Сцену же декорировали кучами хвороста, а небольшие пучки веток лежали и на каждом стуле. Как по Станиславскому, они не остались немыми символами, а «выстрелили», причем неожиданным образом.

Если пытаться анализировать с точки зрения музыкальной формы, то композитор создал искусные вариации на простую как бы барочную мелодию. С каждым проведением она обретала иное обличие: ее пели на разное количество голосов, на нее накладывалась  шумовая фонограмма, разрушавшая гармонию и чистоту. А сверх того, каждая вариация завершалась хрустом веток. Этот специфический звук, раздававшийся в полной темноте, каждый мог трактовать в силу своего воображения и бэкграунда. Думается, что организаторы рассчитывали, что все сидящие присоединятся к ритуальному ломанию, но флешмоб не удался. В большинстве своем публика довольно настороженно наблюдала и оставалась отстраненной, словно не решаясь вступить на территорию  Гамлета – и вправду, ведь «мы знаем, что мы есть, но не знаем, чем мы можем быть».

Петр Главатских. Фото: Никита Чунтомов

С таким же почтительным безмолвием (но уже по воле исполнителя) зрители внимали на следующий день «Посвящению Янису Ксенакису». Кажется, что мультиперкуссионист Петр Главатских в прошлой жизни был шаманом. С таким неистовством и страстью он отбивал замысловатые ритмические структуры, с таким мистицизмом он касался кончиком рукояти колотушки, заставляя вслушиваться в еле слышный шорох…

Программу обрамляли части пьесы Rebonds Яниса Ксенакиса – к 100-летию героя греческого Сопротивления. Между ними – впечатляющая демонстрация как самих инструментов, так и их возможностей. Наиболее впечатляющими тут оказались сочинения самого Петра Главатских: для сантура – разновидности цимбал с металлическими струнами, откуда исполнитель специальными палочками извлекал мелодичные звуки. И для семантрона – подвешенной деревянной доски, которая исторически использовалась в православных монастырях вместо колокола, чтобы собирать братию. По ходу пьесы кто-то из слушателей «пошутил»: так у меня по соседству дачу строят. Что ж, легкой жизни никто не обещал.

Но были и возвышенные моменты, когда в крайних частях Прелюдии, Токкаты и Постлюдии Леры Ауэрбах слушателей окутывало облако обертонов вибрафона, смешиваясь со струящимся пиротехническим дымом. Для исполнения «Зеркал пустоты» Главатских использовал специальную подзвучку, создающую, по замыслу композитора Григория Смирнова, delay-эффект или умноженное эхо. Длинноватая, вводящая в транс композиция запомнилась певучей мелодичностью маримбы, которая до этого в «Клятве» Алексея Сюмака завораживала мистическими тремоло и гулкими созвучиями.

Искусно составленный нон-стоп концерт завершился ошеломительной дробью и эффектным затемнением. Публика расходилась, но Дух Музыки, материализовавшийся по воле исполнителя, еще какое-то время витал под железными перекрытиями цеха № 5.

Элементарно, Орф

40 лет назад ушел из жизни композитор Карл Орф. При упоминании его имени, прежде всего, вспоминается «Кармина Бурана» с растасканным по рекламным роликам хором «О, Фортуна». Однако этот автор написал и другие сценические композиции, в которых он занимался разного рода реконструкциями форм раннего театра, воссоздавая, к примеру, средневековые площадные постановки или древнегреческую античную мистерию.

К последнему типу примыкает и «Комедия на конец времени» о Страшном суде и падшем ангеле, вернувшемся назад в Рай. В свое время Густав Малер представил подобную историю о раскаивающемся грешнике в Восьмой симфонии, называемой «симфонией тысячи участников». Орф дал новый поворот этой идее, также прибегнув к огромному составу – 3 хора, 20 солистов, 25-30 ударников, шестерной состав духовых, орган, 3 рояля, квартет виол да гамба и так далее.

Теодор Курентзис уже обращался к этой партитуре в 2007 году и совместно с Кириллом Серебренниковым показал тогда театрализованную версию в Концертном зале имени П. И. Чайковского. Уже все детали и не вспомнить, но Люцифер изображал свою греховную сущность, выходя в туфлях на шпильках и в накинутом рыжем полушубке поверх трико. Там были и люди в противогазах, и шествие чернорубашечников, кинопроекция хроники на фоне портретов российских правителей XX века – Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева…

В нынешнем варианте получилась постановка в духе элевсинской мистерии, что более соответствует замыслу композитора. Придумала концепцию режиссер Анна Гусева, о которой известно не так много, да и фактически это ее дебют в таком серьезном жанре. В буклете приведены ее слова, что сценарий Орфа – это некая канва, по которой режиссер и дирижер «вышивают» свои узоры. «Мы начинаем с того, что люди убили Бога. Во втором акте они Бога поминают – постепенно приходят к осознанию того, что натворили, поэтому в перформансе много разных элементов народных ритуалов, связанных с культами предков», – поясняет Анна. Не во всем можно разобраться с ходу, наверное, в такую постановку надо не раз вслушиваться, всматриваться, чтобы в массовых оргиастических сценах проступали детали. Тем более что режиссер посчитал необязательным давать русские субтитры, без которых разобраться, какого рода пророчества выкрикивают Сивиллы в первой части (по-гречески), как именно им далее парируют Анахореты (на латыни), невозможно. Зрителю обозначают лишь названия частей, да в один из моментов на заднике (словно во время пира Валтасара) проступают фразы: «Конец всех вещей – всех грехов забвением станет».

К. Орф. De temporum fine comoedia. Фото: Никита Чунтомов

Неудивительно, что самой трогательной и идейно оправданной становится сцена преображения падшего ангела в Люцифера (ангела света), предстающего в образе маленькой девочки. Она несет с собой павлина – символ солярности, воскрешения, звездного небесного свода. Блудное дитя возвращается в лоно Божественного, и в финале под звуки консорта виол Отец и его обретенный ребенок уходят в вечность.

Из «Литеры А» – огромного ангара на отшибе территории завода – зрители шли, оживленно обсуждая увиденное. «Все настолько синтезировано – и звук, и свет, и музыканты, и пластические образы – мощнейшее впечатление, мощнейший накал эмоций», – таково было мнение большинства.

Параллельно репетициям на Заводе Шпагина в Доме Дягилева шла образовательная лаборатория, где ставили «Комедию на конец времени», но в лайтовом варианте – с участием детей-актеров. Орф, как известно, автор оригинальной системы детского музыкального образования. Осуществить этот необычный проект была приглашена Наталья Вальченко. Она – действительно фанат этой темы. Окончив Санкт-Петербургскую консерваторию как теоретик, затем – Орф-Институт в Зальцбурге, Наталья теперь  живет и работает в обычной школе в Выборге. И сама говорит, что «музыковеды – это как бы боги, смотрящие с Олимпа на простых людей, которые зачастую не слышали про Баха или Чайковского; мне же всегда хотелось нести музыку в массы».

В Перми в ее распоряжении было 9 ребят, в возрасте от 11 до 15 лет, которые азартно скандировали заклинания и кружились в ритуальной пляске, сами аккомпанируя на ударных инструментах. Наталья была дирижером, суфлером, била в бонги – в общем, помогала ребятам держать пульс  и  ритм.

Это был совсем другой спектакль – камерный, без пафоса, но зато очень искренний, внятно выстроенный и понятный, так как все тексты произносились по-русски. В конце Люцифер также сбрасывает сатанинское обличие и уходит под аккомпанемент двух виолончелей, играющих все тот же хорал «Перед твоим престолом предстаю».

Уже скоро, в июле, на Зальцбургском фестивале Теодор Курентзис покажет интерпретацию Орфа, сделанную совместно с Ромео Кастеллуччи и Малеровским молодежным оркестром (GMJO). Вот интересно узнать, каким окажется «конец времени» по системе координат итальянского экспериментатора.

Наш друг Теодор – фокусник

Жара музыке не помеха События

Жара музыке не помеха

Летний фестиваль в «Сириусе» вновь собрал звезд

Делать меньше События

Делать меньше

Игорь Булыцын представил на сцене БДТ новую постановку «Брух. Сюита» для труппы Театра балета имени Леонида Якобсона

Новая искренность События

Новая искренность

«Лето. Музыка. Музей» в Истре как место нового культурного паломничества

Арт-коллаборации в Судаке События

Арт-коллаборации в Судаке

В Академии «Меганом» прошла первая музыкальная лаборатория Московской консерватории