События
Одной из сильнейших сторон ансамбля, существующего уже тридцать лет, но не утерявшего неуспокоенности, по-прежнему остаются концерты-портреты. В этот раз таковых портретов было два, объединенных заголовком «Варез – Веберн: на фоне звезд и пустынь». Особую сложность при составлении программы представлял Варез, писавший в основном для крупных составов. С Веберном в этом плане было легче: его музыка по большей части камерна.
«Веберн видит в отдельном звуке маленькую Вселенную; <…> звуки для Вареза – песчинки в бескрайней пустыне», – объясняла «Студия» идею концерта-лекции в Московской консерватории.
Оба композитора, безусловно, преодолели свое время, но одного этого акцента недостаточно. Каждый по-своему, они шли путем обновления музыкального языка, но не избавления от него. Были трепетны к музыкальной ткани, что не всегда отличало и отличает композиторов последующих поколений.
«При всем их колоссальнейшем новаторстве, оба тесно связаны с историей музыки, с нашим слушательским восприятием, его особенностями – ведь наше звуковое восприятие неравномерно, это не сантиметровая линейка, а скорее параболическая фигура. Веберн с его звуком как частицей и Варез с его звуком как волной поразительно соединили онтологический логицизм музыки с несовершенной человеческой онтологией. Поэтому они очень современны», – говорит художественный руководитель «Студии новой музыки» композитор Владимир Тарнопольский, чье живое отсутствие на концертах ансамбля уже не один месяц воспринимается как нечто аномальное, но, увы, реальное.
С непростой ролью ведущего (ни в коем случае не конферансье!) вновь блестяще справился Федор Софронов – эрудит в области современной музыки, композитор, музыковед, доцент Московской консерватории и старший научный сотрудник Центра современной музыки (научный и административный «штаб» «Студии новой музыки»).
«Композитор настолько экономит нотные знаки и при этом разнообразит звуки, что каждой следующей ноте соответствуют все более разные значки: сила взятия, акценты, тембры, которые достигаются с помощью положения волоса смычка на струнах», – предварял Софронов уже не вполне романтический Струнный квартет Веберна (1905), исполненный затем скрипачками Мариной Катаржновой и Екатериной Фомицкой, альтисткой Екатериной Марковой и виолончелисткой Ольгой Галочкиной настолько точно и тонко, что оставалось лишь укрепиться во мнении: лучшие трактовки музыки прошлого случаются при доскональном знании музыки настоящего.
От развалившейся тональности – к додекафонии: этот период в творчестве Веберна был представлен в Рахманиновском зале удивительным по составу Квартетом для скрипки, кларнета, саксофона и фортепиано (1928-1930), шедевральным Концертом для 9 инструментов (1931-1934) и Вариациями для фортепиано (1936; «Здорово, но непонятно», – напомнил Софронов об «отвисших челюстях» студентов Московской консерватории, которым сыграл это сочинение в 1957 году великий Гульд).
Отданное Варезу второе отделение открыла единственная его сольная пьеса Density 21,5 («Плотность 21,5», плотность платины), написанная в 1936-м для Жоржа Баррера и его платиновой флейты. В пьесе неожиданно используется slap – задолго до мейнстримного применения этой расширенной техники.
Представленная следом (в записи) «Электронная поэма» (1958) может показаться сегодня бедноватой по звукам, однако драматургически она чрезвычайно насыщенна: своего рода постинструментальный театр.
В завершение же звучал гениальный Octandre (1923), живо напомнивший о приезде в Москву французского Ensemble intercontemporain – кажется, уже сто лет назад (сентябрь 2021).
