Константин Комольцев:
Самый ценный ресурс сегодня – одиночество и тишина

МН Вы пишете о себе, что входите в группу, но не выносите течений, любите работать с чужим материалом, но предпочитаете начинать с нуля. И все-таки, кто такой композитор Константин Комольцев?  

КК  После консерваторского ученичества я еще не успел разродиться достаточным количеством опусов, так что делать какие-то выводы рано. Я бы хотел, чтобы моя музыка находила отклик у широкой аудитории. Можно было бы наречь себя рок-артистом от академической музыки, но сейчас я скорее вдумчивый мечтатель. 

МН Почему именно рок-артистом?  

КК Это притягательный образ из времен моей юности. Для меня рок-музыка – это самое яркое событие XX века, ее появление нельзя сравнить ни с чем другим. Обычно в популярных обзорах история музыки начинается со Средневековья, потом идет барокко, классицизм, романтизм, а потом сразу The Beatles, минуя нашу любимую Нововенскую школу и послевоенный авангард. И я понимаю, что, в сущности, для всего мира так оно и есть. С другой стороны, я согласен с утверждением, что рок-н-ролл мертв, он давно отработал свое и в конце 1980-х дошел до кульминации в виде таких групп, как Yes, King Crimson, Queen. Потом стала набирать обороты рэп-культура, но, думаю, сейчас мы уже наблюдаем ее закат.  

МН А дальше что будет, как думаете?  

КК Хочется верить, что как у Настасьи Хрущёвой – «Начало времени композиторов». Любой панк-артист может собрать сейчас небольшой андеграундный зал, и я мечтаю, чтобы молодые композиторы по значимости и популярности были хотя бы на уровне местного панка. По крайней мере, со своей стороны я приложу к этому все усилия, потому что дать мы можем гораздо больше.  

МН Актуален ли для немосковских композиторов тезис «Москва – не Россия»?  

КК С экономической точки зрения – да. Даже в крупных культурных центрах при условии финансирования сложно сделать концерт или запись своих сочинений, потому что профессиональные музыканты иногда просто физически не могут участвовать в других проектах. Они с утра до ночи работают в филармонии или театре, а дома их ждут дети. Но с точки зрения творческого общения при нынешних возможностях этот разрыв практически не ощутим. 

Я очень горд моим регионом, у него свой путь, свое предназначение. Одно наследие Свердловского рок-клуба чего стоит. Мне немного обидно, что столица Урала со времен «Наутилуса» и «Агаты Кристи» не может выдать чего-то сопоставимого по уровню. Хотелось бы возродить эти традиции и приумножить их. А что касается академической музыки – ходит легенда, что об уральской композиторской школе Шостакович сказал: «Возможно, на этом “навозе” когда-нибудь вырастут прекрасные цветы». Надеюсь, если это будет и не наше поколение, то хотя бы следующее. Но если сейчас мы все разъедемся, то тогда точно ничего не вырастет.  

МН Вы тоже уезжать не собираетесь?  

КК Лучше я буду писать «условный рэп» на Урале, чем академическую музыку на Западе. Нас ведь как воспитывают? Если ты все-таки занялся композицией, то делай это, что называется, «на века» – и, возможно, тогда тебя будут воспринимать, но уже после твоей смерти. А мне хочется реализоваться здесь и сейчас. У меня до сих пор забирают аудиторию все те композиторы, кто жили до меня, и единственный повод исполнить в симфоническом оркестре сочинение современного уральского автора – это его 80-летний юбилей. На мой взгляд, писать музыку будущего – это работа композиторов будущего, хотя и тут есть исключения. Обеспечивать музыкой композитор должен свое время, и для себя сегодня я вижу выход в том, чтобы писать для максимально широкой аудитории. 

МН Чувствуете, какие сейчас у этой аудитории потребности?  

КК Она тоскует по хорошему року, а вскоре начнет тосковать по рэпу и по хорошей попсе. Я уверен, что ее начинает сильно тошнить от штамповки.  Знаете, один год своей жизни я был строителем, выполнял облицовочные кафельные работы, и это был один из самых важных и интересных опытов в моей жизни. Мне эта сфера очень близка, я и сейчас наблюдаю за тем, что происходит в мире кафельной плитки, в курсе всех новинок и мод. За многими из крутых мастеров я слежу в Instagram (запрещен в РФ), и то, что они делают, – это просто космос! Так вот, есть два сегмента ремонта: первый – дешевый и быстрый, второй – элитный и дорогой. Дешевый ремонт предполагает быструю и, как правило, некачественную работу, плохие материалы и общую убогость. Если ты молодой мастер, то, скорее всего, такой этап неизбежен. Но чтобы заниматься красивым дизайнерским ремонтом, нужно отдать этому всю свою жизнь: учиться, ездить на мастер-классы, в том числе и в Европу, поддерживать контакты с другими мастерами и дизайнерами. В музыке ведь то же самое: хочешь есть – пиши прикладную музыку, и самое главное – быстро! Просто получаешь референсы и делаешь «также, но по-другому», – так обычно просят заказчики. Но для создания чего-то интересного и ценного с художественной точки зрения очень часто нужны годы, а еще лучше – годы тишины и одиночества. Вот это самый ценный ресурс сегодня – одиночество и тишина.  

МН Можно ли говорить о формировании на Урале молодого композиторского или межцехового комьюнити?  

КК Если нас с композитором Романом Цыпышевым, моим другом и однокурсником, не считать за сообщество, то, пожалуй, нет. Одно время наша ячейка тянулась к уральским поэтам, но они еще более закрытые, чем композиторы. У них уже сформировалось свое поэтическое сообщество, внутри которого они, видимо, по-своему счастливы. Нам просто не хватило личных контактов, чтобы с ними объединиться.

МН Почему?

КК Они не понимают, кто мы такие. В какой-то момент меня даже задевало, что в живописи или поэзии я разбираюсь лучше, чем художники и поэты в академической музыке. Притом что все они образованные и творческие люди. Возможно, пока не случилось серьезного повода для нашего объединения, и все еще впереди.

МН Что вас увлекает, помимо музыки?

КК Поэзия, дизайн, кинематограф. Кинематограф в последнее время все больше и больше. Если в музыке у меня почти нет кумиров, то в сфере кино это Питер Гринуэй. В музыке я бы хотел быть таким, как Гринуэй в кино. Представьте барочную потолочную роспись: издалека в сводах виднеется небо и ангелы, но если подойти поближе и рассмотреть ее, то оказывается, что все это сложено из мусора. Гринуэй способен превратить красивое в безобразное, а безобразное – в красивое. Я бы очень хотел научиться делать подобное в музыке, такое же безбашенное и утонченное одновременно.  

МН Сразу вспоминаю запись, где ансамбль старинной музыки, в котором вы играли, исполняет рондо XVI века на тракторе. Когда я слушала ваши сочинения, мне показалось, что старинная музыка явно влияет на вашу.

КК Под влиянием средневековой музыки я находился с юности. Меня всегда завораживала ее терпкая пустота, ее прозрачная ясность и вместе с тем диссонантность. Музыка эпохи Возрождения и строгий стиль для меня особый вид волшебства! Казалось бы, пишешь какие-то простые вещи, выполняя предписания по учебнику, а звучит в итоге отлично, особенно в храмовой акустике.

Я начал играть в ансамбле Flos Florum летом, после поступления в Уральскую консерваторию, и уже осенью похвастался своему профессору, что на практике приобщаюсь к старинной музыке – думал, он оценит. А он сказал, чтобы я немедленно оттуда уходил, и что композитор ни в коем случае не должен быть связан с исполнительской деятельностью, иначе это может привести к потере себя. Я тогда был шокирован его словами, но в итоге прислушался и завязал с этим делом. 

МН Что насчет общих тенденций в композиторском сообществе, они есть?

КК Есть одна тенденция, которая меня очень радует. Она связана с поколением людей, пришедших в музыку с улицы или начавших заниматься ею в осознанном возрасте. Они похожи на цветы, пробивающиеся сквозь асфальт. Их не затянула инерция классического музыкального образования, и для них не существует идеологического разделения между Моцартом, Дебюсси и Штокхаузеном с одной стороны и Led Zeppelin, Тупаком (2PAC) и Фараоном (Pharaoh) с другой. У них совершенно нетипичная слушательская база и безграничный арсенал выразительных средств. Многое из того, что эти новые творцы делают сегодня, мне кажется очень перспективным, возможно, и будущим трендом.  

МН Вы стали лауреатом двух номинаций в достаточно серьезном конкурсе. Означает ли это, что вы в тренде?  

КК Чтобы быть в тренде в наше время, нужно оставаться деятельным и постоянно выдавать продукт. В тренде находятся Дмитрий Курляндский, Сергей Невский – они сочиняют много и на очень высоком художественном уровне. А я так пока не умею и тем более не пытаюсь ухватиться за все возможности. Пока я стараюсь накопить тишину в себе. Последнюю пьесу делаю уже полгода и все никак не могу закончить с некоторыми ее фрагментами. Даже конкурсные сочинения я очень долго не выкладывал: мне было стыдно за то, что я сделал, казалось, что в чем-то я не доработал, где-то не дожал. Конечно, я был бы рад, если бы знал, что создаю тренд или нахожусь в нем – это бы означало, что я иду в верном направлении.  

МН А если вы об этом так и не узнаете, будете продолжать писать музыку?

КК Даже если все в моей жизни останется так же, как сейчас, я буду продолжать писать музыку. Композиция для меня – это не работа и не хобби. Сочинением музыки я не зарабатываю, но и удовольствия мне оно, честно говоря, не приносит. Для меня это скорее служение. Это очень трудно и каждый раз мучительно. И если душевное состояние позволяет мне не писать музыку в данный момент – я скорее не стану этого делать.

МН Каким хотите видеть себя через пять лет?

КК У нас в Екатеринбурге строят новый филармонический зал. Наверное, через пять лет он будет как раз готов. Я мечтаю, чтобы моя музыка звучала на его открытии – для меня это было бы самое большое признание на этом этапе.