События
Вроде бы всё как всегда. На сцене Большого зала консерватории стоит рояль, выходит ведущая, объявляет произведение… Вот только не слышны привычные покашливания, шуршания программок, аплодисменты. Зал пуст. Ощущение, будто смотришь какой-то фантастический фильм…
22 марта ровно в 19:00 публика собралась не в концертном зале, а перед экранами своих компьютеров, ноутбуков, смартфонов. Играл Николай Луганский – «гений нашего времени», пианист, каждый концерт которого ожидается с особым нетерпением. И вот теперь – новый формат общения музыканта со зрителем, продиктованный реалиями сегодняшнего дня.
Предваряя свое онлайн-выступление, Луганский сказал очень важные слова, которые могли бы стать эпиграфом для всего консерваторского фестиваля: «Музыка жива! Она всегда была главным утешением, радостью, переживанием в моей жизни. Так же – я уверен – и для многих людей. К сожалению, в зале никого не будет. Но, я считаю, в такое время, как сейчас, очень важно что-то делать, чтобы жизнь продолжалась. Чтобы музыкальная жизнь продолжалась! Всем желаю наслаждаться музыкой в любом варианте: слушайте записи, слушайте онлайн-трансляции. Уныние и апатия – это самое ужасное, что может сейчас случиться. Желаю всем энергии, бодрости и мужества!»
Для онлайн-концерта Николай Луганский выбрал своих «коронных» композиторов. И в первую очередь это Бетховен. Соната №30 ми мажор, ор.109. Посвятив свое сочинение Максимилиане Брентано, сам композитор писал, что выражает «дух, объединяющий благороднейших, лучших людей на земном шаре, тот дух, который никакое время не может разрушить». А эти слова можно считать эпиграфом уже непосредственно ко всему концерту Николая Луганского!
Бетховен для Луганского – композитор особый, по-настоящему родственный ему по духу. И это чувствуется буквально во всём. В бетховенском репертуаре Луганский безупречен: его эталонное исполнение отличает стройность формы в сочетании с внутренней экспрессией, чеканность каждой детали, идеальная филигранная техника. В год Бетховена Луганского так и хочется назвать «истинным бетховенским пианистом»! Отличительная черта Луганского-исполнителя: внешне он ничем не проявляет свои эмоции, спокоен, бесстрастен, аристократичен. При этом зримо и ярко оживают светлые образы Сонаты №30, которую Ромен Роллан назвал «игрой мечты и любви»!
Одна из счастливых особенностей онлайн-трансляции: можно следить за крупным планом рук пианиста. Любоваться, но все равно не постичь до конца, «как же у него это получается»!
Последний аккорд, поклон пустому залу…
Онлайн-трансляция психологически воспринимается совсем не так, как, к примеру, студийная запись, так же проводимая без зрителей. Когда удается абстрагироваться от «фантастического фильма», то начинаешь чувствовать: по ту сторону экрана пианист тоже видит зрителей, обращается к ним, получает обратную связь. И тогда инфернальность «мертвого» зала отпускает.
А на смену бетховенской лирике приходит «песнь о любви» Сезара Франка. Прелюдия, фуга и вариация h-moll, ор.18 в транскрипции для фортепиано Гарольда Бауэра. Это одно из самых проникновенных произведений, написанных Франком для органа, но Луганский стремится не имитировать органное звучание, а продемонстрировать многогранность звуковой палитры именно рояля, убедительно доказывая, что его «голосу» также доступны глубина и объемность. Строгая возвышенность и одновременно теплая искренность – вот что выводит на первый план у Франка пианист, словно бросая мостик от французского романтизма к «безудержному русскому размаху» рахманиновских прелюдий опус 23.
Из десяти прелюдий цикла Луганский выбирает семь и выстраивает их в собственном порядке. Протяжная песня (№1) постепенно переходит в страстно взволнованный монолог (№8 и №9), рождая одухотворенные поэтические образы, родственные лирическим эпизодам Второго фортепианного концерта (№6). На смену «чистой лирике» приходит захлебывающаяся экстатическая и в то же время абсолютно безупречная с точки зрения виртуозной техники Прелюдия №7, вновь уступая место певучей и созерцательной, широкой и нежной Прелюдии №4, чтобы окончательно утвердиться героической «аппассионатной» Прелюдии №5.
Финал-апофеоз, и зал должен был бы здесь взорваться овациями… Явным «номером на бис» прозвучал баховский Хорал из кантаты №147 в транскрипции Майры Хесс. Успокаивающий и словно говорящий всем нам: «В итоге всё будет хорошо!»
Невольно подумалось: хорошо бы запись именно этого концерта отправить в космос – как идеальный музыкальный портрет Человека!
Но раз уж мы теперь находимся в интернет-пространстве, то в заключение хочется процитировать один из комментариев, появившихся на сайте фестиваля «Московская консерватория – онлайн» практически сразу после концерта Николая Луганского: «Спасибо всем, кто организовывает такие концерты, и нашим прекрасным исполнителям, и не страшно, что зал пустой, в этом есть трагическая красота. Главное, мы слушаем и наслаждаемся. Для чего же еще нужна музыка?»
И этими словами, кажется, сказано главное.
Николай Луганский: Теперь я понял, как важны слушатели в зале
После выступления в Большом зале консерватории в онлайн-концерте Николай Луганский рассказал Евгениии Кривицкой, легко ли было творить в отсутствии публики:
“Странновато, конечно. Когда играешь, всегда анализируешь во время исполнения – что-то удалось, что-то – нет. И когда после звучат аплодисменты, ты понимаешь, что вроде многое получилось, не все так ужасно. А тут никто хлопает, и ты выходишь в своих мыслях и сомнениях. Знаете, сам удивился: ведь я всегда декларирую, что на сцене надо общаться с музыкой, а не с публикой. Теперь я понял, какой важный компонент – слушатели в зале, как они помогают. С другой стороны, драматизировать не стоит: бывают генеральные прогоны, без публики, опыт концентрации есть. Я много записываю диски в студии, и тогда часто приходится исполнять пьесы без остановок. Легенды, что музыканты кусочками пишут, наоборот, стараешься играть целиком.
Что касается программы, то специально поставил несколько самостоятельных сочинений разных композиторов, чтобы была возможность встать, уйти за кулисы. Так как я в принципе не люблю долго сидеть за роялем: во время занятий тоже делаю перерывы, чтобы переключить внимание, размяться.
Перед концертом режиссеры искали оптимальное положение для операторов, что тоже создало некоторое напряжение – двигали рояль, микрофоны. Что касается процесса съемки концерта, то я в принципе камеры не люблю, в таком формате их было даже больше обычного. Я через силу это воспринимаю. Потом, когда уже погружаешься в исполнение, перестаешь думать об этом.
С каким чувством я вышел после концерта в БЗК? Вначале – с тяжелым. Но потом послушал фрагменты трансляции, почитал отзывы и комментарии в интернете, и настроение улучшилось.
На май было назначено довольно много программ, в том числе с сольными произведениями, новыми для меня. В Люцерне планировалась Вторая соната Глазунова, одного из моих самых любимых композиторов. Его симфонии – уровня Чайковского, не ниже. А сонату я обещал выучить руководителю люцернского фестиваля Нуму Бишофу-Уллману. Она безумно сложная, ее замечательно играл Эмиль Гилельс – больше записей я не нашел. Также буду готовить «Эстампы» Дебюсси для выступления в Концертгебау в Амстердаме. Все эти планы под большим вопросом пока. Наверное, посмотрю Третий фортепианный концерт Метнера, намеченный на следующий сезон. Собирался записывать сонаты Бетховена – двадцать восьмую, тридцатую и тридцать вторую. Думали сделать это в июле, в Италии, дай Бог ей процветания.
О Бетховене у меня договоренность с лейблом Harmonia Mundi, где выпущены три моих последних альбома: Дебюсси, все прелюдии Рахманинова и только вышедшие сочинения Франка. Наверное, саму запись можно осуществить и в Москве – в современном мире не так важно, где выпускается продукт. Просто в Италии мы нашли чудесное место, Доббиако, он же Тоблах, где Малер проводил два или три лета в последние годы жизни. Там он написал свою Девятую симфонию. В Доббиако симпатичный концертный зал, хороший настройщик со своим роялем.
На самом деле иллюзия, что мы сидим и ничего не делаем. Мне постоянно звонят из Европы, многие просят интервью по телефону, есть предложения поиграть камерную музыку онлайн, так что наоборот я жду момента, чтобы наступила передышка. Последние годы жизнь была настолько сумасшедшая, больше ста концертов в год, постоянные переезды, перелеты, поэтому возможность заниматься полтора-два часа в день – это хороший вариант, меньше – плохо, а больше – уже люкс. Я даже немножечко отвык от долгих репетиций, как бывает, когда в 20-летнем возрасте готовишься к международному конкурсу. Так что мечтаю, что может быть сейчас будет больше времени, и я снова научусь посерьезнее работать”.
