События
Мюзикл создан в соавторстве композитора Сергея Дрезнина и либреттиста Александра Шишова. Спектакль поставлен главным режиссером театра Ниной Чусовой в жанре социальной антиутопии с элементами готики.
Мюзиклы Сергея Дрезнина, вдохновенного, заряжающего своей энергией музыканта, идут на сценах многих стран и городов. «Человек…» – это третий опус композитора, написанный специально для екатеринбургской труппы, где много лет с неизменным успехом идут его музыкальные блокбастеры «Екатерина Великая» и «Яма». Остро чувствуя драматико-эскапистскую природу жанра, композитор принципиально обращается к музыкальной полистилистике. В «Человеке», захватывающем с первой ноты, охвачены, кажется, все музыкальные стили. Императивной теме власти противостоит шарманочный аккомпанемент уличного спектакля; хард-роковой характеристике анархистов-шутников – рэповая монотонность открывателей бутылок; нежным дуэтам главных героев – фривольный свинг их антиподов, Джозианы и Дэвида; возвышенному свадебному хоралу – жутковатый ритм-н-блюз жезлоносца (список неполный). В качестве аранжировщика выступил композитор Валентин Барыкин. Найденные им инструментально-стилевые решения, где острота современной гармонии и голосоведения, политональные переходы сочетаются с «исторически-ориентированными» фрагментами и классицистско-барочными инкрустациями, безупречны. Градус симфонизированных сквозных сцен повышен: оркестр под управлением опытного Эхтибара Ахмедова, с добавленными роялем, клавесином, ритм-гитарой, позволяет наслаждаться всеми нюансами партитуры.
Роман Гюго, с его романтическими образами и коллизиями, словно создан для мюзикла. Но перевод этого объемного текста с протяженными авторскими отступлениями и описаниями в сценический формат – задача непростая. Автор либретто Александр Шишов точно чувствует театральное время и специфику жанра. Его сценарий разворачивает события динамично; тексты небанальны и остроумны. Появляется новая сюжетная линия – квартет «шутников». Они же палачи, приставы, открыватели бутылок – в общем, властный «аппарат», поющий, к слову сказать, слаженно и стильно (ассистент дирижёра по работе с солистами – Анна Емельянова). Неправильно устроенный «старый мир» разрушен ими в финале спектакля. На живописных руинах последнего (художник спектакля Владимир Мартиросов) устало спорят постаревший Урсус и… вовсе уже умершая королева. Приглушенность тонов в каждой картине, словно возникающей из темноты, высвечивание отдельных фигур лучами – особенность световой партитуры Владимира Коваленко: тусклый синий отблеск «потустороннего» мира будет освещать и все основные события.
Они же разворачиваются вокруг балаганных подмостков, что превращаются то в лондонский мост, то в будуар Джозианы, то в кафедру палаты лордов. В этом мире лицемерие, фальшь, бесконечный театр – образ жизни власть имущих; здесь могут прикрыть маской-улыбочкой самую страшную гримасу или, напротив, напялить на себя ухмылку Гуинплена, если такова политическая конъюнктура. Настоящую жизнь, полную не только лишений, но истиной любви здесь проживают отверженные, веселящие публику на подмостках. Противопоставление двух миров – и в костюмах на грани барокко/современности (Анастасия Глебова). Шутники-«готы», затянутые в черную кожу, пугают нежную «эмо» Дею в розовом цирковом платье. Ее сценический тандем с Гуинпленом, наряженным в широкие панталоны и клоунское жабо, напоминает героев английского ярмарочного театра – Джуди и Панча. Роскошным платьям дам, вызывающим нарядам Джозианы, богатым мантиям пэров контрастны силуэты и неброские цвета одежды простолюдинов, словно сошедших с полотен малых голландцев.
Режиссер Нина Чусова выстраивает действо как монтаж контрастных эпизодов – трогательных и зловещих, сатирических и патетичных. В них пунктиром очерчиваются и вырастают в законченный рисунок характеры и судьбы. Жизненный театр открывается нам то с лицевой стороны подмостков, погружая в стихию площади, толпы, радующейся грубоватым шуткам и трюкам «философа, красавицы и чудовища», то с «изнанки», где разворачивается интрига соблазнения. Многофигурные полифонические мизансцены завершают оба акта. В финале первого – зловещее шествие ночного жезлоносца с его песней-страшилкой накладывается на эпичное веселье свадебного ритуала. (В хореографии Натальи Тереховой пластика массовки укрупняет суть происходящего: минуту назад веселившийся в исторически-стильном танце народ начинает медленно «сползать» и «растекаться» прочь.) На кульминации – сцене посвящения в пэры перепуганного Гуинплена и его обличительного монолога – толпа вслед за ним «ловит» ернические «гримасы» его движений и трюков, переходя к шествию-угрозе.
Илья Жирнов и Андрей Опольский существуют предельно интенсивно в титульной роли, раскрывая все новые возможности своего артистического, вокального и человеческого ресурса. Каждый решает эту роль по-своему; в обоих случаях подкупает достоверность и сложность создаваемого образа. Впрочем, про оба состава, представленные в премьерных спектаклях, справедливо утверждать то же самое. Высокую планку искренности и теплоты задает дуэт Урсуса и Гомо (в спектакле – Волк). Переиграть живого пса (вернее, трех псов, которые подготовлены к участию в разных составах), как известно, невозможно, но Александру Копылову и Леониду Чугунникову удается быть с ними на равных. В Дее Светланы Карповой подкупает полудетская открытость и живость; в героине Ксении Устьянцевой – изящество и хрупкость; обе исполнительницы впечатляют глубиной переживаний человека, раненого любовью насмерть.
Физическая слепота ангелической Деи подспудно подталкивает Гуинплена к искушению: ведь только благодаря Джозиане, этому исчадию ада, он начинает чувствовать силу «горящего женского взгляда». Неподражаема в роли Джозианы Мария Виненкова, полон шарма ее дуэт с безупречно-гнусным Дэвидом Евгения Толстова. Светлана Ячменева, с которой более привычно ассоциируются образы хрупкие и трепетные, тоже нашла свой личный и убедительный подход к роли брутальной грешницы. В помощь ей – обладающий аристократизмом манер и притягательностью порока Дэвид Евгения Елпашева. Отточенный в каждом жесте и ноте, остросовременный образ Баркильфедро создает Игорь Ладейщиков; Олег Прохоров представляет своего персонажа в условном, буффонно-масочном ключе. Хлесткая подача Татьяны Мокроусовой превращает каждый выход ее королевы Анны в искрометный бурлеск; Светлана Кадочникова ведет эту роль на постоянном контрасте вздорности и невозмутимости; обе словно врасплох «настигают» зрителя, которому не остается ничего иного, как смеяться.
«Красота не спасет мир», – поют здесь в одном из номеров. Это так, если речь о порочной красоте Джозианы. Но если это та красота, которую прозревает слепая Дея в «самом чудовищном из мужчин», Гуинплене, – может быть, все же есть шанс?
