События
Основоположник аналитической психологии, визионер и практикующий психотерапевт Карл Густав Юнг в 1932 году в Швейцарии познакомился с ученым Вольфгангом Паули (будущим лауреатом Нобелевской премии, одним из создателей теории нейтрино и квантовой механики). У молодого физика тогда случилась сильнейшая депрессия, вызванная самоубийством матери и уходом жены к «обычному химику». Фоном к неврозу стала бурная ночная жизнь с пьянством и драками. Юнг и Паули стали общаться. Через пару лет завязалась их переписка, потом появились совместные научные работы и теория синхронистичности, которая утверждала загадочную связь событий физического и психического миров. Самый известный пример синхронистичности – это залетевший в окно огромный жук с блестящим панцирем, в то время как пациентка Юнга рассказывала о приснившейся ей броши в виде золотого жука-скарабея.
Уникальное сотрудничество двух эксцентричных гениев легло в сюжетную и философскую основу оперы «Темная сторона Луны» (Die dunkle Seite des Mondes). Ее автор – живущая в Берлине кореянка Чин Ынсук, одна из самых известных в мире женщин-композиторов. Премьера состоялась совсем недавно в Гамбургской опере и стала заключительной работой в этом театре дирижера Кента Нагано (его десятилетний контракт с вольным ганзейским городом заканчивается в нынешнем году).
«Темная сторона Луны» – вторая опера Чин Ынсук. Первой была «Алиса в стране чудес» (Alice im Wunderland), поставленная почти двадцать лет назад в Мюнхене (дирижировал все тот же Нагано). «Алиса» тогда стала оперной сенсацией и получила превосходную критику. Чин Ынсук – ученица и в некотором роде музыкальная «наследница по прямой» Дьёрдя Лигети. Ее музыкальное кредо, по меткому термину Светланы Савенко, – «академический авангард», технически изобретательный, эклектичный, шумный, но одновременно эффектный и внятный. Либретто оперы написала сама Ынсук в соавторстве с писательницей Керстин Шюсслер-Бах. Основа фабулы – фаустианская история незаурядного ученого доктора Киерона (американский баритон Томас Леман), попадающего в фатальную зависимость от «тренера личностного роста» и «князя мира сего» – мастера Астарота (датский баритон Бо Сковхус). Трудно сказать, входило ли это в задачу авторов оперы или произошло случайно, но текст либретто получился многословный, хотя и не лишенный нескольких остроумных пассажей (в духе комедийных стендапов), на которые живо реагировала публика.
Набор персонажей вечного сюжета о научном работнике и инфернальном искусителе оказался вполне предсказуем: гениально-безумный ученый, женский угодник Мефистофель-Астарот, романтически наркозависимая дева Мириэль из бара, туповатые ученики, а также вариации на темы юнгианских архетипов (в опере это «Анима», «Существо света», «Светлая девушка»). Отдельные сюжетные линии были заимствованы из реальной биографии Вольфганга Паули – например, его связь с женщиной-наркоманкой.
Гамбургский спектакль неплохо отрабатывает (и не без конъюнктурных «заходов») текущую повестку. По словам Чин Ынсук, опера создавалась под впечатлением американского «второго пришествия» и попытки государственного переворота в Южной Корее. Получилось еще одно трендовое высказывание о природе зла, власти и разнообразных форм насилия в мужском мире. Постановщиками (ирландская театральная компания Dead Centre) был найден довольно точный символ, объединивший двух главных персонажей оперы. Это компактный зиккурат, на вершине которого поочередно располагаются то кабинет доктора Киерона, то кушетка с доверчивыми женщинами, пользуемыми мотивационным спикером мастером Астаротом. А еще – пара ярких, появляющихся время от времени сценических арт-объектов: позолоченный раскачивающийся шар-баба для сноса домов и супербомба типа «толстячок» (привет Оппенгеймеру – человеку и фильму!) – средство окончательного решения всех вопросов, над созданием которой увлеченно работает доктор Киерон с коллегами. В какой-то момент «ядерный пухляш» смешно и со всхлипом взрывается (not with a bang but a whimper – «не с грохотом, а с хныканьем», если вспомнить Томаса Стернза Элиота).
В гамбургском спектакле сложилась неплохая костюмная история – прежде всего, ослепительно-элегантные вариации на темы 1920-х годов и киберпанка (художник – Янина Бринкман), в которых предстают три символических персонажа, извлеченные из коллективного бессознательного доктора Киерона. И, конечно, убедительной получилась работа с видеографикой. Прозрачный занавес, зеркала, проекционные поверхности дали возможность авторам спектакля создать своего рода сюрреалистический 3D-мир, разъятый на элементарные частицы, – среди них существуют герои оперы. Плюс – две «живые камеры», сосредоточенные на деталях и крупных планах.
Огромная партия доктора Киерона – это, конечно, испытание для певца. Томас Леман был вокально убедителен и почти не устал к финалу, хотя его немецкий не показался безупречным. А в сцене в баре, когда герой, издеваясь, рассказывает посетителям о том, что главное его занятие – выращивание спагетти, артистизм певца просто завораживал. Бо Сковхус элегантно и с сарказмом сыграл и спел, как всегда, обаятельного «отца лжи», причем в финале артист отказался от игривого тона, дав понять, что дело серьезное. Оркестровая компонента «Темной стороны луны» (длительность спектакля – более двух с половиной часов) не вызвала ощущения однообразия. Кент Нагано каким-то удивительным образом собрал, структурировал и сделал раскаленную диссонантную лаву с доминированием ударных вполне доступной для восприятия. Это можно назвать своего рода «сонорной модальностью», в которую волей-неволей погружаешься примерно так, как в звукоряды репетитивной музыки.
Кент Нагано: Музыка является лучшим способом выражения человечности и гуманизма
Если говорить о концептуальной стороне оперы, то, как полагают ее авторы, доктор Киерон и мастер Астарот – это один и тот же человек. Поэтому его не спасают ни фантомные архетипы, ни даже будто бы живая любящая женщина. В финале Мириэль (австралийская сопрано Шивон Стэгг) отворачивается от Киерона (примерно так, как стоящие спиной люди на картинах Каспара Давида Фридриха) и покидает безумного доктора. Кстати говоря, в музыке Мириэль происходит некоторая «эмансипация консонанса», и даже немного слышны терции, что можно посчитать уступкой вкусам гамбургской публики. Также и в баре звучат отголоски чего-то танцевального…
Лишних билетов на «Темную сторону Луны» все равно никто не спрашивает. Везде публика хочет слушать арию Casta Diva, смотреть на сверкающую люстру и радоваться декорациям в стиле «дорого-богато». Однако потребность в театре, который сообщает нам о чем-то релевантном, ведь тоже не совсем исчезла? Даже в ситуации, когда, по словам Карла Густава Юнга, «человек накрепко заперт в стенах своего разума и не может выйти за его пределы, даже в безумии…».
