События
Постановка вызвала интерес в двух аспектах. Во-первых, она создает прецедент, являясь копродукцией двух российских театров – Пермского и московской «Новой Оперы». Ее директор Антон Гетьман, прилетев на специальную встречу со зрителями в Частной филармонии «Триумф», подробно объяснил аргументы «за». Все дело, конечно, в экономике. По его мнению, чтобы в нынешней ситуации удержать посещаемость зрителей, нужно делать 8-10 премьер в сезон. Копродукция стала хорошим решением, чтобы получать качественные спектакли за меньшие деньги. Сейчас, когда связи с западными фестивалями и театрами «на стопе», выходом является внутренняя кооперация. Москвичи увидят «Летучего голландца» в октябре, ну а те, кто не хотел ждать, прилетели в Пермь, чтобы оценить трактовку режиссера Константина Богомолова и дирижера Филиппа Чижевского.
«Вагнер для меня очень русский композитор, гораздо более чем Чайковский» – эту мысль Богомолов активно воплощает с помощью Ларисы Ломакиной, одевшей действующих лиц (у Богомолова – жителей деревни Бураново) в коми-пермяцкие национальные одежды. Домотканые платья, рубашки с характерными орнаментами и валенки. На их фоне главный герой – маньяк, бежавший из тюрьмы (для этого порезавший двух охранников) и появившийся в облике Мистера Икса – артиста Московского театра оперетты, якобы выжившего в авиакатастрофе, – воспринимается действительно «чужестранным пришельцем», «столичной птицей», в которого вцепляется папаша Сенты. Он, как и некоторые герои, получил новое имя – Дональд. А жениха Сенты переименовали в Георга. Гоша трудится метеорологом, а в свободное время играет на гитаре: в конце оперы его отправят на Грушинский фестиваль состязаться в бардовской песне.
О том, стоила ли «игра свеч», редакция попросила высказаться критиков.
 |
Евгения Кривицкая, главный редактор журнала «Музыкальная жизнь» |
Когда видишь титры – колония для заключенных «Белый лебедь» в Соликамске, маньяк, – то думаешь: ну вот, опять – Вагнеру конец. Но в этот раз в Пермском театре режиссеру Константину Богомолову предложили другие правила игры: музыка развивается и звучит сообразно тому, как задумал и записал автор в партитуре. Певцы поют на языке оригинала, а вот титры, костюмы и мизансцены отданы на откуп неуемной режиссерской фантазии. Не имея возможности внедрить чужеродный музыкальный материал, Богомолов обильно цитирует в бегущей строке эстрадные песни советских времен типа хренниковской «Друга я никогда не забуду, если с ним подружился в Москве». Если честно, авторов ее помнит разве что поколение ветеранов, а основная часть зрителей просто хихикает, чувствуя тут какой-то стеб.
Поначалу придуманная история с маньяком отвлекает – нужно уяснить, кто эти люди, но довольно быстро музыка берет верх. Филипп Чижевский, имеющий авторитет в сфере старинной и современной музыки, и которому вроде бы романтический пафос Вагнера не близок, раскрывается в этой работе с новой стороны. Бесконечное развертывание музыки, длинное дыхание, накал эмоций – все это увлекает внимание, и уже к дуэту Голландца и Сенты во втором действии стеб режиссера перестает действовать, и дальше музыкальное содержание становится главным.
Екатерина Морозова, солистка Большого театра, призналась, что увидела весь антураж спектакля дня за два до премьеры. Будучи на сцене, певица не могла читать бегущую строку, а просмотрев постановку из зала, решила не фокусировать внимание. Да и зачем: поет-то она немецкий текст, и в целом история ее героини контурно совпадает с либретто. Девушка носится с портретом незнакомца, мечтает его спасти, сострадает его доле (у Богомолова – интересуется психотипом маньяка и фрейдистскими подтекстами в судьбе Голландца). Партию свою Екатерина Морозова поет замечательно, и даже не верится, что мы присутствуем при первом выходе певицы в этой роли – настолько пластично, наполненно звучит ее голос, настолько уверенно она держит тесситуру и убеждает актерски. Открытием постановки стал и баритон Игорь Подоплелов. Выпускник Академии хорового искусства, он был два года стажером в оперной труппе Большого театра, где ему доверяли моржовые роли вроде третьего корабельщика в «Сказке о царе Салтане» или Фиорелло в «Севильском цирюльнике». Пермский театр разглядел в нем вагнеровского певца и не ошибся. Подоплелов впечатляюще провел партию титульного героя. В отличие от Екатерины Морозовой певец попытался совместить вагнеровский текст с предлагаемыми Богомоловым обстоятельствами: «Смотрел интервью с маньяками, погружался в образ…» Новая трактовка сюжета, как это ни парадоксально, добавила красок образу Голландца: вместо мрачно-инфернального единообразия он получился где-то трагикомичным, где-то романтически-возвышенным (как в дуэте с Сентой), выйдя на кульминацию в финальной сцене. Крепко и качественно провели свои партии Борис Рудак (Георг, он же Эрик), Тимофей Павленко – Дональд (или, как у Вагнера, Даланд).
Что в итоге? Спасибо Пермскому театру, программному директору Дмитрию Ренанскому – мы открыли для себя новое поколение русских вагнеровских певцов, дирижера, способного внести серьезный вклад в отечественную вагнериану. А вот режиссер Богомолов нас ничем не удивил: все предсказуемо, узнаваемо, по проверенным лекалам. Но за то, что не помешал встрече с прекрасной музыкой, – уже спасибо.
 |
Ксения Ламшина, руководитель «Радио “Культура”», автор и ведущая программы «Культурный повод», автор телеграм-канала «Культурные люди» |
Константин Богомолов во всех постановках классических произведений переносит сюжет в наше время и в нашу действительность. И на самом деле, глядя на сюжет с этой точки, ты понимаешь, что идеальные, романтические, теперь уже точно сказочные сюжеты, скорее всего, невозможны в сегодняшнем дне. Происходит десакрализация героев, деромантизация сюжета. Мне кажется, это всегда, прежде всего и вызывает взрыв эмоций у зрителей. Но Константин Богомолов всегда и постоянно во всех своих работах разбирает именно природу человека, психологию. Тут перенос довольно экстремальный. Сюжет вы уже все прочитали везде и всюду. Проклятый капитан, обреченный на вечные страдания, команда-призраков-мертвецов – ну уж точно такое наказание не может получить просто оступившийся юноша, он и есть преступник. Константин Богомолов не приукрашивает, а представляет нам человека, которого могли осудить на вечные страдания – пожизненный срок… Отец не видит ничего, кроме своего эго и желания удачно выдать замуж свою дочь. Сента – молодая девушка, которая, как и многие в ее возрасте, мечтает о брутальном, опасном и загадочном мужчине, хочет приключений и страдает комплексом спасительницы, хотя вот рядом с ней нормальный крепкий Георг…
Константин Богомолов: «Вагнер выплескивал на бумагу, в слово и звук, свои переживания – знакомые, в сущности, каждому мужчине, посещающему психоаналитика, – поэтизируя их через миф. Он масштабировал собственные комплексы до мифологического уровня, подтягивая небо к земле, не давая небу быть слишком абстрактным, а земле – слишком приземленной. Ключевой вопрос, который здесь возникает, – как реализовать все это на сцене так, чтобы для современного зрителя происходящее в “Летучем голландце” не выглядело бы американскими горками: из натурального, физиологически реалистичного – в поэтическое». То, что Константин переписал весь текст, сделал его до абсурда близким и понятным каждому, внедрил море «ключей», понятных человеку, знакомому с советским прошлым, – это интересно, местами ошеломительно смешно, местами жутко, но это опять же о том, что это происходит здесь и сейчас, а слова сегодня другие, и другая психология поступков. И кроме прочего, вся опера помещена ровно в Пермский край: костюмы, пейзажи, та самая тюрьма, бесконечная тоска по Москве (это вот главный миф – Москва как некий рай и всеобщее процветание, но так и есть до сих пор). Это красиво и интересно. Я не буду писать о музыкальной составляющей – это все прекрасно без всяких сомнений. Филипп Чижевский все сделал идеально, как и хор, как и все артисты, музыканты. Вся команда оперы – свет, костюмы, декорации, видео, моушн-дизайн – это, возможно, лучшая и самая технологически и визуально точная команда. Браво! Я знаю, что всех раздражает. Но меня – нет, и во мне все вызывает сильный интерес, спор, бесконечный разговор с Богомоловым, а разве не это говорит о том, что опера состоялась? Просто если вы такое не любите, то и не ходите. Хотя, мне кажется, смотреть, изучать, пытаться понять и сделать вывод (неважно какой, он же лично для вас) нужно всегда. И очень хочется, чтобы театр был с зубами, провоцировал и точно выводил каждого из зоны комфорта – это приводит к работе мозга как минимум. Осенью оперу можно будет увидеть в «Новой Опере», в Москве. И, возможно, постановка будет чуть изменена.
 |
Ольга Русанова, музыкальный обозреватель «Радио России» |
Спектакль Пермского театра подтвердил тезис о «всемирной отзывчивости» Вагнера. Опора Константина Богомолова на местный коми-пермяцкий колорит (место действия, костюмы, сценография) кажется даже более органичной, чем, например, привычная постмодернистская актуализация истории. И если главная сюжетная «переделка» режиссера, превращающая Голландца в маньяка, не нова (нечто подобное, только в более «лайтовом» варианте, мы видели в постановке Василия Бархатова в Михайловском театре, 2013), то обращение к коми-пермяцким истокам – решение свежее, оригинальное. Тем более оправданное, что у культуры коми древние корни, интереснейшие мифология и язык, к которым растет интерес. Недаром одним из гвоздей Дягилевского фестиваля 2022 года была самобытная программа «Один день с коми-пермяком», а также концерт молодой певицы, филолога Даши Калиной, прикладывающей немалые усилия для возрождения коми-пермяцкого языка и культуры.
Вообще-то, экстраполяция вагнеровского мифа на, казалось бы, далекий от него национальный эпос впервые в нашей стране случилась еще двадцать лет назад в Мариинском театре: вспомним «Кольцо нибелунга» в концепции Валерия Гергиева – Георгия Цыпина (2002–2003). Худрук Мариинки тогда говорил: «Одной из первых моих ассоциаций была ассоциация с нартским эпосом, что стало отправной точкой в нашем визуальном ощущении театра Вагнера. Но было бы неверным связывать этот огромный цикл со скифской или аланской культурой. Мы все живем сегодня в едином мировом пространстве и при этом упорно стараемся не потерять связь с нашими собственными корнями». Гигантские исполины – главный визуальный образ тех спектаклей – придали им вселенский масштаб. Здесь, в Перми, все чуть иначе, но тем не менее…
Вот кто знает, что для вагнеровских прях (из второго действия оперы) более органично? Когда они крутят педали велотренажеров в фитнес-зале (версия Петра Конвичного, Большой театр, 2004 год)? Или сидят в шезлонге на пляже, слушая музыку с вертящихся магнитофонных катушек (упомянутый спектакль Василия Бархатова)? А может быть, более естественно сцена выглядит как раз в пермской постановке? Здесь «пряхи» ничего не крутят, а просто ритмично, под музыку, охаживают себя вениками в деревенской коми-пермяцкой бане…
И еще. Мне кажется важным, что театр в лице программного директора Дмитрия Ренанского и дирижера Филиппа Чижевского (которому хочется поаплодировать за талантливое музыкальное воплощение партитуры) делает ставку на молодых российских певцов. Смело! Особенно если учесть, что многие из них никогда не пели Вагнера, а, скажем, для исполнителя заглавной партии Игоря Подоплелова это вообще первая большая роль в карьере. Но ведь справились!
 |
Марина Гайкович, заведующая отделом культуры «Независимой газеты» |
Константин Богомолов предлагает концепцию реалистичную, бытовую, намеренно лишая оперу ее романтических корней. Понятно, что режиссерская идея должна была подчинить музыкальную интерпретацию – иначе затея не будет состоятельной. И это, кстати говоря, одна из примет авторского музыкального театра. В одном интервью Александр Ведерников мне говорил, что для него как для дирижера в исполнении «Евгения Онегина» Чернякова есть проблема: он не чувствует себя свободным, не может играть по зову души, как он чувствует. То есть не может импровизировать. Но там все же дело касалось акцентов, интонаций, то есть деталей. Здесь – принципиального подхода. У нас не корабль-призрак, а колония для особо опасных преступников. Не мечтания-страсти, а суровая реальность, пусть и приправленная опереточными мотивами. Так это и звучит – скорее страшно, чем инфернально, сладко, а не страждуще.
Филипп Чижевский – уже без иронии – герой вечера. Два с лишним часа нагрузки, без сбоя, на износ. Качество этому спектаклю все же обеспечивает дирижер, оркестр, хор и певцы.
Первый состав был в целом однородный. Центральная пара – Энхбат Тувшинжаргал и Анжелика Минасова – смотрелась органично, звучала тоже. Ей не хватало верхнего регистра, ему – ожидаемой от Голландца мощности, но если вспомнить, что по сюжету он артист оперетты, то тембрально было великолепно: мягко, глубоко, просто готовый Мистер Икс (кстати, хороший репертуарный ход). Но оба, это чувствовалось, доверились режиссеру и дирижеру, артистически они держались молодцом. Эрика (по версии Богомолова – Георга), экс-жениха Сенты, пел Иван Гынгазов – тенор сколь работоспособный (практически одновременно в Большом театре шел «Трубадур» с его участием), столь и стабильный. Еще один тенор – Анатолий Шлиман – подарил слушателю минуту счастья с песней Рулевого.
