Маттиас Гёрне:
«Обнимитесь, миллионы» спеть легко

О творчестве юбиляра и особенностях его вокального стиля Владимир Дудин (ВД) побеседовал с Маттиасом Гёрне (МГ) .

ВД Расскажите о бетховенском альбоме. Вы выбрали в партнеры 25-летнего канадского пианиста Яна Лисецкого. Он впечатлил вас как тонкий ансамблист?

МГ Ян Лисецки восхитителен, играет на рояле с детства. Весенние концерты с ним, к сожалению, были отменены, но надеюсь выступить с ним в ближайшем будущем. Основная масса слушателей знает Девятую симфонию, фортепианные сонаты. А ведь в песенном репертуаре Бетховен не менее мастеровит, чем в сонатном и симфоническом творчестве. Его песни – результат огромного труда. Он сочинял их отнюдь не как Шуберт, который брал кусок бумаги, мгновенно вдохновлялся и тут же записывал. Шуберт мог сочинить одиннадцать песен за день, то есть считайте, что песню – за 20–30 минут. Я изучал автографы Шуберта и не обнаруживал там корректур! Никаких эскизов! У Бетховена же все тщательно сконструировано, каждая нота обдумана, намного более пропущена сквозь интеллект.

ВД Прежде чем вступить в творческий союз с новым пианистом, вы слушаете его на концертах, изучаете записи?

МГ Разумеется, я хожу на концерты или просто доверяюсь мнению экспертов. Например, я знаю о достижениях Лейфа Уве Андснеса, а на его концерты, так уж получилось, не ходил. Так же и с Даниилом Трифоновым, которого слышал лишь однажды живьем и пару раз по радио, после чего связался с его менеджером в Италии, получив незамедлительное «да» от 21-летнего пианиста. Даниил настолько разносторонне одарен, что, мне кажется, ему было бы интересно, даже если бы я начал говорить с ним об астрономии. Вот такие люди привлекают меня, с широким кругом интересов. Пианисты, с которыми я выступаю, очень разные. Среди них есть и те, кто специализируется на камерной музыке, и крупные солисты, исполняющие Рахманинова, Скрябина, Прокофьева, Бетховена, Брамса и многих других. Объединяет их всех то, что они не думают о технике и совершенно свободны, владеют широким спектром исполнительских возможностей, не говоря уже о хорошем вкусе и эрудиции. Я встречаюсь с ними, чтобы творить музыку. Мне не надо долго объяснять им, где быстро или медленно, они все сами чувствуют и понимают, мы с ними – на равных, совершенно независимые музыканты. Пусть Трифонов прежде не играл «Любовь поэта», но я получаю от него такой уровень интерпретации, который прежде не встречался в моей практике. Русский музыкант открывает мне то, что я никогда раньше не слышал. Мое сознание всегда открыто, когда я имею дело с выдающимися солистами.

ВД Как вы считаете, почему Бетховен написал мало песен? И не рассматриваете ли вы его цикл «К далекой возлюбленной» как предчувствие Шуберта?

МГ Самое важное, что Бетховен изобрел жанр вокального цикла. Он тщательно выбирал стихотворения из большого собрания, составляя в цикл, компонуя определенный круг тональностей, – такого до него не было. Принципы организации Бетховена послужили примером для следующих поколений композиторов, главным образом, для Шуберта. «К далекой возлюбленной» длится чуть более пятнадцати минут: герой рассказывает о той, с кем он был связан в прошлом. Один венский музыковед нашел связь между этим вокальным циклом и рисунком, сделанным современником Бетховена: юноша сидит на могиле, глядя на холм, вспоминая о самой дорогой любви, которая умерла, и этой далекой возлюбленной, которой больше нет. Не уверен, что это соответствует истине, но очень интригует. Слишком короткий цикл. Песни в основном написаны в мажоре, и в этом заключается важный смысл послания: когда мы говорим о любви, имеем в виду ту вечную любовь, что выше смерти. Когда вы влюблены в ­кого-то, никаких условностей не существует – есть лишь Абсолют. В то же время в цикле немало сомнений: а так ли это на самом деле? Но такова уж мятежная человеческая душа – она не может без страданий.

ВД А почему Бетховен написал всего одну оперу?

МГ Сложный вопрос, но, с другой стороны, достаточно и одной, очень трудной для исполнения. Пару раз я участвовал в ее исполнениях, а однажды – с самим Куртом Мазуром за пультом, и это было просто превосходно. Курт обращался с этой музыкой просто и элегантно, сумев продемонстрировать ее цельность. Бетховену, на мой взгляд, было очень трудно писать для человеческого голоса. Поэтому эту музыку непросто и спеть. В этом сезоне я исполнял Девятую симфонию в Гевандхаузе под управлением Даниэле Гатти. Квартет солистов в финале мне кажется немного неправильным, даже когда певцы поют идеально, перфекционистски. В отличие от хоровых партий: знаменитое «Обнимитесь, миллионы!» – вот это легко. Для солистов же Бетховен сочинил интеллектуальную конструкцию; взять хотя бы линию баса, где сплошные интервальные скачки вверх и вниз – абсолютно инструментальный тип мелодии. Но это не умаляет гениальности бетховенского послания, цельности его эстетической системы.

ВД В свое время вы рассказывали мне о том, что Элизабет Шварцкопф, у которой вы учились, могла иногда пренебрегать красотой тона ради достижения выразительных результатов. Так что же такое – интерпретация?

МГ Перед каждым исполнителем в нотах – одинаковые темп, размер, нюансы, вокальная линия, замедления и ускорения, ферматы. Достаточно ли этого, чтобы исполнить музыку? В ­каком-то смысле – да. Это может быть 95 процентов интерпретации, чтобы услышать мысль композитора. Но когда вы читаете роман или стихи, в процессе чтения участвует ведь не только прямой смысл слов. Каждая мысль связана с множеством других мыслей, возникающих по ходу. Так же и в музыке. Музыка сначала действует на сердце, только потом на мозг – никогда не наоборот. Одно дело – музыка со словом, другое – камерная или симфоническая. В «ход» идут и ваше воображение, и настроение в тот или иной момент. Всегда существует множество взаимодействующих линий даже тогда, когда все кажется как будто бы абсолютно ясным и конкретным. Надо быть открытым сочинению, чтобы дать ему совершить с вами то, на что оно способно. Когда вы впустите такие вибрации и энергию, с вами случится чудо прозрения.