События
Еще несколько десятилетий назад «Проданная невеста» была одной из самых любимых и часто исполняемых опер в Вене. Стоит напомнить, что именно с венской премьеры в 1892 году к сочинению Сметаны пришла мировая слава, которую сам композитор, ценивший другие свои партитуры для музыкального театра куда выше, переживал со смешанными чувствами. Однако со времени последней постановки в Венской опере прошло долгих тридцать пять лет, и, кажется, современная публика несколько подзабыла, кто, кому, за что и под какую музыку продал ту самую невесту. Возможно, отчасти, чтобы снова приобщить венцев к оперному хиту Сметаны, новая команда решила ставить оперу не на языке оригинала, а снова на немецком, но в отличие от последней классической постановки Отто Шенка не в старом, историческом переводе, а в новом, написанном специально с максимальным приближением к чешскому либретто Карела Сабины. Одним из обоснований этого решения стал тот факт, что сам Бедржих Сметана, как и многие другие представители чешской интеллигенции второй половины XIX века, довольно посредственно владел чешским языком и в интонировании оригинального либретто допустил ряд досадных ошибок.
Вот в этой-то парадигме балансирования между желанием совместить аутентичную прелесть непритязательной оперной комедии с чуть более ироничным взглядом на дистанции, предъявить национальный колорит (музыкальный руководитель – чешский дирижер Томаш Ханус) и черты узнаваемой действительности (место действия – народный праздник в духе Октоберфеста с аттракционами, уличными туалетами, пряниками, сосисками, гигантскими тюбиками горчицы и, конечно, бочками пенного пива) и был задуман новый спектакль. В одном из предпремьерных интервью режиссер Дирк Шмединг рассказывает о том, что «Проданная невеста» была самой первой оперой, которую он ребенком увидел в театре. И, несмотря на желание стряхнуть с этой истории картонно-музейный налет, ему было важно передать то радостное чувство пенящегося праздника, запомнившееся с детства. Судя по смеху в зале, ему это удалось.
Народные гуляния в пасторальной чешской деревне переносятся в современный парк развлечений (бурное любовное свидание Маженки и Еника происходит в кабинке с неоновой надписью Love Rodeo), а приезд цирковой труппы с цыганкой Эсмеральдой (в нее влюбляется непутевый Вашек, назначенный Маженке в женихи) позволяет все третье действие провести прямо на арене, посреди жонглеров, акробатов и метателей ножа (декорации – Роберт Швер). Жаркую кульминацию комедийной драмы с участием всех родственников, втянутых в это матримониальное разбирательство, один из акробатов так и представляет уважаемой публике – табличкой «семейный цирк». В итоге, конечно, коллизия успешно разрешается, зрители ликуют, и возлюбленных ждет хеппи-энд с конфетти и фейерверком. Остается лишь легкий осадок от того, что не только родители невесты затеяли всю эту историю купли-продажи, но и азартный жених в блестящем пиджаке легко играет чувствами своей любимой, ставя на Маженку, как на трофейный приз, в своей хитроумной комбинации.
Эту неожиданно неуютную для лирической комедии мысль режиссер постановки отражает в остроумной сценической метафоре. В середине первого акта сцена превращается в автомат с игрушками: среди гигантских разноцветных мишек примостилась и невеста в подвенечном платье – ее то и дело выхватывают щупальца крана, поднимая наверх в качестве трофея. Мишки еще не раз появятся на сцене, привнося в постановку привкус легкого абсурда: они радуются празднику вместе с хористами в начале оперы, стыдливо подсматривают за свиданием Маженки и Еника в кабинке луна-парка, а в сцене традиционного народного танца в конце первого акта эти огромные плюшевые медведи в тюлевых юбочках начнут надвигаться на испуганную невесту, и лишь звуки польки в оркестре превратят их жутковатый натиск в умилительный танец маленьких медвежат. Еще один трофейный мишка в этом спектакле – это, конечно, несуразный Вашек, который надевает ради танцовщицы Эсмеральды на себя костюм медведя: его тоже пытались поставить на кон в этой брачной игре, но оставили в дураках более опытные игроки, и композитор ему заметно сочувствует.
Да, зрители, ностальгирующие о классической постановке Отто Шенка, не увидят на сцене ни народных костюмов, ни народных танцев, но зажигательная музыка Сметаны позволяет команде постановщиков придумать ни менее увлекательное воплощение народных гуляний: «танец комедиантов» в начале третьего акта оборачивается головокружительным цирковым шоу (выходящие на поклон акробаты по праву заслужили гром зрительских аплодисментов). Все это, конечно, подогревается самой партитурой классика чешской музыки, и дирижер Томаш Ханус вместе с Венским филармоническим оркестром выжимает из комической оперы Сметаны все соки и контрасты: по-россиниевски стремительная увертюра вливается в не менее стремительную хоровую сцену (хотя жгучий темп оборачивается скорее противостоянием хора и оркестра, чем согласным музицированием), и все эти зажигательные галопы, скочны и фурианты соседствуют с певучими лирическими фрагментами, любовно подсвечиваемыми дирижером. Эта калейдоскопная контрастность как нельзя лучше поддерживается и молодой командой солистов – в сольных ариях, дуэтах и по-моцартовски динамичных ансамблях. Прекрасны буффонные роли болтливого свата Кецала (крепкий и звучный бас Петер Келльнер) и меланхоличного заики Вашека (жалостливый и убедительно комичный тенор Михаэль Лауренц), его назойливая мать Гата (Моника Бохинек), влюбленный, но не упускающий своей выгоды Еник (убедительный по исполнению, но чуть тускловатый по краске тенор Паволь Бреслик) и, конечно, главная звезда этой постановки – словацкая сопрано Славка Замечникова в роли Маженки. Ее уверенное сценическое обаяние и изумительный сильный, звонкий голос, переливающийся всеми оттенками веселого флирта и девичьей кручины, чистое интонирование и естественная ясность тембра (так и слышишь ее в партии Снегурочки) становятся прочным стержнем этой сценической буффонады. По сути, оптимальный пакет для комедийной оперы – удовольствие и развлечение для уха и для глаз и идеальный повод для желающих традиционно воскликнуть: «Во что они опять превратили оригинал?!»
