События
Продолжающееся в течение всего года празднование 90-летия со дня рождения Альфреда Шнитке уже преподнесло меломанам немало подарков и сюрпризов – достаточно назвать августовскую реконструкцию исторического исполнения Первой симфонии в Нижнем Новгороде. В том же ряду и октябрьское событие – концерт Государственной академической симфонической капеллы России под руководством Валерия Полянского: основой программы вечера стала кантата «История доктора Иоганна Фауста». Но только в данном случае «аутентичным» был не контекст, а место и интерпретация. Именно Полянский дирижировал российской премьерой кантаты в 1983 году, и проходила она в том же Зале имени Чайковского Московской филармонии.
Нельзя сказать, что «История доктора Иоганна Фауста» вообще не звучит у нас. Все-таки иногда ее играют в столице – достаточно вспомнить прошлогодний Крещенский фестиваль в «Новой Опере». Но понятно, что интерпретация первого исполнителя, много лет сотрудничавшего со Шнитке и готовившего произведение под непосредственным контролем автора, имеет особую ценность.
Кантата была создана в начале 1980-х на основе средневековой немецкой «Народной книги» Иоганна Шписа. Оставив за скобками все последующие трансформации великого сюжета, его воплощения Марло, Гёте, Гуно, Бойто и так далее, Шнитке возвращается к первоначальному тексту легенды со всей его натуралистичностью, наивной эмоциональностью и прямолинейным месседжем. Но своей музыкой наполняет куда более неординарным смыслом.
Центральным эпизодом оказывается танго в исполнении женского голоса: певица, проходящая через весь партер, ассоциируется с Мефистофелем, в ее уста вложены жуткие описания расправы над Фаустом. Соединяя аллюзии на средневековую музыку с авангардом и «низкими» эстрадными жанрами, Шнитке размышляет о дьявольском искушении в самом широком смысле.
«Сегодня шлягерность и есть наиболее прямое в искусстве проявление зла. Причем зла в обобщенном смысле», – говорил Шнитке в одном интервью. Зная это его мнение, становится понятно и скандальное решение композитора (подсказанное Геннадием Рождественским) привлечь к исполнению своего произведения Аллу Пугачёву, которая в начале 1980-х была абсолютной суперзвездой советской эстрады, символом массовой культуры.
История несостоявшегося партнерства по сей день пересказывается в разных интерпретациях и с варьирующимися деталями, но суть в том, что и руководители культурной отрасли были недовольны потенциальным «осквернением» священной сцены Большого зала консерватории (именно там изначально планировали сделать премьеру), и Шнитке, услышав интерпретацию Аллы Борисовны, испытал смешанные чувства. В итоге премьера не состоялась. А уже после первого исполнения в Германии было решено включить «Историю доктора Иоганна Фауста» в программу фестиваля «Московская осень», и там обошлось без эстрадных исполнителей: партию спела оперная артистка Раиса Котова. Однако, годы спустя, на сцену выходила в этом образе, например, Лариса Долина.
Вероятно, поэкспериментировать с поп-звездами можно было и сейчас. Но Полянский закономерно взял за образец собственное исполнение 1983 года, а не сорвавшуюся мифическую премьеру Рождественского – Пугачевой, и доверил ключевую партию Евгении Сегенюк. Попадание оказалось безупречным, даже без всяких сравнений с предшественницами – реальными или воображаемыми. Уникальный тембр Сегенюк обладает совершенно маскулинной окраской в нижнем регистре. И это дает поразительное сочетание с партией контратенора (Рустам Яваев), который в паре с меццо-сопрано отвечает за дьявольскую тему. Перед нами оказывается двуликое бесполое существо: женщина с мужским голосом и мужчина с женским. Как тут не усмотреть уже не обвинение в адрес масскульта, а полемику с модными гендерными тенденциями?
На фоне Сегенюк и Яваева два других солиста – тенор Максим Сажин и бас Руслан Розыев – выглядели не столь ярко, но нельзя не отметить их чувство стиля и органичность в ролях рассказчика и Фауста. Правда, у последнего далеко не всегда можно было разобрать слова, но здесь – спасибо организаторам концерта – на помощь приходила программка, в которой опубликован полный текст кантаты.
«История доктора Иоганна Фауста» стала кульминацией и финалом вечера. В первом же отделении прозвучали два других опуса Шнитке: собранная Валерием Полянским сюита из фильма «Сказка странствий» и «Гоголь-сюита» (музыка к спектаклю «Ревизская сказка» Театра на Таганке). Сочетание партитуры для кино и театра с кантатой только на первый взгляд могло показаться странным. На самом деле все это так или иначе столкновения высокого и низкого, мудрости и банальности, тонкого чувства стиля и нарочитого дурновкусия. В «Сказке странствий» Шнитке демонстрирует щедрый мелодический дар, но в какой-то момент ловишь себя на мысли, что россыпи запоминающихся мотивов и заводных ритмов нельзя принимать за чистую монету. Скорее это пародия на наши представления о киномузыке. Ну, а в произведении по мотивам Гоголя композитор пошел еще дальше, а Полянский развил его идею. По замыслу Шнитке, дирижер должен декламировать реплики из «Записок сумасшедшего». Полянский доверил их чтецу, но дополнил происходящее перформансом. Оркестранты начинают бросать бумажные самолетики, поднимают абсурдистские транспаранты, в общем, устраивают на сцене форменное безумие.
Получается, что опусы первого отделения готовили публику к восприятию главного произведения, можно сказать, воспитывали их восприятие. А заодно и показывали противоречивость натуры самого Альфреда Гарриевича, который постоянно заглядывал в мир легкой музыки, кино, театра (здесь нелишним будет вспомнить, что в Средневековье сфера лицедейства считалась греховной). И поди разбери, в какой степени это был для композитора вынужденный шаг, а в какой он действительно испытывал дьявольское любопытство, заигрывал с этим злом (по его же определению).
Заметим, что и в интерпретации Полянского, более того, в самой жестикуляции дирижера было примечательно балансирование между серьезностью и иронией, некоторые движения музыканта не могли не вызвать улыбку. У оркестрантов, очевидно, реакция была такой же – и это сразу сказывалось на звучании, что в случае со Шнитке – безусловной плюс.
Публика принимала исполнение прекрасно. Но что еще можно сыграть после «Истории доктора Иоганна Фауста», не смазав при этом сильнейшее впечатление? Нет, бисы тут лишние. И дирижер это почувствовал. Если у Полянского и был соблазн еще искупаться в овациях, он счастливо избежал искушения.
