Михаил Плетнёв:
Для меня каждый концерт – важный

ИШ Ну, оркестру-то как раз и исполняется. А не было бы вас – не было бы Российского национального. Кстати, ровно пять лет назад и тоже во время Большого фестиваля РНО я беседовала с Алексеем Михайловичем Бруни о 25-летии РНО, и прозвучала мысль, что создание первого частного оркестра в России в 90-е годы было «чистой авантюрой». При этом Бруни заметил, что «очень часто в истории какие-то значительные достижения, события, свершения получаются именно из авантюр». А как вы вспоминаете то время?

МП Алексей Михайлович – мастер слова. Есть у него такое стихотворение: «Авантюра – радость риска, акробатика ума».

ИШ И как вы взялись за эту «радость риска»? Не боялись?

МП Кого?

ИШ Обстоятельств. Затеи самой.

МП Немножко – да. Но мы тогда были молодые. Меня еще Михаил Сергеевич Горбачев поддержал. В этот же год я поехал на саммит в Вашингтон, и мы с ним там общались. С такой поддержкой можно было начинать. Правда, его вскоре убрали, и нам пришлось выкарабкиваться самим. Но, конечно, когда глава государства говорит, что «это хорошо» и поздравляет, и даже на концерт наш собирается прийти, мне было не так страшно все это затевать.

ИШ И как, пришел тогда Горбачев на первый концерт?

МП Нет, не пришел. Не смог почему-то. Но это неважно. Потом и он, и его жена Раиса Максимовна звонили мне, поздравляли. А вообще, целую сагу об этом времени можно написать. Непростое было время… Одни мошенники вокруг.

ИШ А что это за история с инструментами в самом начале случилась, когда должны были закупить в Европе инструменты для оркестра на деньги какого-то спонсора, а он исчез?

МП Да, в итоге я сам покупал. У меня был один друг, вот ему спасибо, он мне очень помог. Я тогда был в Цюрихе, когда это случилось, и он меня повел в банк к своему знакомому. Я, конечно, удивился. У меня-то доходы не то чтобы баснословные (улыбается), я же играю на пианино. А мне говорят: «Вот вам сто тысяч франков, даем кредит». Я позвонил знакомому в Лондон, еще куда-то и еще… Так и купили.

ИШ Из тех музыкантов, которые к вам тогда, тридцать лет назад пришли и стали костяком оркестра, кто с вами до сих пор?

МП Осталось несколько мастодонтов. Но их все меньше и меньше. Алексей Бруни, Сергей Старчеус, Александр Готгельф, Сергей Дубов, Александр Суворов, Леонид Огринчук, Мирослав Максимюк, Вячеслав Пачкаев, Игорь Макаров, Сергей Богданов, Ольга Суслова, Игорь Акимов, Леонид Акимов, Павел Горбенко, Виктор Бушуев, Лев Леушин, Николай Горбунов… Их можно по пальцам пересчитать.

ИШ Что для вас главное в музыкантах, которых вы берете в оркестр? На что смотрите прежде всего?

МП Мы смотрим на размер ноги. Если ботинки у него сорок восьмого размера, а сам он ростом метр двадцать, то он будет отвлекать других. На цвет волос смотрим. Если, например, очень рыжий, то пусть перекрашивается, а то будет сидеть такой в оркестре, все только на него станут смотреть, а что́ мы играем – никому и дела нет.

ИШ А какой человек, важно?

МП Если рыжий, то тут, конечно, сомнения возникают (улыбается).

ИШ А вот арфистка Светлана Парамонова у вас рыжая.

МП Ну, это ладно, она далеко сидит. А есть еще ребята, которые любят в зеленый цвет или в оранжевый покраситься. Ну, они так себя самоутверждают. Кто через волосы, кто через ногти… Ногти отрастил большущие – глядишь, не зря жизнь прожил. И себе цену наконец нашел. Самооценка повышается. От ногтей она ой как идет. Вот Пушкин себе тоже ноготь лелеял. А без ногтя – кто он такой?..

ИШ Михаил Васильевич, а все-таки за эти тридцать лет какие события вы бы для себя отметили как самые важные?

МП Каждый концерт. Абсолютно.

ИШ А об оркестре – что бы вы хотели сказать про своих музыкантов?

МП Я им и говорю. Каждый раз что-то хорошее говорю им на репетиции. Считаю, что этого достаточно. Дел много, мы репетируем, есть вот Чайковский, Бизе, есть еще много хорошего. Вот это радует и их, и меня. А все остальное… даже не хочу начинать.

ИШ Оркестр изменился за эти тридцать лет, как вы чувствуете?

В кабинет входит Валентин Тесля (ВТ), инспектор оркестра, работающий в РНО с момента основания (на фото слева).

МП Вот вы Валентина лучше спросите. Валентин Алексеевич, тут очень сложный вопрос. Оркестр изменился или нет?

ВТ Оркестр? Ну, как вам сказать. С какой стороны на это посмотреть.

МП Я бы, например, на вашем месте так сказал: «Если посмотреть на оркестр сзади и в полной темноте, то вообще не изменился».

ВТ Ну, нет, не могу с этим согласиться. Даже и в темноте… Есть отличия. В первые два-три года существования оркестра было так: если каждого брать по отдельности – это были шикарные музыканты, один другого лучше. Но как только они начинали играть вместе, начинался кошмар, особенно у духовиков. Не могли подстроиться друг под друга. Играем увертюру «Ромео и Джульетта» – два фагота, два кларнета – ужасный разнобой! А нынешние моментально подстраиваются. И мало того, раньше шли разговоры: «А у нас в Госоркестре играли вот так … а у нас в БСО… а у нас в филармонии …». Я и сам помню, в БСО всегда было принято, например, брать чуть заниженный строй, в филармонии – чуть завышенный.

Помню, записывали мы для Deutsche Grammophon «Рассвет на Москве-реке» в Большом зале консерватории. Тогда два гобоя, Щетинин и Тамбовцев (или Корешков, я уже не помню, но Щетинин на втором – это точно), ну никак не строили. Михаил Васильевич палочку отложил, говорит: «Все, перерыв». В этот момент на сцену входит Кристиан Ганш (австриец, дирижер, который входил в дирижерскую коллегию РНО), смотрит на Михаила Васильевича и говорит: «Миша, да все в порядке. Я на компьютере все выведу. Главное, что они сыграли. А уж все остальное я сделаю». Так что в отношении сыгранности оркестр очень сильно изменился. Чувство строя у них совершенно иное.

МП Я считаю, что одно из главных изменений заключается в том, что раньше, что бы я там ни говорил с пульта, но, когда в конце спрашивал: «У вас вопросы есть?», мне отвечали: «Есть! Поездки будут?». А сейчас Валентин Алексеевич выходит, что-то говорит, а ему в ответ: «Опять поездки! Опять Америка!.. Да я не поеду, не хочу… Что, опять в Европу?..». Вот такая разница.

ВТ Абсолютная правда. А поначалу, особенно в первый год, энтузиазм был фантастический. Когда мы писали «Золушку», звукорежиссер Маргарита Кожухова вспоминала, что мы сделали всю запись, весь балет, за два с половиной дня. У нас было распределено так: две смены в первый день, две смены во второй, и еще одна, то есть за пять смен мы записали весь балет целиком, без купюр. Она была поражена: «Я впервые такое вижу, чтобы можно было практически с двух дублей все сделать». И два первых концерта РНО в ноябре 1990-го, один с русской, другой с западной музыкой, мы сделали с огромным энтузиазмом!

ИШ А сейчас?

ВТ Сейчас, если музыкантам интересно, они сделают это феерически. А если, скажем так, не очень интересно, то сделают профессионально. И еще есть важный нюанс: тогда мы работали всегда только с Михаилом Васильевичем, и это было невероятно интересно! Во-первых, новые идеи, совершенно новые прочтения. Все были просто потрясены. Даже не буду говорить про всю программу этих первых двух концертов, но, когда заигранный до дыр Вальс из «Серенады для струнного оркестра» Чайковского был сыгран на бис, зал просто взорвался. Потому что уже оскомина была от этого Вальса, а здесь вдруг такое… И все: «Аааах!».

МП А еще мы «Славянский марш» с «Боже, Царя храни» играли.

ВТ Что касается изменений – они есть, конечно, и в хорошую, и в плохую сторону. Единственное, что осталось неизменным, – это, пожалуй, особый оркестровый дух, он остался. Единение в творчестве. Если людям интересно – вижу, что глаза начинают гореть.

МП Мне еще кажется, что, в отличие от других оркестров, у нас нет этих дрязг ужасных. Атмосфера совсем другая. И тишина.

ИШ А характер у оркестра есть?

МП Есть. Одно из главных качеств РНО – чувство собственного достоинства. Нет такого, что «я там сыграл кое-как, ну и бог с ним». Нашим музыкантам стыдно играть друг перед другом плохо. Ну и вообще, надо сказать, уровень музыкантов в оркестре очень хороший. А когда рядом сидят такие солисты, то приходится поневоле подтягиваться к ним. Владислав Лаврик, Ольга Томилова, Андрей Шамиданов, Максим Рубцов… Высочайший класс.

ИШ 2023 год объявлен Годом Рахманинова. Вся наша страна будет отмечать его 150-летие. И все знают, как вы относитесь к Рахманинову. Вот у вас в кабинете (в «Оркестрионе». – Прим. И.Ш.) портрет Сергея Васильевича висит – это же он в Ивановке изображен?

МП Да, ближе к воротам, где кирпичная дорога.

ИШ А вы помните, когда в первый раз были в Ивановке?

МП Помню. Лет тридцать назад.

ИШ Какая она тогда была?

МП Очень хорошая была (улыбается). Мы тогда приехали с Оркестром Гостелерадио, с Владимиром Ивановичем Федосеевым и Ольгой Ивановной Доброхотовой. Нас встречали с песнями. Помню, пели «Во кузнице», и Ольга Ивановна подпевала, а Владимир Иванович скромно стоял…

Но там всегда была проблема, что негде играть: сцена была маленькая. Озеро, комары… А перед самой школой – пустырь. Вот там сейчас и стоит новый концертный зал. Но он не мешает. Идея, собственно, была поставить не концертный зал, а летний театр. Сцена находится теперь под крышей, и дождь не страшен. Все сделано так, что если падают капли, то их не слышно. Специальный материал поглощает звуки – там два слоя фанеры, выглядит это, может быть, немного не так красиво, как хотелось бы, но, по крайней мере, все вещи учтены, и в случае дождя или ветра все будет защищено. А сцена, повторюсь, огромная. Можно делать любой фестиваль, с любой программой. Можно там «Алеко» исполнять, оперу любую. «Колокола»… Да хоть Малера туда можно ставить. Сцена чуть ли не больше, чем в Большом зале консерватории. Она сделана из лиственницы, которая не портится и дает акустику хорошую. Зал для зрителей построен высоко над землей, сцена высокая, и навес над ними. Выглядит как ракушка, слышно будет все прекрасно.

ИШ На сколько мест зал?

МП На 500. Но можно и вокруг сцены еще делать места. Слышно будет везде, на всей территории усадьбы. Экраны можно поставить (улыбается). Мне Александр Иванович (Ермаков, директор Музея-усадьбы Сергея Рахманинова «Ивановка». – Прим. И. Ш.) говорил, что в Ивановку по весне приезжают люди с магнитофонами, садятся под сиренью и слушают Рахманинова… Я уже сделал все, что мог. И все передал Ивановке.