Моцарт. Крымов. Дон Жуан

Дмитрий Крымов, указанный в программке как автор идеи, композиции и постановки, признается, что изначально мечтал поставить оперу. Спектакль, который родился в итоге, драматический, но с большим количеством музыки. Помимо дюжины номеров из моцартовского «Дон Жуана» в него вошел еще десяток разнокалиберных опусов – от Рамо, Вагнера, Мусоргского до танго Астора Пьяццоллы и советской эстрады.

Сюжет спектакля, как и заявлено в названии, строится вокруг генеральной репетиции оперы Моцарта, но фактически превращается в трагикомичную зарисовку одного дня из жизни режиссера, артистов и сотрудников сцены. Прогон – только повод показать театральное закулисье, в сатирической манере оживив самые расхожие театральные «штампы». Режиссер-тиран, расстреливающий артистов. Романы с молоденькими актрисами. Спивающиеся ветераны сцены и бездарная молодежь. И еще та любовь-ненависть к театру, которую испытал каждый, кто когда-либо ему (театру) служил.

Новый спектакль абсолютно в стиле Крымова. Крымов-режиссер пишет собственный сценический текст, вошедший, к слову, в недавно изданный в «Новом литературном обозрении» его авторский сборник. Крымов-сценограф добивается столь же прекрасной, сколь и сложной визуальной составляющей. Но создает ее не сам, а доверяет художнику Марии Трегубовой и художнику по свету Ивану Виноградову, вместе с которыми сотворил другой свой спектакль-сенсацию – «Сережа». Сценография «Дон Жуана» предполагает внушительный набор инженерных трюков – будь то внезапно возникающие брызги «крови» на белоснежной стене или гигантская, опрокидывающая декорацию и разбивающаяся вдребезги люстра (спецэффекты – Павел Паршуткин).

Отдельный «фокус» – музыкальное сопровождение. Актеры поют и виртуозные итальянские арии, и советские шлягеры. Очевидно, что первое – под фонограмму, второе – живьем. Но «швов» нет: убедительно выглядит и то, и другое. Однако еще более впечатляет грандиозная «закадровая» работа музыкальной команды – композитора Кузьмы Бодрова, звукорежиссера Андрея Борисова, музыкального руководителя Марины Раку, педагога по вокалу Ольги Селиверстовой. Огромное количество разношерстной музыки становится неотъемлемой и органичной частью спектакля, трансформируя оперу Моцарта как первоисточник режиссерского метатекста в пастиччо «всех времен и народов».

В этом смысле один из самых комичных моментов – финал первого акта спектакля, когда арию Дона Оттавио (Dalla sua pace) внезапно «атакует» советская эстрада («Дельтаплан», «Потолок ледяной»). «Этими песнями актеры клеймят Режиссера, обращая ему, сидящему в зале, свою боль и свой гнев за попранные надежды», – поясняет в ремарке Крымов.

Главного героя – режиссера Евгения Эдуардовича – виртуозно исполняет Евгений Цыганов (в спектакле всем персонажам «присвоены» реальные имена актеров). Внешне артист неузнаваем: маска на лице, толщинки на теле, тяжелая походка, видоизмененный тембр… Это и собирательный образ с отсылками к великим, и одновременно остроумный образец самоиронии Крымова.

Тем удивительнее, что при таком, в общем-то, хулиганском отношении к первоисточнику спектакль получился очень моцартовским. И дело не только в большом количестве музыки оперы, которая здесь звучит. Особенно в первом акте, где исполняется треть «Дон Жуана». А начало Интродукции и вовсе прокручивается пять раз подряд: Режиссер недовольно просит повторить еще и еще, а потом по-тарантиновски расстреливает солистов — двух Лепорелло (Кирилл Корнейчук, Вениамин Краснянский) и Донну Анну (Александра Кесельман).

Спектакль воспринимается моцартовским прежде всего по своему духу – новаторской смелости, слому шаблонов, невероятным жанровым микстам. А также по проницательно воссозданной Крымовым моцартовской драматургии характеров. Так, в спектакле Режиссер (который, как потом выяснится, и есть Дон Жуан) раскрывается исключительно во взаимодействии с другими персонажами (даже его выход сопряжен с разговором по телефону как косвенной характеристикой образа). Подобно оперному протагонисту, он проявляет удивительное качество приспосабливаться к женским персонажам, говорить с ними на одном языке – языке их ожиданий. Мы видим, как он терпеливо выслушивает страстные претензии одной – замечательно придуманная сцена, где певица по имени Полина (Полина Айрапетова) поет «клятву мести» Донны Анны, а в качестве субтитров вместо ожидаемого подстрочника прокручивается гневная «отсебятина» наболевших претензий. Вот только один пассаж: «Мы не краски – захотел – выдавил, захотел – выкинул! Мы – артисты! И некоторые заслуженные! А кто вы такой, в конце концов? Мэтр? Может, вы не мэтр, а Санти-Мэтр? Вы – Санти-мэтр! Вы – закомплексованный маленький режиссер! Типичный российский деспот! Вам не дорасти не только до Дзеффирелли, но и до Мити Чернякова!..». Режиссер позволяет ей «выпустить пар», а затем спокойно, аргументированно парирует претензии по пунктам, как бы между прочим замечая: «Я, конечно, не Дзеффирелли, но какому-нибудь Мите Чернякову еще фору дам!»

Столь же мастерски Режиссер/Дон Жуан манипулирует другими «жертвами» своего списка. Он может с упоением поглощать хинкали, любовно приготовленные для него одной из прошлых пассий – уборщицей Розалией (Роза Шмуклер). Может ювелирно выбраться из склоки с истеричной актрисой, не получившей роль (Галина Кашковская). Или разыграть романтическую сцену с молоденькой реквизиторшей, мечтающей петь на сцене (Вера Строкова). Интересно, что если последнюю Крымов соотносит с Церлиной, то между первыми двумя делит прототип моцартовской Донны Эльвиры, страдающей и преследующей.

Впрочем, с мужскими персонажами, если присмотреться, все столь же узнаваемо. Евгений Эдуардович ловко управляет Лепорелло, который «двоится» в спектакле между Помощником режиссера Тагиром (Тагир Рахимов) и Александром Михайловичем (Александр Моровов), когда-то исполнявшим Лепорелло в спектакле тогда еще молодого режиссера Евгения Эдуардовича. И даже сцена подкупа (начало второго акта) в спектакле тоже есть. Правда, четыре луидора, за которые оперный Лепорелло соглашается остаться, здесь трансформированы в весомый режиссерский гонорар. Беспомощный Дон Оттавио (Амбарцум Кабанян) усажен у Крымова в кресло-каталку, а деревенский увалень Мазетто предстает Монтировщиком сцены (Игорь Кузнецов). Формально Дон Жуан в этот странноватый каст тоже выбран. Им становится бывший солист Игорь Вячеславович, который в последние годы гордо несет в театре бремя «Заведующего поворотным кругом» (Игорь Войнаровский).

Второй акт спектакля уводит от оперы Моцарта в область крымовского театра с его хрупкой ностальгией по детству, трагикомической иронией над собой, обескураживающей рефлексией о вечном – всем тем, что определяет узнаваемую тональность самых разных его спектаклей. Здесь много проницательных психологических монологов и много разной немоцартовской музыки. А еще невероятное танго, которое главный герой станцует зеркально с Александром Михайловичем (нет – другом Сашкой!) так страстно, как в последний раз. Это танго повторно возникнет и в финале, где Режиссер его исполнит прямо на поминальном столе, а затем провалится в преисподнюю. И снова выберется. Потому что «Дон Жуанов бывших не бывает!»