Музейная симфония в четырех частях

Жанр музыкально-­художественной выставки – один из самых сложносочиненных в выставочной практике, особенно если речь не идет о мемориальном музее. Как выдержать паритет художественного ряда и музыки? Как не впасть в субъективную ассоциативность или банальный поиск тематических параллелей? Как выдержать соотношение биографического и творческого? Родиной жанра, что не удивительно, является именно Вена: в 1892 году здесь состоялась первая музыкально-­театральная выставка, и Бетховен (наряду с Моцартом, Вебером, Мейербером, Шуманом и Листом) был одним из ее главных героев. Именно на этой выставке был заложен «золотой стандарт» жанра: нотные и литературные автографы, мемориальные предметы (в том числе реконструкция рабочих кабинетов), живописные портреты, театральные костюмы, музыкальные инструменты и сопутствующая концертная программа. Спорную идею бетховенской выставки в главном художественном музее страны кураторы в итоге восприняли как уникальный подарок, шанс абсолютной свободы по отношению к своему герою и его роли в культурной истории. Первое, что бросается в глаза, – отсутствие экспонатов из масштабной коллекции самого музея. Однако, по замыслу кураторов, музей вступает с Бетховеном в диалог иного рода: музейное пространство играет важную роль культурного контекста, исторического постамента, на котором возвышается фигура композитора. Отказавшись от биографического ликбеза, авторы приглашают зрителя на выставку-­театр, выставку-­спектакль, в котором на равных сосуществуют музыка, текст, живопись, скульптура, инсталляция, перформанс.

Исходный пункт экспозиции – безусловно, музыка Бетховена, а ее нарратив рассчитан даже на тех, чье знание о творчестве Бетховена ограничивается хитами и общими клише. Кураторы раскидывают широкую ассоциативную сеть, умело жонглируя художественными экспонатами от 1638 до 2020 года. Первый зал, представляющий фигуру творца и виртуоза, сразу обрушивается на посетителя фортепианной музыкой Бетховена: сонатами № 21 и № 32. «Отказ от наушников был трудным решением, – говорит куратор выставки Андреас Куглер, – поскольку в идеале, конечно, нужно слушать каждое произведение с начала до конца. Это ужасно, что ты входишь в зал и оказываешься в середине ­какой-то части. Но при этом попадание в звуковое пространство – очень сильное переживание, особенно в нашем музее, для которого такой формат совершенно непривычен. Мы очень долго думали на эту тему. По сути, речь идет о рефлексии на тему музейного пространства в принципе, ведь музей – не только место хранения и презентации произведений искусства, это пространство, в котором вместе с тобой находятся другие люди. Разобщенность, обособленность в коммуникации и восприятии – один из главных недостатков современности. Мы не хотели, чтобы прослушивание музыкальных сочинений превратилось в винную дегустацию. А благодаря звучащей музыке меняется и отношение к художественным экспонатам, требующим от зрителя активного личного восприятия».

Экспозиция первого зала представлена графическим циклом Йоринде Фойгт «32 сонаты Бетховена». Художница преобразовывает нотный текст в сложные графики и диаграммы, поверяя гармонию алгеброй: прозрачные рисунки корреспондируют с нотными автографами сонат, представленными в витринах. Два смысловых центра этого зала – «Бронзовый век» Огюста Родена и «Концерт для анархии» Ребекки Хорн. Если реалистичная скульптура Родена, вызвавшая в свое время скандал в парижском Салоне, олицетворяет человека в его мощи и ранимости, то звуковая инсталляция Ребекки Хорн воплощает идею творческого самовыражения. Высоко под потолком вверх ногами висит черный рояль, который периодически с невообразимым гулом «вываливает» из себя клавиши, а спустя ­какое-то время тихонько вбирает их обратно – кажется, будто инструмент не выдерживает напряжения чувств. Этим неожиданным жестом механическая скульптура выражает совершенно человеческую эмоцию не то отчаяния, не то освобождения.

Если первый зал экспозиции повествует о творческом порыве, то второй говорит о трагедии личной потери. Это темное безмолвное пространство с высоким подиумом в середине и текстом знаменитого Гейлигенштадтского завещания на стене. В центре на черном подиуме лежат потертые деревянные плиты паркета из последней квартиры Бетховена. От самого дома уже давно ничего не осталось – его снесли еще в 1904 году, но двери и паркетный пол квартиры Бетховена ­почему-то решили сохранить. Этот единственный на выставке (кроме слуховой трубки) «мемориальный» экспонат производит сильнейшее впечатление – своеобразная реконструкция присутствия, навсегда покинутая сцена. Та tabula rasa, куда каждый может поместить «своего» Бетховена, свободного от идеологических наслоений, стереотипов и клише. Художественной «рифмой» личной трагедии композитора здесь служат фрагменты серии офортов «Капричос» Франсиско Гойи, которую художник создавал в момент окончательной потери слуха. «Так же как Бетховен, Гойя десятилетиями терял слух и с той же интеллектуальной остротой интересовался общественными и политическими проблемами своего времени. И, так же как Бетховен, он открывает двери современности – тому, что выходило за границы понимания его времени», – считает Андреас Куглер.

Третий зал воплощает тему преодоления ударов судьбы и природы как источника силы. После немоты предыдущего зала зрителя снова встречает музыка – симфонии № 3 и № 7. В витринах – автографы титульного листа «Героической симфонии» со следами стертого до дыр посвящения Наполеону Бонапарту, увертюры к балету «Творения Прометея» и увертюры «Эгмонт», эскизы «квартетов Разумовского» и финального хора Девятой симфонии (первые варианты работы с текстом). На стенах – «Прометей» Яна Коссирса и пейзажи Каспара Давида Фридриха и Уильяма Тёрнера. Яркие, почти абстрактные акварельные наброски Тёрнера, запечатлевшего пылающий склад лондонского Тауэра, своей экспрессией созвучны нотным эскизам Бетховена, его «laboratorium artificiosum», в которых композитор многократно и упорно возвращается к одним и тем же мотивам и гармоническим последовательностям, развивая идею «изнутри».

Классический культурный миф «преодоления ударов судьбы» в контексте творчества и биографии Бетховена находит воплощение в видеоработе голландского художника и композитора Гвидо ван дер Верве «Номер восемь». На экране – бесконечная гладь замерзшего моря, покрытого льдом и снегом. Навстречу зрителю размеренно движется одинокая фигурка человека, а прямо за ним – гигантский ледокол, разрубающий глыбы льда в Балтийском море. И хотя изначально эта работа никак не связана с Бетховеном, она неожиданно точно выражает его мятежный дух – бескомпромиссность и осознание одиночества.

Структурно выставка построена на постепенном «открытии» музейного пространства. Если в первом, «героическом» зале декоративные панели полностью скрывают интерьер, во втором уже виден оригинальный потолок, в третьем пространство музея проступает более четко, то, наконец, в последнем, четвертом зале нет ничего, кроме пустых музейных стен. Здесь зрителя встречает идущий нон-стоп перформанс, созданный по заказу музея специально к юбилейному проекту. Англо-немецкий художник и хореограф, мастер «сконструированных ситуаций» Тино Сегал сочинил вокально-­хореографическое действо на основе мотивов из самых известных сочинений Бетховена. Два исполнителя, передвигаясь в пространстве, поют, мурлыкают, выводят поочередно или каноном обрывки бетховенских цитат, превращая их в безотчетный звуковой фон, бездонный колодец музыкальной памяти.

Отдельного упоминания заслуживает каталог выставки, к участию в котором были приглашены авторы из разных стран – Австрии, Германии, Японии, Китая, США, России, Испании, Англии. По сути, это дополнительная, альтернативная выставка, внутри которой можно найти изображения иконографии Бетховена (от Йозефа Штилера до Энди Уорхола) и художественных экспонатов на тему его произведений. Не дублируя контент выставки, каталог предлагает дополнительный план культурного осмысления фигуры главного героя через музыковедческие и искусствоведческие статьи, литературные эссе, личные воспоминания.

Эпиграфом и одновременно послесловием экспозиции служит звуковая инсталляция турецкой художницы Айше Эркмен esile rüf, с марта встречающая зрителя прямо у входа в музей. Из двух динамиков доносится музыка, которую спустя пару секунд недоумения способен узнать любой, – бетховенская «К Элизе», исполненная в ракоходном движении, задом наперед. Собственно, вся выставка именно об этом: Бетховен как неотъемлемая часть нашей личной памяти.