Музы не молчали

В конце октября 1941 года на вокзал Тбилиси прибыл эшелон из Москвы с эвакуированным «золотым фондом советского искусства». Именно так были официально названы пассажиры прибывшего поезда. Комитет по делам искусств организовал торжественную встречу. Я в группе учащихся музыкальных школ, в числе других музыкантов, студентов и актеров театров приветствовал гостей. Их имена были нам хорошо знакомы. Первыми шли мхатовцы во главе с Немировичем-Данченко, за ними великие музыканты, пианисты, скрипачи, арфистки, певцы, балетные, словом, действительно – цвет советского искусства. Измученные многодневным путешествием, они устало улыбались, пока звучали приветственные речи руководства, а мы вручали им букеты.

А буквально назавтра начались сольные и сборные концерты приехавших артистов. Трудные условия эвакуации вынудили их интенсивно концертировать, и все площадки города с радостью были им предоставлены: Клуб имени Дзержинского и Дом офицеров. Оба этих клуба были рядом с моим домом, я сам не раз играл там в различных оркестрах, включая джаз, так что выступления приехавших звезд слушал, стоя в кулисах, в нескольких метрах от рояля.

Первое сильнейшее впечатление произвел концерт Константина Игумнова. Он играл «Времена года» Чайковского, сочинения Рахманинова, сонату Шуберта. Поражал своею красотой звук, извлекаемый пианистом из инструмента, простая, «академическая» манера исполнения. После концерта к Игумнову подошли две пожилые дамы. Они оказались ученицами пианиста аж в конце прошлого века, когда он преподавал в Тифлисском музыкальном училище.

Много выступал Самуил Фейнберг. Его виртуозная игра очень нравилась публике. Отлично принимали и Александра Гольденвейзера. Этот старший из пианистов, известный еще как шахматный партнер Льва Толстого, играл только классику и иногда сонаты собственного сочинения.

Никогда еще не выступали так часто с сольными концертами арфистки, как это делала в эвакуации Ксения Эрдели. Играла она и с оркестром. Помню Концерт для арфы Глиэра, а также ее собственные переложения произведений классиков для своего инструмента.

Негромкий, но прочный успех у тбилисской публики имели выступления певицы Нины Дорлиак, будущей жены Святослава Рихтера. Ее репертуар состоял из русских и зарубежных романсов, которые она исполняла с безупречным вкусом, с замечательным чувством стиля каждого романса. Ей аккомпанировала ее мать – Ксения Дорлиак, так что ансамбль у них был полный.

Все названные (и неназванные) музыканты с большой готовностью и самоотдачей выступали в госпиталях, переполнявших тыловой город. Мне довелось участвовать как ведущему в концерте в Центральном военно-морском госпитале, где играла Ксения Эрдели, пела Нина Дорлиак, я читал стихи Константина Симонова. Не забыть, как аплодировали двое раненых, у которых было по одной руке…

Большой и заметный вклад в обслуживание возросшего – за счет тысяч эвакуированных, а также воинских частей – контингента зрителей тылового, а точнее, прифронтового города, играл оперный театр. Он, помимо своей труппы Театра оперы и балета имени З. Палиашвили, приютил Харьковский театр оперы и балета, успевший уехать до занятия города немецкими войсками. Эвакуированная труппа смогла сохранить нотную библиотеку, что позволило им каждый месяц выпускать премьеру оперы, не повторяя репертуар хозяев.

Репертуар харьковчан был в подавляющем большинстве классическим. Среди постановок были и новые для местных зрителей «Дочь кардинала» Галеви и «Гугеноты» Мейербера. Трудно было им с оформлением спектаклей, оно осталось в Харькове, но гостеприимные тбилисцы раскрыли свои склады. В одних и тех же «готических» декорациях шли «Трубадур», «Дон Карлос», «Гугеноты», «Норма» и даже «Иоланта». Общими были одни и те же декорации и на все русские оперы. Понимающая трудности театров снисходительная публика не обращала внимания на подобные «мелочи».

Грузинская труппа также играла классический репертуар, но часто шли и прекрасные национальные оперы З. Палиашвили «Абесалом и Этери» и «Даиси», «Коварная Дареджан» М. Баланчивадзе, даже «историко-революционная» опера Б. Аветисова «Беглец». Очень подняло уровень труппы возвращение из Большого театра баритона Давида Гамрекели и тенора Давида Бадридзе. В виде эксперимента в спектакль «Риголетто» на роль Герцога был приглашен находившийся в Тбилиси известный эстрадный певец Михаил Александрович. Удачным этот эксперимент назвать было затруднительно: спел он прекрасно, но оказался беспомощным актерски …

Большое место в афише занимали балеты. Вернувшийся на родину замечательный танцовщик и хореограф Вахтанг Чабукиани возглавил балетную труппу и поставил несколько балетных спектаклей грузинских композиторов, причем сам исполнял ведущие партии. Особенным успехом пользовался балет Андрея Баланчивадзе «Сердце гор».

На открытии декады в Оперном театре участников от имени Союза композиторов приветствовал Сергей Прокофьев. Программа концертов декады была насыщенной и очень интересной, попробую вспомнить значимые. Наиболее широко была представлена, естественно, музыка хозяев этого праздника искусства. Так, оркестр филармонии под управлением дирижера Ш. Азмайпарашвили исполнил симфонию Ш. Мшвелидзе, Концерт для фортепиано А. Баланчивадзе, оркестровую сюиту его отца М. Баланчивадзе. В последующие вечера были исполнены симфонии Г. Киладзе и И. Туския, отрывки из оперы И. Гокиели «Маленький кахетинец», а также сюиты из музыки национальных балетов.

Не менее обширную программу привезли азербайджанцы. Их оркестром руководил известный дирижер и композитор Ниязи. Отрывки из его оперы «Хосров и Ширин» исполняли солисты и хор Бакинской оперы. Соревнование, конечно, не входило в задачи Декады закавказской музыки, но все же ощущалось. Все делегации обрели свои «группы поддержки», активно приветствовавших земляков. Особенно горячо была принята делегация артистов из Армении. Программа их концертов была очень разнообразна и интересна. Большой успех имели сочинения А. Хачатуряна – Вторая симфония и сюита из музыки балета «Гаянэ», отрывки из эпической оперы А. Степаняна «Давид Сасунский», «Симфонические танцы» Л. Ходжа-Эйнатова, поэма «Армения» Г .Егиазаряна и др. Единственным представленным в рамках декады джазом был Государственный джаз-оркестр Армении под руководством Артемия Айвазяна.

Студенты консерватории организовали встречу с Сергеем Прокофьевым. Мой друг и сосед Сулхан Цинцадзе помог мне проникнуть на эту интересную беседу с композитором. Большинство вопросов относилось к зарубежному периоду жизни, особенно в Америке. Сергей Сергеевич охотно рассказывал о своей работе, о написанных там операх и заметно сдержанно отвечал на вопросы о Стравинском и Рахманинове. После беседы студенты по просьбе композитора играли свои сочинения. Прокофьеву явно понравились их обработки национальных песен.

В один из самых мрачных периодов военного времени, в конце 1942 года, когда город был переполнен толпами беженцев с Северного Кавказа и ранеными из бесчисленных госпиталей, в Доме офицеров на проспекте Руставели открылся Театр оперетты!

В это тяжелое время в зале Дома офицеров с тщательно занавешенными окнами раздавались взрывы хохота, крики «бис», звучали красивые мелодии, на сцене красивые люди в ярких необычных костюмах пели и танцевали, уморительно смешили и заставляли пришедших на представление людей забыться на два-три часа…

Репертуар нового театра был очень большой и состоял в основном из венских оперетт. Своих платьев у актеров был минимум: спасались от немцев, в чем были. Но при всем при этом почти все женщины ухитрялись взять с собою одно вечернее платье, а мужчины – свой «производственный костюм» – фрак… Актрисы старательно пытались разнообразить свои туалеты, меняя на единственном платье то воротничок, то пришпиливая к нему шлейф из госпитальной марли, окрашенной госпитальной же марганцовкой, или, на худой конец, фестон, срезанный с дивана в фойе. Кроме фраков и вечерних платьев в ходу были всевозможные военные кители, которые с помощью крашенных под аксельбанты веревок и кистей со знамен превращались в экзотические мундиры для героев и простаков.

Декорации всех спектаклей тоже составлялись из весьма ограниченного набора деталей: одного-двух окон, пары дверей, нескольких ширм – вставок и двух комплектов клубной одежды сцены – черной и темно-малиновой. В антракте окна и двери переставляли на другое место и меняли кулисы и задник на другой цвет. Если по ходу действия был необходим лес или чаще сад, то в этом случае ставили пару пальм в кадках из фойе. В обычных салонах стулья и столы брали из бухгалтерии, а если действие происходило во дворце графа, то на сцене появлялись диван и кресла из кабинета начальника Дома…

Премьером театра был баритон Юрий Павловский, он же главный режиссер театра. Впрочем, этой стороны его деятельности ни я, ни остальные зрители не замечали… Артисток на роли героинь было две. Валентина Ольшевская, запомнившаяся в постановке «Раскинулось море широко», одного из редких в репертуаре советского спектакля (авторы, помнится, В. Вишневский, А. Крон и В. Азаров). Вторая героиня, Л. Кромм, наибольший успех имела в «Роз-Мари» и в «Коломбине». На ее спектаклях всегда была толпа офицеров с букетами. Но самой яркой актрисой была «каскадная» Любовь Рогова, впоследствии звезда Краснодарского театра музыкальной комедии.

Автор же этих строк вскоре стал артистом Ансамбля погранвойск Грузии и с ним встретил долгожданный День Победы.

Надеюсь, что эти скромные воспоминания очевидца культурной жизни одного тылового города доказали: музы в годы Великой Отечественной войны не молчали, нет!