Mythos <br> Schubert. Loewe <br> Konstantin Krimmel, Ammiel Bushakevitz <br> Alpha Релизы

Mythos
Schubert. Loewe
Konstantin Krimmel, Ammiel Bushakevitz
Alpha

Столько, сколько делает Alpha для популяризации камерно-вокальной музыки, не делает сегодня ни одна другая звукозаписывающая компания. И делает она это не только неформально, но с большим азартом и даже одержимостью исследователя-подвижника. Каждый подобный альбом предполагает не только открытие новых исполнительских имен, наслаждение красотой вокала или совершенствами инструментальной игры, но емкий исторический экскурс, некую музыкальную капсулу времени.

Альбом Mythos знакомит нас с немецко-румынским баритоном Константином Криммелем и израильским пианистом Аммиелем Бушакевицем, вслед за которыми мы открываем магический мир немецкой баллады в творчестве немца Карла Лёве и австрияка Франца Шуберта, его современника, родившегося на пару месяцев позже, а ушедшего из жизни намного раньше Лёве. С первой же песни альбома — Der König in Thule на стихи Гёте — уши эксперта теряют всякий ориентир, плененные дивной красоты и обаяния голосом Криммеля, который заставляет сомневаться, возможно ли сегодня такое прекрасное глубокое, осмысленное пение? Когда выясняется, что Бушакевиц был последним частным учеником Дитриха Фишера-Дискау, все становится на свои места, в том числе и, прежде всего, голос и исполнительская манера Константина: она до мурашек напоминает знаменитый фирменный мягкий, обволакивающий, зачаровываю­щий терапевтический тембр великого немецкого баритона. Да и игра Аммиеля ведет свою родословную явно от Джеральда Мура, эхом отзываясь у Хельмута Дойча. В ней слышны и педантизм, въедливость, вслушивание в слова, желание петь и дышать вместе с певцом, держать форму, договаривать недосказанное, жирно дописывать и «дорисовывать» на рояле то, что уже закончилось на вербальном уровне.

Программа альбома строится из чередования Шуберта и Лёве буквально одного за другим, чтобы легче было проводить параллели, сравнивать и выявлять разницу и вместе с этим как бы восстанавливать в правах куда реже исполняемого Лёве. Отзвучал «Фульский король» Шуберта — и следом «Арчибальд Дуглас» Лёве. Как отмечает пианист Аммиель Бушакевиц, Фульский король был персонажем вымышленным, а Арчибальд Дуглас — реальным историческим лицом, регентом Шотландии. Слышно, как Шуберт заботился больше о музыке, о симфонизме в аккомпанементе, первенстве мелодии, в то время как Лёве стремился ставить на первый план слово, превращая музыку в иллюстратора событий, впрочем, всегда очень эффектно, искренне и выверенно. Дальше «музыка­льный ринг» между Шубертом и Лёве становится мрачнее, острее; страсти накаляются, когда встык ставятся, например, такие баллады, как «Тоска могильщика по дому» Шуберта на стихи Якоба Николауса Крайгера, «Пляска смерти» Лёве и «Лесной царь» Шуберта. Мотивчик из «Пляски смерти» Лёве, написанный как потенциальный хит, шокирующе откликается в триольной пульсации знаменитой баллады Шуберта.

Сравнивая творческие пути Шуберта и Лёве, Бушакевиц пишет, что Гёте нравились больше баллады Лёве, в то время как песни Шуберта он не понимал, вплоть до того, что вернул ему без единого комментария балладу «Лесной царь». Так познаются натуры гениев. «Мои произведения появились благодаря моим музыкальным способностям и моей боли. Но те, что созданы только болью, кажется, радуют мир меньше всего», — в отчаянии констатировал Шуберт в своем дневнике 1824 года. Баритон и пианист, рассуждая о концепции своего альбома, справедливо замечают, что в романтизации Средневековья немало красоты, визуальным эталонным выражением которой являются картины Каспара Давида Фридриха, но обратной стороной этого странного восхищения становится тоска по смерти, одиночество, изоляция. И именно сегодня, когда в молодежи начал пробуждаться интерес к иным ценностям, эти баллады звучат как никогда более актуально.