Релизы
После выхода альбома Настасья Хрущёва написала в фейсбучных комментариях, что слушать то, про что пишешь, – вредно. Лучше сначала написать, а потом слушать. Что ж, пожалуйста.
Гляжу на обложку с фотозарисовкой в фирменном стиле «Настасья и красота города [Петербурга]» (горячо рекомендую всем, кому опостылел глянцевый Instagram (запрещен в РФ), подписаться на Хрущёву): нормальная крашеная стена, нормальная отваливающаяся штукатурка, нормальные торчащие провода и дерево из стены растет тоже нормальное. Идеальная иллюстрация поэтики незначительного, ставшей доминантой художественного мира Настасьи. Такая же нормальная должна быть и музыка – в родном печальном миноре, состоящая из длинной вереницы мотивов – всегда разных, но похожих друг на друга, как бесконечные питерские дворы-колодцы. Это музыка с мелодией, ее можно напеть. И с регулярным ритмом, под нее можно танцевать, но скорее хочется погружаться в транс. Это музыка, формально не способная травмировать тех, для кого не существует композиторов после Рахманинова и Пуччини, но слушатель получает прививку – нет, не «Модерны», а метамодерна.
В данном случае прививка трехкомпонентная: цикл «Книга печали и радости» для фортепиано и струнного оркестра, трио «Памяти невеликого художника» и «Русские тупики» в получасовой версии для фортепиано. Последнее сочинение уже хит – хореограф Максим Петров поставил в Мариинском театре в тандеме с Хрущёвой одноактный балет, который получил пять номинаций на «Золотую Маску» и, несмотря на миниатюрную форму и парадоксальное соседство фольклорной «ковырялочки» с высокой академической классикой, успешно тягался в шорт-листе с тяжеловесами. Настасья и сама пять раз номинировалась на «Маску», и кажется удивительным, что это первый альбом композитора – давно известного и авторитетного, в том числе благодаря философии метамодерна, которую Хрущёва разрабатывает в теории и на практике.
Кажется, пора нажимать play: хотя об альбоме/концерте часто, и правда, можно написать, не слушая, «Нормальная музыка» не тот случай. Стиль Хрущёвой узнаваемый, но Настасья не была бы собой, сводись все к штампам. Впрочем, как раз работа со штампами и есть ее конек, и даже набор штампов известен – широко трактуемые романтические банальности, от Шумана и Чайковского до мещанской тоски и песен у костра. Но это в постмодерне можно просчитать результат, а в метамодерне, который смешивает все со всем и из знакомых кубиков выкладывает неожиданный узор, высок риск попасть пальцем в небо.
Однако в «Книге печали и радости», несмотря на название, действительно сплошной минор. Спервых звуков становится очевидно, что это история про время, его неумолимый бег. В крайних частях – тревожный пульс секундной стрелки, способный вызвать тахикардию периодическими сбоями ритмической сетки, во второй и пятой, подобно курантам, вступает размеренный, барочной природы cantus firmus, который делает вид, что ничего о времени не знает. В центре этой концентрической композиции минутная стрелка тикает спокойнее, создавая иллюзию покоя, – пока ансамбль не врывается с уже знакомым паттерном, только градус тревоги стал еще выше. Музыканты OpensoundOrchestra во главе со Станиславом Малышевым играют с совершенством швейцарского механизма, но с физически ощутимым чувством саспенса – тут слышна мастерская работа звукорежиссера Михаила Спасского, и интересно, в какой степени он ответственен за атмосферу. Написанная в русле минимализма «Книга» имеет все шансы стать отличным саундтреком, но, как всегда у Хрущёвой, ее интересно просто слушать, упиваясь бесчисленными арабесками.
Короткое фортепианное «Трио памяти невеликого художника», виртуозно сыгранное Настасьей в ансамбле со Станиславом Малышевым (скрипка) и Ольгой Калиновой (виолончель), удачно разбивает своим квази-авангардным звучанием минималистские сочинения, но имеет гораздо меньше общего с Петром Ильичом Чайковским, чем «Русские тупики – 3». Последние в исполнении автора занимают добрую половину диска, постулируя важнейшую мысль Хрущёвой – философа и практика: сегодня, чтобы существовать, художник должен повторяться. Длинный «лабиринт псевдоцитат из русской музыки XIX–XX веков», где каждая цитата – кристалл, заключающий в себе что-то исконно русское, скрепное, любимо-ненавидимое, существует между двумя полюсами – неистовостью и тоской. Но это не утомляет. Как долгая ностальгия, бесцельное перебирание в памяти знакомых музыкальных и литературных мотивов, повествование, которое никуда не спешит и никуда не ведет. Ужасно подкупает игра Настасьи, ее метаискренность, умение держать мхатовские паузы и сделать так, чтобы ворох музыкальных фраз-лоскутьев не рассыпался, а соединился во что-то родное и уютное – такой звуковой плед-пэчворк, в который хочется завернуться поуютнее и уставиться в дождливое окно.
