Наталья Метелица:
Империя – в деталях, а не в масштабе

ЕЧ В России два фестиваля посвящены одному и тому же человеку – Дягилеву. Петербургским «Дягилев. P. S.» руководите вы, а Дягилевским в Перми – Теодор Курентзис. Чем-то полезны друг другу обе эти затеи?

НМ В Перми отличный музыкальный фестиваль. Благодаря Курентзису его даже называют «уральским Зальцбургом». Но я там была, когда фестиваль только начинался с Олегом Левенковым и Георгием Исаакяном. Мне тогда понравилась доверительная нешумная атмосфера. Понравилось и то, что они мягко «вытянули» имя Дягилева из небытия. Конечно, там сохранился дом его деда, в котором рос Сергей Павлович, но в советские годы это мало кого волновало. Что касается моего фестиваля «Дягилев. P. S.», к нему подтолкнуло время, когда весь мир готовился к 100-летию «Русских сезонов» в 2009 году, и к этому я еще вернусь. Пока же скажу, что в художественном руководстве фестивалем мне служат ориентиром векторы деятельности самого Дягилева. Прежде всего, балет – это главное. Но не только балет – исторические концерты. Обязательно что-то оперно-симфоническое, ведь Дягилев первым представил миру и «Псковитянку», и «Бориса Годунова». Привозить целые оперы для нас пока все-таки очень дорого, но эту часть искусства мы представляем фигурами крупных музыкантов: тот же Теодор Курентзис привозил к нам «Дидону и Энея» Пёрселла в концертном исполнении.

Нам важны выставки, потому что Дягилев первым открыл России ее XVII век. Еще пункт нашей программы – книжные издания: два года назад издали отличную книгу С. Л. Григорьева «Оригинальный Русский Балет, 1935–1952» (посвящена труппе Василия Воскресенского, более известного как Полковник де Базиль, чьи танцоры были в какой-то степени наследниками Ballets Russes). Кстати, рукопись этой книги хранится в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне. А в этом году презентовали энциклопедический роскошно иллюстрированный двухтомник «Мариус Петипа» на трех (!) языках. Кроме всего перечисленного, обязательно каждый год проводим научную конференцию. И во всем этом знаете, что для меня самое главное? Ставка на новизну! Каждый наш фестиваль старается знакомить публику с чем-то абсолютно новым, причем высокого качества.

ЕЧ Наследию Петипа не чужда экзотика, но не радикальничаете ли вы?

НМ Хореография – искусство живое. В связи с фигурой Петипа меня интересовал не классический стационар, а то, какие фантазии и образы великого хореографа и зачинателя Имперского балета способны питать воображение современного человека. Балет же, в основном, держится на незыблемости своих авторитетов. Взять «Баядерку», которой 140 лет, и в Петербурге поколения воспитывают глаз на ней или на Grand Pas из «Пахиты». И вдруг – бах! – мы привозим екатеринбургскую «Пахиту» Славы Самодурова, шаловливую, нестандартную, но сделанную остроумно, качественно, здóрово. И уже, смотрю, серьезные наши петербургские критики щеки надувают: «Разве так можно?!» А чего щеки-то раздувать?! Никто же не знает, какой была «Пахита» времен Петипа?

ЕЧ Дягилевский – с упором на балет – фестиваль в Петербурге, сформировавшем личность Дягилева, очень естествен. А когда вы только его придумывали?..

НМ В том-то и дело, что мне очень хотелось вернуть феномен Дягилева в Россию. Показать, что это был за махина-человек. Поскольку я занимаюсь историей театра много лет, мне Сергей Павлович всегда был очень интересен. Интересно было его шармёрство, его авантюризм, и прежде всего его поразительная художественная интуиция. Должна вам напомнить, что ведь до середины 1980-х, пока не появился двухтомник Зильберштейна, Дягилев был достаточно закрытой фигурой. В нашем музее, конечно, хранились экспонаты первых двух «Сезонов», когда он вывозил в Париж целые спектакли Мариинского императорского театра. Хранились и фотографии фокинского периода (по существу, все на них – участники антрепризы Дягилева). Но всё это никогда не было «на свету» и интерпретировалось, скорее, как деятельность героев Императорской сцены. За большой историей русского театра Дягилев в советские времена почти не просматривался. Но с середины 1980-х ситуация кардинально изменилась. По мере приближения к 100-летию «Русских сезонов» уже в 2006–2007 годах зарубежные коллеги стали нас буквально заваливать запросами «дягилевских» материалов. И я поняла: «Час Дягилева пробил». В 2008 году на одной из встреч деятелей культуры с губернатором Валентиной Ивановной Матвиенко так и сказала: «Друзья, у меня стол завален письмами из Америки, Франции, Японии, Канады, где просят дягилевские экспонаты. Уже начинается мировое празднование “Русских сезонов”. А мы-то что тут сидим, господа коллеги?! Мы?! Город, откуда эти “Русские сезоны” пошли?! Ведь Ballets Russes – это феномен петербургской культуры!» И у всех вдруг открылись глаза. Конечно, нужен фестиваль! Первый «Дягилев. P. S.» мы провели в 2009 году.

ЕЧ Фестивальную коллекцию каждый раз собираете в одиночку?

НМ Отвечу так: риски здесь все мои. С другой стороны, я же могу обратиться за дружеским советом, например, к Ноймайеру, Матсу Эку, Ане Лагуне, Анжелену Прельжокажу, Уэйну МакГрегору, и я всегда могу спросить их мнение. Потом сама уже разбираться поеду. Все-таки умный шаг мы сделали, вложившись в прошлогоднюю постановку МакГрегора! (Этот спектакль – «АвтоБИОграфия» – съездил даже на Платоновский фестиваль в Воронеж. – Е. Ч.). Теперь мы для них – люди, которым они доверяют, а это важно. Вообще с первого фестиваля понимала, что для меня даже исполнительство не так важно, как важно мышление современного хореографа. Классическая хореография – это, условно говоря, «писатель», а вот «искусство чтеца» – как раз искусство интерпретатора. Поэтому уже девять лет назад я, закрыв глаза от ужаса, сразу «посягнула» на… Джона Ноймайера. И он привез свой «Павильон Армиды». Конечно, трепетала. Пишу: «Здравствуйте, к вам обращается Наталья Метелица…», – а сама думаю: «Ну кто я такая?»

ЕЧ А были случаи, когда вам отказывали?

НМ Дягилев – имя, которому никто из зарубежных хореографов еще ни разу не отказал. Кризис не кризис, санкции не санкции… В Москву же в Большой театр МакГрегор не поехал, а его звали! Чего-то испугался! К нам уже дважды приезжал.

ЕЧ В Театральном музее к фестивалю приурочена выставка с названием не хуже фильмов Ларса фон Триера: «Танцемания». Организовать экспозицию по типу иммерсивного театра тоже вы придумали?

НМ Инициировала, конечно, я, вместе с коллегами проработала содержание, а само выставочное пространство «сочинил» Юрий Сучков, театральный художник. Мы уже привыкли каждую более-менее значительную выставку делать, как театральное представление. Практикуем давно, с тех пор, как в 1991 году «брали» Парижскую оперу – самый что ни на есть театральный Олимп. Дело было так. В 1987-м в Эрмитаж привезли ретроспективу Ива Сен-Лорана. Я, тогда еще замдиректора по науке, бухаюсь в ножки Борису Борисовичу Пиотровскому: «Представьте меня дизайнерам Сен-Лорана!» – «Конечно, деточка!» Попили чаю, и я приглашаю французов: «Приходите, покажем вам коллекцию театральных костюмов». Теперь представьте. Голодные годы, даже еще не девяностые! Мы разложили двадцать отреставрированных театральных костюмов в темноте. Входят четыре француза. Мы включаем свет. И они… в абсолютном шоке. «Перчатки! Перчатки!», – кричат. «Да нет у нас перчаток», – думала, речь о костюмном аксессуаре. А им нужны были хранительские перчатки, чтобы прикоснуться к этим костюмам. Когда они увидели этот крой, эти ручные швы – это же haute couture!.. Это же были костюмы Императорских театров!.. Сейчас вот без конца направо-налево употребляют это слово – «империя». И империи-то нет! Мы хотим, чтобы она была. Но ее-то нет! Потому что империя – в деталях, а не в масштабе, понимаете?!