Неиспанские страсти

В спектакле Исаакяна испанщины подчеркнуто нет до самого финала, и появляющиеся в последнем хоре веера и оборки ничего не решают; зато есть костюмы 1950-х и абстрактные декорации (все визуальное оформление создавала Елена Соловьёва, главный художник Самарского театра), которые даже в столицах до сих пор вызывают гримасы у зрителей-пуристов, не способных поверить, что полуторавековой давности оперу можно ставить в пиджаках. У самарской публики запрос на традиционность еще более выражен, но его удовлетворить взялся дирижер-постановщик спектакля Александр Анисимов (в этом сезоне уступивший пост главного дирижера Самарского театра молодому Евгению Хохлову): в его исполнении «Кармен» прозвучала как «та самая» опера, знакомая и расхватанная на цитаты.

Для Георгия Исаакяна самарская «Кармен» – уже четвертая в карьере. Можно проследить, как менялся градус радикальности в его работах. Первой была скандальная постановка в Перми, с имитацией мочеиспускания на сцене – в 2005 году такое еще можно было себе позволить. Спектакль 2013 года в Театре имени Наталии Сац, где Исаакян является художественным руководителем, идет с маркировкой 12+ и осенен именем Пабло Пикассо, счастливо совмещающего статус классика и авангардиста. Третья постановка была создана в 2017 году для санкт-петербургского фестиваля «Опера – всем», в рамках которого спектакли исполняют на открытом воздухе со свободным доступом для всех желающих. Массовый зритель получил узнаваемую и ожидаемую «Кармен» с корридой и кастаньетами.

В самарской постановке Исаакян следует еще одному популярному сегодня тренду – сращиванию оперного спектакля и кинематографа. Навскидку из последних премьер такого рода на российской сцене – «Бал-маскарад» Давиде Ливерморе в Большом театре с отсылками к фильмам в жанре нуар и немое кино в «Сицилийской вечерне» Арно Бернара в Мариинском театре. Исаакян решил встроить в «Кармен» киномонтаж, рассказав историю как флэшбэк: это воспоминания Хозе, сидящего в камере смертников. Все действие разворачивается словно на плоском экране – декорация, собранная из разноцветных комнат-ячеек, имеет минимальную глубину, солисты выдавлены на авансцену и скрыться друг от друга им некуда, разве что какую-то из ячеек закроет скользящая вверх-вниз глухая стена с узкой бойницей.

Сценографическое решение перекликается, как показалось, с декорациями «Роделинды» Большого театра – одна из комнат даже имеет похожую кафельную облицовку (в некоторый момент она становится душевой сигарной фабрики, исподволь намекая посвященным на сантехнику в Пермской постановке). Приятно, что идеи спектакля, получившего в 2017 году «Золотую Маску» как лучшая оперная постановка и немедленно вслед за этим покинувшего репертуар, продолжают распространяться и жить. Продолжают ли они работать – другой вопрос, ведь запрос на роскошь у посетителей оперных театров никуда не исчезает, и в этом плане создатели самарской «Кармен» пошли на риск. Риск оправданный, поскольку приучать зрителя к неремарочным театральным решениям в любом случае нужно. Заворожить зрителя спектакль пытается не антуражем, а близким контактом с артистами; хор в нескольких сценах выходит петь в ложи бенуара, превращая весь зрительский зал в севильскую площадь.

Обособив хор от солистов, Исаакян делает историю камерной и интимной. Хабанеру его Кармен поет сама себе, уединившись в кафельной комнате и не обращая внимания на подглядывающих за ней мужчин – а Хозе, не видя, чувствует ее присутствие через стену соседней ячейки. Кармен вообще все время отъединена, все эти перегородки нужны, чтобы обособить именно ее; свои номера она норовит уйти петь в отдельную ячейку; даже в воспоминаниях Хозе она ускользает от него, не дается в руки. Но и с Эскамильо сблизиться ревнивая память Хозе ей не позволяет: в дуэттино из третьего акта они рассажены в разные концы сцены спиной друг к другу. На стене ячейки Эскамильо в это время высвечивается и гаснет крест (художник по свету – петербуржец Евгений Ганзбург) – на случай, если зритель не разгадал, что слышит отходную молитву Кармен.

Ведь Кармен в этом спектакле сращена с Эскамильо. Музыкальные излияния Хозе она не воспринимает, буквально зажимая уши, зато мелодию тореадора присваивает и под нее совершает два решительных и роковых перехода между границами ячеек: во втором действии, когда звучит последняя реприза этой самой знаковой темы оперы, Кармен решительно подходит к Эскамильо, чтобы поманить его и оставить ни с чем; а когда тема возвращается в финальном дуэте, Кармен той же походкой и по той же траектории идет к Хозе, чтобы тот ее убил.

Костюмы Кармен обладают собственной драматургией: в первом акте она с ног до головы в черном, ее глухое платье почти по-вдовьи целомудренно, и тем более вызывающе смотрятся алые туфли с лентами. Второй акт Кармен проводит в подчеркнуто не сочетающемся бордовом, черном и желтом; в третьем возвращаются алые туфли, но без черных чулок они не производят такого эффекта и просто дополняют белое платье с красными цветами. Когда Кармен умирает – снова одна, снова в кафельной комнате, превращенной теперь в скотобойню, где со стен свисают освежеванные бычьи туши – бутафорская краска не течет: вместо нее цветы на платье начинают выглядеть как пятна крови.

В роли Кармен в премьерном спектакле на сцену вышла На­дежда Бабинцева, которая за несколько дней до того получила «Золотую Маску» за роль эсэсовки Лизы в опере «Пассажирка», поставленной в Екатеринбургском оперном театре. Для Бабинцевой это уже третья «Кармен» Георгия Исаакяна – она не пела только в его санкт-петербургской постановке. Видно было, какое удовольствие она получает от роли. Она купалась в нюансах фразировки, свободно скользила по тесситуре, с особенной легкостью отпуская в полет высокие ноты; совершенно естественно жестикулировала, двигалась, не пытаясь притвориться танцовщицей; пронизывала взглядами даже стены. Между ней и Эскамильо в исполнении баритона Станислава Трифонова, солиста Большого театра Беларуси, сразу вспыхивала искра, но стены, которые возвела память Хозе, не давали им сблизиться. Сам Хозе (его пел московский тенор Руслан Юдин, партнер Бабинцевой по спектаклю Исаакяна в театре Сац), как и положено по роли, не установил настолько же непосредственного эмоционального контакта с Кармен; его неловкость и настороженность более органично сочетались с робостью Микаэлы (самарская сопрано Ирина Янцева) и ее необходимостью делать над собой усилие.

Из-за чемпионата мира по футболу в этом году сезон в Самарском театре закончится досрочно, к концу мая. Уже во время показов «Кармен» на площади перед театром монтировали трибуны для спортивно-патриотических мероприятий; зрители, сумевшие пролавировать между полусобранными металлоконструкциями, были вознаграждены удачной премьерой. Но спектаклю как воздух нужна предельно яркая Кармен. Остается надеяться, что Надежда Бабинцева, востребованная в Екатеринбурге и Перми, сможет приезжать на каждое возобновление репертуарной постановки.