Нездешний Шукшин

Героем музыкального вечера стал… Василий Шукшин. И вовсе не по юбилейному поводу (кажется, что классиков или других деятелей культуры вспоминают теперь только так), а – очевидно –  по каким-то другим причинам. Шукшин и его уже далекое, казалось бы принадлежащее сугубо XX веку и другой стране творчество, стали отправной точкой для разговора о нас сегодняшних. Разговора, избегающего пафоса и готовых формулировок. Разговора, где хрестоматийные темы (народ, герой, родина) вдруг наполнились свежим дыханием. Во многом, благодаря музыке.

Программа, составленная дирижером Антоном Жуковым, развивалась по кинематографическому принципу: сначала мы стали свидетелями того отрезка времени, что Шукшин посвятил важному для него герою из народа – Стеньке Разину (о котором он писал роман и мечтал снять фильм), а позднее – как бы ретроспективному взгляду на этого персонажа, и через него – раздумьям о человеке, о себе, о своей малой родине. Большую роль в программе играло слово, переданное чтецом Андреем Мерзликиным с разными оттенками: то с несколько театрализованной интонацией, то, наоборот – с чувством, способным дойти до сердец.

На удивление, литературно-музыкальная в своей основе композиция избежала привычного формата, где музыки всегда недостаточно. Напротив – она продемонстрировала мощный акцент на последней. Так, в первом отделении концерта были исполнены, и без купюр, такие объемные композиции, как поэма «Стенька Разин» Глазунова и «Казнь Степана Разина» Шостаковича. Ход маэстро Жукова нужно признать выдающимся, ведь оба петербургских композитора редко так сталкиваются в одном пространстве, в одной программе, в одном отделении. Длинные полотна обозначили смену вектора в восприятии героя: для Глазунова он практически как былинный богатырь, для Шостаковича  – бунтарь, бросающий вызов царю. Обе ипостаси оркестр воплотил весьма красочно, с огромной амплитудой настроений. Напряженный градус шостаковического опуса держал солист Владимир Байков – в лучших басовых традициях, с оперным размахом исполнив партию. На его фоне хор, задействованный в поэме, проявил себя в полсилы: не столько в динамическом плане, сколько в эмоциональном. Гораздо ярче, прочувствованней было выступление хористов «Царицынской оперы» в музыке Гаврилина (обрамляющих программу номерах из «Перезвонов») – еще одного героя не нашего времени, сродни Шукшину.

Второе, лирическое отделение программы по некоторым вещам (большей дробности, с фиксацией на видеоряде из фильмов и хроники), безусловно, уступало первому. Трудно перебить впечатление от такого Шостаковича, трудно  –  после высокой классики  –  спускаться до простых незатейливых композиций вроде поэмы «Калина красная» Светланова (в которой еще, как на грех, звучит чуть ли не пародия на известный эпизод «Ленинградской»…) Но свет в конце тоннеля все же брезжит. Казалось бы уже потерянное равновесие и гармонию программы вдруг воскресило звучащее слово – простые, душевные строки письма Шукшина к матери, как призрак нездешней, с другими чаяниями и помыслами, жизни.