Николас Альтштедт:
Главное в исполнительстве – искать глубокую связь с музыкой

ВД Амплитуда ваших исполнительских интересов восхищает широтой – от Гайдна до Вайн­берга и Губайдулиной, от Монтеверди и Баха до Шостаковича и Салонена. Где кроется источник такой творческой ненасытности?

НА Я бы ответил фразой Альбана Берга, обращенной к Джорджу Гершвину во время личной встречи композиторов в Вене в 1928 году: «Музыка – это музыка». Зачем ограничивать себя тем, что люди называют разными стилями? Мне важнее путь изучения и открытия для себя и слушателей музыки, скажем, Монтеверди с неменьшей интенсивностью, чем творчества Лигети. Я испытываю потребность постоянно вдохновляться мыслями великих.

ВД Почему вы вообще решили посвятить себя музыке?

НА Мне с самого начала было понятно, что на свете не может быть ничего другого, кроме Музыки, которая способна показать, насколько богато мироздание и почему оно может быть таким. Для меня не существует другого пути познания Человека и Универсума, кроме как через музыку. Бесконечность и непостижимость мира находят свои ответы только в Музыке.

ВД А почему выбрали виолончель?

НА Ответ, на первый взгляд, очень прост: в доме были фортепиано и виолончель. Мой старший брат выбрал фортепиано, поэтому мне досталось то, что осталось. Но наши родителине музыканты. Мой отец – врач, всегда отличавшийся неравнодушием к музыке, он сам немного играл на обоих инструментах как любитель. И признаюсь, что могу считать себя счастливчиком, потому что мои родители поддерживали меня на всех этапах профессионального становления, без малейшего давления. Они просто были очень заинтересованы в том, чтобы я успешно окончил высшую школу и получил разностороннее образование. Перед их глазами не было примера, как становятся хорошими музыкантами, поэтому мне открылась полная свобода самостоятельных поисков и выбора. Поскольку отец никогда не жил жизнью профессионального музыканта, его любопытство и страсть в этом направлении всегда влияли на меня самым позитивным образом.

ВД Вашим учителем стал прославленный советский виолончелист Борис Пергаменщиков, выпускник Ленинградской консерватории по классу Эммануила Фишмана. Как это случилось? Почему вы выбрали именно этого музыканта?

НА Я познакомился с Борисом Пергаменщиковым в 2002 году на мастер-­классе в Любеке. Тогда я все время думал о том, что его подход к исполнительству сильнее связан с музыкой кактаковой, чем обусловлен возможностями инструмента. У Пергаменщикова был один из лучших классов.

ВД Каким он вам запомнился как педагог?

НА Он был эрудирован и образован в искусстве и литературе и всегда в обучении стремился расширять горизонты, давать очень широкую перспективу в вопросах интерпретации. Он призывал нас мыслить независимо, не стесняться задаваться вопросами и развивать собственные идеи.

ВД Каково это – быть учеником?

НА Я вам признаюсь, что до сих пор чувствую себя как начинающий, как студент. Для меня никогда не имело первостепенного значения думать о ­какой-то собственной манере исполнения. Для меня главное в исполнительстве – искать более глубокую связь с музыкой.

ВД Наверное, именно поэтому вы добились звука невероятной глубины, красоты, магнетизма, певучести, несущего в себе глубины истины. Трудно это – искать свой голос?

НА Я думаю, что на постепенное формирование звука бессознательно влияют разные импульсы, с самого раннего детства окружающие музыканта-­художника. Если говорить о том, какие конкретно музыкальные звуки окружали меня в юности, то это Аннер Билсма, Гидон Кремер, Николаус Арнонкур, Дьёрдь Куртаг, но также изобилие виолончельных звуков, которые я слушал у своего учителя Марсио Карнейро. Однако не менее важной и определяющей частью моей звуковой среды была также и природа, и шум социума.

ВД Трудно быть первым?

НА Если вы о классической музыке, то она, на мой взгляд, совсем не о том, чтобы быть первым.

ВД Судя по тому, что вы являетесь артистом в резиденции в Симфоническом оркестре Юго-­Западного радио Германии, вам предстоят концерты с Теодором Курентзисом. Как относитесь к феномену его дирижерского искусства?

НА Стараюсь не пропускать репетиций с участием этого дирижера, слушаю его интервью, смотрю документальные фильмы. Я присутствовал на нескольких концертах с его участием, в программы которых входили Третья и Пятая симфонии Бетховена, сочинения Рамо, опера «Милосердие Тита» Моцарта. Мне всегда кажется, что этот дирижер говорит то, что очень многим людям хотелось бы сказать, но они на это не отваживаются, продолжая оставлять все в молчании.

ВД А с Валерием Гергиевым не приходилось выступать?

НА Нет, хотя я являюсь большим поклонником его таланта и тоже смотрю концерты с его участием. Он неподдельный музыкант, наделенный особой властью от природы. Я нахожу его репетиции невероятно увлекательными: как он умеет работать с оркестрантами! Но так же захватывают и концерты, в которых ему удается ухватывать суть музыки.

ВД Какие события успели произойти в вашей жизни перед самоизоляцией?

НА В программу концерта, предшествовавшего этому периоду, вошли все сюиты Баха, и это произошло в Нью-­Йорке в Арсенал Парк Авеню. Я сыграл перед алтарем Лукаса Кранаха в Штадткирхе в Виттенберге, где ­когда-то проповедовал Мартин Лютер. Совсем недавно я принял участие в любимом фестивале в Локкенхаусе и был так счастлив вновь встретиться с моими друзьями – Гидоном Кремером, Андрашем Шиффом, Патрицией Копачинской и Денисом Кожухиным. В ближайшем будущем продолжится мое сотрудничество с оркестром Юго-­Западного радио Германии и со Старой оперой во Франкфурте.

ВД Насколько важно и интересно вам было взяться за руководство этим знаменитым фестивалем камерной музыки?

НА Локкенхаус стал неотъемлемой частью моей жизни с тех пор, как я возглавил его в 2012 году, сменив на посту любимого мной Гидона Кремера. И могу вас заверить, что стараюсь сохранить дух, который он поддерживал на этом форуме.

ВД Этим летом вам посчастливилось провести фестиваль в свое время, без переноса. Какие были условия?

НА Нам было разрешено принять в зале церкви 174 слушателя при наличии масок у каждого. И мы неукоснительно соблюдали все предъявляемые требования: артисты тестировались ежедневно, фестивальная команда и хор, к счастью, получали отрицательные результаты. Все прошло очень хорошо.

ВД Какие уроки вы извлекли из пандемического карантина?

НА Я использовал это время как возможность рефлексировать, как время на изучение сочинений, которые предстоит исполнить в ближайшие сезоны, – использовал более интенсивно, чем когда делал это в обычное время, пребывая в состоянии постоянных переездов. Я старался быть на природе настолько часто, насколько возможно. Для меня это время было очень полезным в смысле физического и психического, я попытался извлечь максимальную пользу для будущего. Нам всем следовало бы думать больше о душе, о внутреннем мире, заглядывать в себя, а не продолжать порхать по поверхности. Этот период показал всем нам, что человечество не выживет без искусства. Это показатель загнанности человечества. Этот период стал попыткой все вернуть в правильные русла. И мы не должны позволить продолжаться такому абсурду, когда, с одной стороны, люди могут чихать на борту самолета, до отказа забитого пассажирами, но, с другой, ­почему-то вынуждены соблюдать немыслимую дистанцию в концертном зале. Борьба за искусство и климат на Земле – вот две возможности, благодаря которым мы сможем выжить.