Персона
«Пианист всепоглощающей чувствительности, который выдвигает вперед не себя, а музыку…»; у него «инструмент звучит как целый оркестр, и вы можете услышать все градации и нюансы оркестровых голосов»; «Главное в его игре – изысканность вкуса, стилистическая и текстовая безупречность…», – так пишет зарубежная пресса о народном артисте России, профессоре Московской консерватории Николае Луганском. В апрельские дни он отмечает свое 50-летие – без пафоса, в гастрольных поездках, мало интересуясь датами и юбилеями.
В краткой паузе между выступлениями Николай Луганский (НЛ) рассказал Евгении Кривицкой (ЕК) о том, как готовится к концертам, где любит выступать, как надо тренировать память и почему оперу предпочитает балету.
ЕК Николай, мой звонок застал вас в дороге из аэропорта. Откуда вы возвращаетесь?
НЛ Вчера выступал в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии с Заслуженным коллективом Республики. Дирижировал Димитрис Ботинис, а я играл Первый концерт Шопена.
ЕК Поздравляю, играть в таком месте – удовольствие. Если говорить о российских залах, есть ли приоритет для вас?
НЛ Москва и Петербург – счастливые города, каждый обладает несколькими великолепными залами. Например, упомянутый мной Большой зал филармонии и Мариинка-3 в Петербурге – выдающиеся в акустическом отношении, в них огромное счастье играть. В Москве долгое время был один великий зал – Большой зал консерватории, но сейчас и Зал имени Чайковского после многолетних исправлений обрел хорошую акустику, появились и «Зарядье», и «Филармония-2», и Светлановский зал Дома музыки… Я называю только крупные площадки.
ЕК Вы ощущаете в них атмосферу «намоленности», дух великих предшественников?
НЛ Да, немножко, хотя умом понимаю, что не стоит об этом думать, выходя играть к публике. Долгое время Большой зал Московской консерватории вызывал у меня самый высокий градус волнения. Потому что это мой город, тут проходил Конкурс имени Чайковского, который я с детских лет посещал как слушатель, а потом сам принимал участие. Только восемь-девять лет назад я стал спокойнее относиться к БЗК, перестал чувствовать груз ответственности.
ЕК А как вы относитесь к неакадемическим локациям – разным лофтам, «ГЭС-2», ДК «Рассвет», «Винзавод» или музейным пространствам?
НЛ Прекрасно, когда там играется великая музыка. Конечно, девяносто процентов моих выступлений проходят на известных статусных площадках. Это не всегда даже концертные залы – в Италии, Франции скорее будут театры или церкви. А вот то, о чем вы спросили, имеет больше отношение к Англии или Америке. Не совсем лофты, но камерные пространства, как Purcell Room в Southbank Centre. Случалось мне играть и в музеях – Пушкинском, Скрябинском, в Доме-музее Чайковского в Клину.
ЕК Вам не мешает, когда публика сидит близко?
НЛ Пожалуй, чувствую себя не совсем комфортно. Мне кажется, что звук должен пролететь какое-то количество метров, прежде чем «приземлиться» в ушах и душах слушателей. Бывают разные ситуации, есть и концертные залы, где первый ряд очень близко к сцене. И еще важно понять само пространство, привыкнуть к роялю – в таких помещениях часто не концертные инструменты, а салонные. Нужно пристроиться, поискать другую динамику, педализацию.
ЕК Сколько концертов в год вы сейчас играете?
НЛ До пандемии в среднем доходило до ста концертов в год. И я говорил, что это ужасно, что надо уменьшать. Потом наступил 2020 год: когда был официальный локдаун, и пришлось сидеть дома четыре месяца: мое возвращение на сцену состоялось в Мариинке-3, где я сыграл Первый концерт Шопена с Валерием Гергиевым. В тот год, наверное, было 50 выступлений, в 2021 году интенсивность увеличилась, какие-то страны стали открываться, а Россия и Испания не закрывали вообще концертные залы. Как будет в этом сезоне – не знаю, что-то отменяется, но в Испании выступал трижды с февраля, и проблем туда добраться не возникало.
ЕК Как вам удается держать в памяти и в пальцах такой объем нотного текста?
НЛ Я не из музыкальной семьи, но лет с шести, как только выучил ноты, брал любые произведения, какие попадались на глаза, и сразу исполнял их на фортепиано. Конечно, у меня была программа, заданная педагогом, но и сверх этого я переиграл массу литературы. Я также довольно быстро запоминаю ноты. В каком-то возрасте эти способности достигают пика, наверное, лет в 18-20. А потом нужны определенные усилия, чтобы их поддерживать. С одной стороны, я «жалуюсь», что много разных программ, а с другой, если переключиться в режим одной сольной программы и двух концертов с оркестром в год, то память будет неуклонно ухудшаться. Поэтому есть спортивный интерес, чтобы независимо от возраста быть в форме, продолжать играть по 12-15 различных концертов с оркестром и по 3-4 сольных программы в год, а камерную музыку – в любом количестве.
ЕК Расскажите про ваш последний испанский вояж.
НЛ 22 апреля я впервые для себя сыграл Третий концерт Метнера в Овьедо в Испании.
ЕК Почему именно там? Такой неожиданный репертуарный поворот…
НЛ Планировал исполнить его еще в 2020 году с выдающимся музыкантом, моим другом Александром Ведерниковым и оркестром NHK в Токио. Параллельно отправил запрос в Овьедо. Они ответили: «Да, с удовольствием». А потом грянула пандемия, отменилось все, что могло отмениться. Затем в октябре 2020 года Саша Ведерников умер, и в том сезоне сыграть Метнера так и не удалось. В Овьедо тоже даты переносились, менялся дирижер, но саму идею они не оставили. Это красивейшая музыка, но в отличие от Рахманинова или Шопена у Концерта Метнера настолько необычная и протяженная форма, что редкие люди могут полностью эту красоту с первого раза объять и понять. Чем больше слушаю и занимаюсь, тем больше влюбляюсь в него.
ЕК Вы слушаете других исполнителей, когда готовите новую вещь?
НЛ Не специально, но я знаю, как играет Третий концерт сам Николай Метнер, как это делает Марк-Андре Амлен, Татьяна Николаева. Да, в детстве педагоги иногда говорят: «Не слушай, чтобы не копировать». Наверное, для школьника этот совет имеет смысл. Но если музыкант уже концертирующий, и прослушивание чужой записи сделает из него копировальщика, то зачем он вообще этим занимается?! Самым великим пианистом, оставившим записи, был Рахманинов. Тем не менее он обладал настолько неповторимой манерой, что воспроизвести ее почти невозможно.
ЕК А авторские темпы? Разве на них не надо ориентироваться?
НЛ Темп неотделим от рук, от ощущений исполнителя в данное время и в данном месте. Никакого абсолютного, единственно правильного темпа не существует. Ну, может быть, у Бетховена, но точно не у романтиков. Темп у Шопена, Листа, Рахманинова неотделим от акустики, рояля, и каждый раз он чуть-чуть варьируется. Есть две записи Второго концерта Рахманинова в авторском исполнении – на одной он играет быстро, а на более ранней – еще быстрее. И, возвращаясь к вопросу о прослушивании чужих записей: для меня это удовольствие, а не подспорье в разучивании нотного текста. Если у меня в моих занятиях возникает ощущение тупика, то выход из него – не в изучении чужих интерпретаций. Скорее я сделаю паузу и спустя время вернусь, чтобы доучить произведение.
ЕК Мы заговорили о Рахманинове, и невозможно сейчас не упомянуть имя Александра Ивановича Ермакова – легендарного директора музея-заповедника «Ивановка», где творил Сергей Рахманинов. Пришла скорбная весть, что он скоропостижно скончался, и в нашем архиве мы нашли интервью, где он очень тепло говорил о вас, о вашей поддержке музея.
НЛ В истории нашего знакомства с Александром Ивановичем я бы на первое место поставил человеческое общение. Быть рядом, иметь возможность спросить его, послушать его феноменальные рассказы… Он сделал невозможное, подняв «Ивановку» из руин. Я не настолько музейный человек, чтобы чувствовать вещи, восхищаться той атмосферой прошлого. Но сама личность Ермакова притягивала – он был человеком, обладавшим бешеной энергией, фанатично идущим к поставленной цели. Таких людей я больше не встречал.
ЕК В каком году вы впервые приехали в «Ивановку»?
НЛ Наверное, в 2000-м. Но я тогда еще не знал, насколько «Ивановка» была значимой для Рахманинова. Редко когда композиторы, художники создают свои творения в одном и том же месте. Из русского периода Рахманинов примерно восемьдесят процентов музыки сочинил именно в этой деревеньке под Тамбовом.
ЕК Вы постоянный гость и участник фестивалей в «Ивановке». Атмосфера этого места рождает у вас особое вдохновение?
НЛ Я играл и в музее внутри – и в маленькой комнате, и в гостиной, но чаще – на открытом воздухе, на веранде, куда специально выносили рояль. Последние два раза концерты проходили на летней сцене, строительство которой курировал Михаил Васильевич Плетнёв. Насчет ощущений – это лучше спрашивать у публики, звучит ли тут музыка Рахманинова по-особому.
ЕК Если бы вы смогли сегодня встретиться с Рахманиновым, о чем бы его спросили?
НЛ Наверное, что-нибудь про машины.
ЕК Вы серьезно?
НЛ Почему нет, ведь Сергей Васильевич интересовался самой разной техникой вплоть до сельскохозяйственной. Но вообще-то, если бы я был его современником, то ощутил бы, что нахожусь рядом с гением, и не стал бы отягощать никакими вопросами. Кто его знает, вдруг я своей болтовней спугну и помешаю ему творить? Кстати, Рахманинов не отличался общительным нравом и вряд ли допустил бы вопросы от незнакомого ему человека. Хотя я читал одну книжечку, где приводились ответы Рахманинова на вопросы о фортепианной технике. Его мысли были конкретны, практического свойства, никакой метафизики – все по делу и невероятно умно.
ЕК Вы говорите: гений, творец, к нему страшно приблизиться. А ведь и о вас многие так думают и обожествляют – народный артист, играющий в престижных залах, к нему и подойти страшно…
НЛ Нет-нет, самый распрекрасный пианист не сравнится с композитором. Это как сопоставить человека и бога. Композитор создает новый мир, а пианист уже созданный мир своими скромными силами пытается воплотить на сцене. Соизмерять эти величины нельзя.
ЕК У вас какое ощущение себя в этом мире?
НЛ Да никакое. Это как у Ильфа и Петрова: Васисуалий Лоханкин задумывается о роли Лоханкина в русской революции… Я все-таки надеюсь, что до таких «вершин» я не дойду.
ЕК Прекрасно. Я знаю, что вы демократичны в общении, и я вас иногда встречаю на концертах, куда вы приходите послушать и поддержать друзей-музыкантов. А успеваете заглядывать в оперу или, может быть, увлекаетесь балетом?
НЛ Балет – искусство, более закрытое для меня, чем опера. И уж точно балеты Чайковского и Глазунова я всегда предпочту Минкусу, потому что музыкальная составляющая – это девяносто процентов всех моих художественных впечатлений. Что касается оперы, то у нас существует семейное предание. Папа родился в селе Льва Толстого Калужской области, мама – в Душанбе, ее семья там находилась в эвакуации. Оба поехали учиться в Москву и встретились, будучи аспирантами МГУ и Физтеха. Легенда гласит, что моя мама пригласила моего папу пойти в Большой театр на оперу «Травиата», и вот там-то папа решил, что сделает маме предложение. Так что опера их связала. Итальянскую оперу мой отец, которому 81 год, наверное, чувствует лучше, чем я. Хотя очень люблю «Риголетто», многое меня восхищает и в «Травиате», в «Отелло», но мне ближе немецкие композиторы – Моцарт, Вагнер, Рихард Штраус. Я много ходил в свое время в Большой театр, когда Саша Ведерников там был главным дирижером – видел практически все его постановки. И «Китеж», и «Летучего голландца», и «Руслана и Людмилу», и «Фальстафа», и «Огненного ангела», даже срывал плакат активистов, выступавших против готовящейся премьеры «Дети Розенталя» Десятникова. Бываю я и в «Новой Опере» – мне там нравится акустика зала. С удовольствием смотрел постановки с участием Яна Латама-Кёнига, великолепно дирижировавшего «Тристаном и Изольдой» и многими другими операми.
ЕК На вашем сайте выложена дискография: получается, что вот уже двадцать лет вы каждый год, иногда и чаще, выпускаете новый альбом.
НЛ В среднем – раз в год.
ЕК У вас есть потребность запечатлеть то, как вы играете сейчас, или это связано с музыкой, которую вы хотите вынести на суд слушателей? Какова мотивация?
НЛ Все, что вы сказали, и есть мотивация. А еще – это для меня стимул учить новый репертуар. Может быть, это звучит по-детски, но я себя специально подстегиваю – мне важно самоощущение, что могу ежегодно записывать новую программу, специально выучивать сочинения. Рояль – особый инструмент, для него написано такое количество великой музыки, что даже оркестр – не конкурент, да простят меня мои добрые приятели-дирижеры. Тридцать две сонаты Бетховена по всем параметрам для меня более значимы, чем его девять симфоний. Поэтому хочется все время что-то открывать для себя, учить, благо такой безграничный выбор. Может быть, за какие-то сверхвиртуозные пьесы, как то: транскрипции Листа, Вариации на тему Паганини Брамса – не стану браться. Они отнимут слишком много времени на подготовку, которого сейчас у меня нет.
ЕК А есть ли потребность возвращаться к старому репертуару? Например, сделать новую запись всех концертов Рахманинова?
НЛ Вы угадали, такие планы существуют. В 2005–2006 годах выходили диски, где я записал все концерты и «Рапсодию на тему Паганини» с прекрасным финским дирижером Сакари Орамо и Симфоническим оркестром Бирмингема. Я доволен, как получились Второй и Четвертый концерты, остальное я бы хотел переписать. Думаю про 2023 год, хотя теперь загадывать, как это получится, сложно.
ЕК В одном из интервью вы сказали, что «нужно воспитывать в себе способность восторгаться». Насколько это чувство вам присуще?
НЛ Думаю, что это такой же талант – и художественный, и биологический, который дарован некоторым людям природой. Это счастливчики, которые в семьдесят лет восторгаются жизнью, как и в восемнадцать. Хотелось бы, чтобы каждый обладал таким талантом, но боюсь – это удел немногих. С возрастом рождаются ощущения, что все всё уже видели-перевидели – это ужасно, надо гасить в себе брюзжание и гнать от себя «упаднические» настроения. Звучит прозаично, но если есть явление (книга, музыкальное произведение, живопись, или состоялся дебют какого-то молодого артиста), которое вы еще не знаете, не встречали, надо заставить себя с этим познакомиться.
