Персона
Герой новой беседы – Николай Михеев (НМ), председатель Якутского отделения Союза композиторов. Он рассказал Сергею Уварову (СУ) о поиске остановившегося времени, создании битов и загадке Бориса Тищенко. Проект проходит при поддержке Минкультуры России.
СУ Как в твоем творчестве сочетается национальное и академическое начало?
НМ В якутской композиторской школе принято использовать наши национальные инструменты. Такова традиция. И я эту традицию не нарушаю, а развиваю. Например, композиторы редко использовали, если вообще когда-либо это было, якутскую скрипку кырыымпу вместе с оркестром. У меня же есть произведение «Таас хайа» («Каменная гора»), где звучат кырыымпа, хомус (еще один наш инструмент, похожий на варган), оркестр, а также электрогитара и барабанная установка. Получается такое этно-роковое звучание.
СУ Я видел на YouTube клип с твоей музыкой, где исполнительницы стоят на горе, а одна из них играет на хомусе.
НМ Да, произведение так и называется: «Хомус». Мне немножко лень было название придумывать. Наши хомусисты с удовольствием взяли его в репертуар и исполняли уже много где – и в Китае, и в разных российских городах…
СУ Когда ты заинтересовался национальной музыкой?
НМ Во время обучения в Высшей школе музыки. Тогда как раз открыли класс национальных инструментов, и композиторы могли ходить на факультатив, изучать их параллельно с академической традицией. Сейчас этого уже нет, увы, но я надеюсь, что удастся возобновить курс. Это очень важно – и для пишущих студентов, и даже для исполнителей. Когда к нам на госэкзамены приезжал ныне покойный председатель Союза композиторов РФ Владислав Игоревич Казенин, он сказал, что у нас, оказывается, якутский пианизм. А мы об этом даже не задумывались. Вероятно, мы не только сочиняем, но даже играем немного по-своему.
СУ В чем это выражается?
НМ Время для нас течет иначе.
СУ Как?
НМ Я бы сказал, что оно расщепляется. Появляется такой момент созерцательности. Если говорить о композиции, то в произведении не должно ощущаться времени. Я для себя поставил именно такую задачу: обмануть музыкой время.
СУ Это связано с шаманскими традициями?
НМ Возможно. Но, скорее, я бы говорил о связи с фольклором. У нас есть свой жанр протяжной песни – дьиэрэтии. Она может длиться три часа и больше. У нас еще есть дэгэрэн – песня коневодов. У нее меняется размер, потому что лошадь иногда переставляет ногу.
СУ С народной традицией – понятно. А авангард на твое становление как композитора оказал какое-то влияние?
НМ Мой учитель Борис Иванович Тищенко ставил нам на занятиях абсолютно разную музыку – от авангарда и до американского госпела. Мы все слушали. То, что мне ближе, я впитывал. Но вообще, я довольно академический композитор. Борис Иванович мне как-то сказал: «Я знаю, почему ты пишешь академическую музыку». Но потом так и не сказал, хотя обещал. Может, не хотел обидеть? (Смеется.)
СУ То есть у тебя никогда не было желания писать более радикально?
НМ Если в кино будет такая задача стоять, я смогу это сделать. Но само по себе это из меня не идет.
СУ Ты много работаешь в кино. Что для тебя значит эта сфера деятельности? Например, советские авангардисты – Шнитке, Губайдулина – честно признавались, что для них киномузыка – прежде всего заработок.
НМ Я серьезно отношусь к киномузыке. Надеюсь даже с ее помощью пробиться на Запад. Мне кажется, самое главное при создании саундтрека к фильму – не тянуть одеяло на себя. Но все зависит от задачи. Сейчас я стал больше электроники использовать…
СУ Можешь назвать каких-то кинокомпозиторов, которых считаешь образцами для себя?
НМ В последнее время слушаю киномузыку Филипа Гласса и ловлю себя на мысли, что многое в этой сфере было изобретено уже тогда.
СУ Ты говорил о новом ощущении времени в музыке. А разве в минимализме, у того же Гласса, этого нет?
НМ Кстати, да! Там полностью стирается ощущение времени. Повторяющиеся структуры вводят человека в транс. Но Гласс очень интересно работает с ритмом. Например, у него какое-то время идут шестнадцатые, а потом вдруг появляются триоли, и снова шестнадцатые. Эти смены создают ощущение вечного двигателя. Музыка не надоедает. Такого эффекта на самом деле весьма сложно добиться. Я хочу попробовать.
СУ Попробовать минимализм?
НМ Ага. Именно в академической музыке.
СУ Может ли быть якутский минимализм?
НМ Вполне! В нашем национальном жанре тойук, фактически, три ноты. И ты должен с этими тремя нотами сделать что-то объемное. Чем не минимализм?
СУ Фильм Костаса Марсана с твоей музыкой «Мой убийца» завоевал международное признание, был отлично принят и фестивальной публикой, и простыми зрителями. После этого появилось даже понятие «феномен якутского кино». Как ты сам объясняешь такой успех?
НМ Мне кажется, людям стало интересно национальное искусство. Якутское кино воспринимается как новое дыхание.
СУ Ты говоришь, что надеешься пробиться в качестве кинокомпозитора на Запад. Но если твоя музыка попадет в неякутское кино, ты же не сможешь делать там какие-то национальные вещи. Тебя это не смущает?
НМ Нет, я готов писать для любого хорошего кино. Все равно же там будет узнаваться мой почерк. Этого не избежать.
СУ Тем не менее национальные инструменты там вряд ли будут звучать. Итак, представь, что ты переехал на Запад. Забудешь хомус и кырыымпу?
НМ Нет, в академических жанрах я по-прежнему буду использовать национальные инструменты и мелодику.
СУ Как тебе кажется, такая приверженность национальной традиции типична для композиторов нашего поколения? Я имею в виду не только якутских авторов.
НМ Думаю, это от конкретного человека зависит. Многие композиторы сегодня очень гибкие. Я ведь тоже в разных жанрах работаю. Даже хип-хоп сочиняю.
СУ Ничего себе! Откуда это у тебя?
НМ Я с детства интересовался рок-музыкой, у меня даже была своя рок-группа. Потом перешел на хип-хоп. Меня заинтересовало, почему такие незамысловатые ритмы заставляют людей двигаться.
СУ И почему же?
НМ Все дело в свинге – небольших метрических смещениях. Благодаря им музыка начинает «качать». У нас в Якутии хип-хоп культура очень развита. Ко мне постоянно обращаются как к битмейкеру и потом удивляются, когда узнают, что я еще и академический композитор, преподаю в Высшей школе музыки.
СУ Делаешь биты?
НМ Да, но в последнее время уже немного ленюсь этим заниматься. Сделать оригинальный бит очень непросто. Трудоемкий процесс.
СУ А в твоих битах чувствуется твоя национальная основа?
НМ Там – нет. Хотя ребята, с которыми я сотрудничаю, стали сейчас вкраплять в хип-хоп кусочки фольклорных записей. И это очень классно, интересно.
СУ Ты, наверное, единственный региональный председатель Союза композиторов, который пишет биты.
НМ (Смеется.) Но я этим достаточно давно занимаюсь, со школы, так что для меня это не странно. Еще и в рок-группах играю – на клавишных, иногда на гитаре. Ну, я же пока молодой.
СУ Тем не менее уже преподаешь в Высшей школе музыки. Чувствуешь какую-то поколенческую разницу с твоими учениками?
НМ Да нет… Я с ними на одной волне. Они очень быстро впитывают. Мы часто думаем, что они лентяйничают, а они просто знают свои возможности, понимают, что могут сделать быстро. Мне нравится наше поколение. Я говорю «наше», потому что особо себя не отделяю от них.
СУ Разве у тебя не отличаются музыкальные вкусы от них?
НМ А это не так важно. Я не мешаю им писать то, что хочется. Некоторые даже хип-хоп сочиняют. Другие – академическую музыку…
СУ Как ты сам занялся музыкой?
НМ Мне кажется, это началось, когда я еще не родился. Мои родители решили сделать из меня музыканта. Мой дедушка был самодеятельным композитором, организовывал свои ансамбли, ставил спектакли. Сам он работал в Доме пионеров, какое-то время был директором местного клуба… Ну и родители мне сказали: все, ты должен стать музыкантом. А я на самом деле хотел заниматься боксом.
СУ Сколько лет тебе было?
НМ Шесть-семь. Но когда я пошел в музыкальную школу, сразу понял, что это мое. Занимался часами, никто меня не заставлял. В 1994 году у нас открыли Высшую школу музыки, и я поступил туда, а 2003-м попал в Санкт-Петербургскую консерваторию, к Борису Ивановичу Тищенко.
СУ Когда ты учился у Тищенко, то уже писал национальную музыку?
НМ Я как раз писал ее раньше, в Высшей школе музыки. А в Петербурге стал более академическим композитором – приходилось подстраиваться под учебные планы, требования. Поэтому после окончания консерватории у меня был некоторый ступор: я осознал, что разучился писать национальный материал, и вдруг оказалось, что у меня нет своего почерка. Два года я вообще не сочинял всерьез, только халтурами всякими занимался. Аранжировки делал…
СУ И как ты нашел выход из этого кризиса?
НМ В Якутии появился один струнный ансамбль и заказал мне произведение. Я его написал буквально за одну ночь. Из меня как будто полилась музыка.
СУ Ты чаще пишешь по заказу или «для души»?
НМ Давно уже не писал без заказа. Все время уходит на них. Большой поток. Но даже за деньги я все равно пишу от сердца.
СУ Как организована твоя композиторская работа? Пишешь каждый день, стабильно, с такого-то часа до такого-то, как Петр Ильич Чайковский?
НМ У меня другой метод. Я очень долго вынашиваю материал. Этот период порой бывает сложным, могу даже в депрессию впасть. Но потом все накапливается, и я за один присест выливаю это на бумагу или компьютер. Люди думают, что я быстро сочиняю. А на самом деле, я сочиняю долго, просто записываю быстро.
СУ Что именно ты вынашиваешь? Концепцию?
НМ Скорее, эмоциональную составляющую. Не вдаваясь в какие-то детали. Хочу уловить общее состояние. Оно довольно зыбкое. Иногда оно не приходит. А иногда – из космоса льется материал, только записывай. Бывает, еду в автобусе – и приходит в голову тема, мелодия. Срочно ищу клочок бумаги, на котором можно ее записать. Тищенко говорил, что главное в музыке – тема. Вокруг нее уже все выстраивается.
СУ Как твоя любовь к мелодии сочетается со стремлением к стиранию времени? Ведь мелодия как раз и предполагает некую довольно четкую фразировку, законченность музыкальной мысли.
НМ В нашем тойуке мелодию можно растягивать, и тогда как раз стирается ощущение времени. Кстати, когда я пишу для кино, то работаю без метронома: смотрю на изображение и пишу без размера, абсолютно свободно, добиваясь вот этой импровизационной бесконечности. Того же хочу достичь и в академической музыке. Буду экспериментировать, пробовать.
СУ Как тебе кажется, у композитора и шамана есть нечто общее? Вот ты говоришь о материале, льющемся из космоса. Но ведь и шаман улавливает какую-то нездешнюю энергию?
НМ По-якутски шаман – «ойуун». У меня есть приятель, интересующийся шаманизмом, и он мне сказал, что я тоже ойуун, потому что это слово происходит от «ойуулу» – «рисует». Так что да, художники, композиторы, да вообще каждый творец – шаман.
СУ В твоей музыке чувствуется ритуальность?
НМ Пожалуй, да. Но мне сложно анализировать. У меня есть плохая черта: написанную музыку я моментально забываю. Я не могу вспомнить, что написал. Материал излил – и забыл. Хотя, бывает, переслушиваю.
СУ С какими эмоциями переслушиваешь?
НМ Мне нравится. Получаю удовольствие. Иначе зачем мне писать музыку, если бы она мне не нравилась?
СУ Какая у тебя композиторская мечта, цель?
НМ Хочу, чтобы мои произведения звучали по всему миру!
