Никуда не спеша

Пять лет назад мне впервые удалось услышать, как работает с оркестром Александр Ведерников. Тогда они с Дмитрием Черняковым вводили новое поколение певцов в один из лучших спектаклей Большого театра – «Евгений Онегин». С тех пор всякий раз я с интересом разгадывал суть его дирижерского мастерства. А разгадывать было что. Он всегда удивлял ­чем-то находящимся далеко за гранью ремесла. Умел, к примеру, дать слушателю возможность ощутить эффект сиюминутного рождения музыкального произведения, даже более чем знакомого. Если вербализировать впечатления о его творческом стиле, прозаичности не избежать: мог он чудесным образом наполнить музыку подлинной жизнью.

После того «Онегина» я мечтал с ним познакомиться, пригласить на творческую встречу в Гнесинку. Но не случилось. П­очему-то всегда казалось, что еще есть время, и при первой же возможности приглашу. Хотелось расспросить о его работе над уникальной оперой Леонида Десятникова «Дети Розенталя». Или о том, как он от японского симфонического оркестра добился такого в глубоком смысле «русского» звучания Шестой симфонии Чайковского.

Тем, как Александр Ведерников воплощал художественные идеи, он напоминал прошлое поколение дирижеров: Кирилла Кондрашина, Евгения Светланова. Наверное, не случайно. Благодаря своему отцу, великому русскому басу, он видел, чувствовал и перенимал уходящую культуру прошлого века. Именно он, как никто другой, служил нашим «мостиком» между прошлым и настоящим. Еще от отца, помимо интеллигентности, он унаследовал главное – творческий масштаб. Как Александр Филиппович Ведерников мог одинаково гениально играть Варлаама и Царя Бориса, так и его сыну были подвластны разные грани профессии.

Удивительным образом Ведерникову удавалось фактически только лишь средствами одного творимого им искусства создавать собственное имя. Карьера будто бы складывалась сама собой. В начале 2000-х годов стал главным дирижером Большого театра, имел престижные ангажементы на Западе, выступал с прославленными артистами.

Конечно, близкие смогут сказать точнее, но со стороны кажется, что он был счастливым человеком, потому что не предпринимал во имя успеха никаких усилий со знаком минус. Все его вспоминают сейчас прежде всего с огромной благодарностью. Трогательными словами о некогда своем главном дирижере откликнулся Оперный театр Копенгагена: «Он был великим художником и замечательным коллегой, которого нам очень не хватает, новость о его уходе глубоко поразила каждого из нас».

Вероятно, Александр Александрович сочетал в себе редкие качества – профессионализм, руководящий «стержень», и при любых обстоятельствах оставался человеком. Говорят, работа и дружба – врозь. Но многие, кто с ним сотрудничал, ощущали его именно как близкого товарища. Свидетельство тому – послание от BBC Radio: «Мир потерял великого музыканта, а мы потеряли друга, который привносил столько “человечности” в исполняемую музыку. Нам так повезло, что мы работали с ним».

Что греха таить, думается, многие из нас всегда чувствовали, что нам его «мало», по крайней мере, в Москве: выступления в столице случались нечасто, и вообще он редко появлялся на телеэкранах, почти не давал интервью. Не хотел «шумихи», или мы его недооценивали? Вопрос навсегда остался риторическим.

В 2019 году Александра Ведерникова назначили музыкальным руководителем и главным дирижером Михайловского театра в Санкт-­Петербурге. Профессиональная общественность порадовалась за этот коллектив. Все знали, что Ведерников труженик и бесчисленными репетициями добьется должного уровня исполнения. К тому же его интерпретации вызывали интерес, о них хотелось говорить.

О его первой работе в Михайловском («Аида» Верди) на страницах нашего журнала писала Ольга Русанова: «У Александра Ведерникова была задача довести музыкальную сторону до высокого уровня. Мне кажется, ему это удалось с оркестром и хором. В Михайловском театре в последнее время все же больше налегали на балет. Но с приходом Александра Ведерникова, хочется надеяться, пристально займутся и оперой». Действительно, на него можно было надеяться: никуда не спеша, зная свое дело, он всегда следовал к цели, исповедуя первостепенность идеи художественного процесса.

Стратегии «никуда не спеша» он придерживался весь свой, к несчастью, короткий жизненный путь. Начинал как пианист, затем осознанно решил получить качественное дирижерское образование, окончил Московскую консерваторию у Леонида Николаева. Буквально сразу после получения диплома Александр Александрович стал дирижером Театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-­Данченко. Там он провел всего три года, во время которых совершенствовал мастерство у Марка Эрмлера – выдающегося дирижера, чей почерк, а главное, отношение к музыке можно было у Ведерникова «угадать». Кстати, в процессе дирижирования, особенно в первые секунды внутренней самоорганизации, он очень напоминал Эрмлера.

С 1988 по 1995 год Александр Ведерников смог поучиться и у другого признанного мастера – Владимира Федосеева, будучи его ассистентом в Большом симфоническом оркестре имени П. И. Чайковского. Как говорится, а далее – везде: Милан, Рим, Лондон, Париж, Берлин… Расцвет таланта и азарта молодости в созданном им оркестре «Русская филармония», восемь лет в Большом театре (многие оперные названия там были исключительно благодаря ему – «Хованщина», например), Датская опера и параллельно Симфонический оркестр Оденсе, уверенный старт в Михайловском театре и… 52-я больница города Москвы.

Сможет ли пусть даже приличное количество оставшихся записей выступлений и мастер-­классов Александра Ведерникова утешить музыкальный мир, потерявший еще одного человека, думающего об искусстве, а не о том, что около него? Если в наше сложное время трагических потерь не избежать, то неплохо бы нам хотя бы научиться простым вещам: ценить то, что имеем, и признавать пророка в своем отечестве.