История
Мы продолжаем публиковать новые интересные подробности из жизни композитора Игоря Стравинского и представителей его разветвленной семьи и благодарим за предоставленные эксклюзивные материалы «Фонд семьи Ф. И. Стравинского и его сыновей».
В середине 1970-х годов Ксения Юрьевна Стравинская обнаружила пачку писем: «Писала их моя сестра, Татьяна Юрьевна Стравинская, двадцатилетняя девушка, уехавшая в марте 1925 года из Ленинграда в Ниццу к дяде, Игорю Федоровичу Стравинскому <…>. Письма адресованы к нашим родителям – Елене Николаевне и Юрию Федоровичу».
Фрагменты писем дважды были опубликованы: первый раз – в книге К. Ю. Стравинской «О И. Ф. Стравинском и его близких» и более полный вариант – в третьем томе сборника «И. Ф. Стравинский. Переписка с русскими корреспондентами. Материалы к биографии». И все же остались интересные фрагменты, рассказывающие об особенностях повседневности Франции начала ХХ века, не вошедших в эти издания.
Отъезд Татьяны во Францию был вызван не только ее пошатнувшимся здоровьем, но и причинами личного характера: Таня «бежала» от любви… Но во Франции Татьяну настигла новая, невозможная любовь – любовь к двоюродному брату Федору. В своих письмах она писала: «Не будь у нас братских отношений, я бы в него, наверное, влюбилась. Но это случилось “coup de foudre” (удар молнии) одинаково с обеих сторон. <…> У меня еще нашлось настолько рассудка и воли, что я поняла невозможность и безумие всего этого <…>. Я ревела в вагоне без удержу…» Таня не зря плакала: она больше никогда не увидится ни с бабушкой, ни с Федей, ни с остальными кузенами.
Кроме того, семья надеялась, что поездка дочери за границу сможет помочь выезду всем остальным. Ведь во Франции на тот момент находились не только брат и мать Юрия Федоровича Стравинского, но и родная сестра Елены Николаевны Стравинской. К сожалению, все надежды рухнули: помочь семье с выездом из Советской России никто не смог.
И все же письма молодой женщины, впервые попавшей за границу из нищей голодной страны, полны восторга и романтики: «Начиная от Марселя мы ехали по самому берегу моря. Природа прямо сказочная. Сам Марсель и подъезд к нему напоминают Крым: те же кипарисы, мирты, только очень много маслиновых рощ. Около Канн природа становится прямо-таки тропической. Море чудное тем, что оно не такое голое, как в Крыму. К самому берегу спускаются вечнозеленые растения, или из красной земли выползают огромные, смешные по своей форме кактусы» (Ницца, 22 марта 1925 года).
В доме Стравинских в Ницце, в который семья композитора переехала только минувшей осенью, ее встретили родственники: «[Тетя Катя] очень тепло и радостно. Девочки (Людмила и Милена), тоже были в восторге. <…> На пороге дома меня встретили мальчики (Федор и Святослав), и мы принялись целоваться» (Ницца, 22 марта 1925 года).
Письма Татьяны полны, казалось бы, незначительными, но очень интересными деталями. Именно такие факты о быте и привычках начала ХХ века позволяют воссоздать атмосферу и образ людей того времени. Особенно подробно молодая девушка рассказывает своим родителям о модных тенденциях Франции и о шикарных привычках дяди и его окружения: «Действительно, дядя не может плохо одеваться. Он носит шелковое белье, монокль и т. д. Вместо жилетки у него вязаные кофточки разных цветов, которые он сменяет почти каждый день» (Ницца, 7 апреля 1925 года).
В своем письме от 14 мая 1925 года Татьяна пишет: «…Дядя постоянно пульверизируется одеколоном Haubigan “Fougère Royale”» – одеколоном, который был ровесником великого композитора. Аромат, созданный в 1882 году, определил новую категорию парфюмерии – «фужерное» (или папоротниковое) ароматическое семейство. По сей день оно является самым популярным среди мужских ароматов.
Среди рассказов о дяде, тете, кузенах, о жизни в семье в письмах Татьяны часто встречаются рисунки с модными узорами и моделями, что было особенно актуально, поскольку ее мать в Ленинграде зарабатывала шитьем: «…Теперь вообще страшно модна игра полосок во всех направлениях: половина юбки вдоль, половина поперек… Посылаю тебе модель шарфиков, может быть, тебе удастся делать шарфики, сейчас здесь много носят шапочки, сшитые из кусочков сукна <…>. У тети Кати к каждому платью другой шарф, а у дяди не много, но все какие-то замечательные» (Ницца, 23 августа 1925 года, публикуется впервые).
Дядя и тетя неоднократно брали Татьяну с собой в гости к своим знакомым. Так, сохранились интересные подробности о встрече с Сергеем Дягилевым в Монте-Карло: «У казино мы встретили Дягилева, и тетя Катя меня с ним познакомила. Он ужасно толстый, немолодой и не особенно симпатичный. Он был со своим братом и собачкой под мышкой. Я отказываюсь описать, до чего всё это красиво (конечно, не Дягилев с собачкой, а Монте-Карло)» (Ницца, 5 апреля 1925 года).
Но еще более интересно описание посещения château необычной, экстравагантной хозяйки, прославившейся своими маскарадами, – маркизы Луизы Казати – кумира Belle Époque. Ее писали Кес ван Донген, Огастес Джон, Леон Бакст, Джакомо Балла и Ман Рэй. Художников привлекала ее незаурядная внешность женщины-вамп.
«Живет она под Парижем в розовом château одна с лакеем, черной змеей, черной белкой и попугаем. Раньше у нее еще был живой тигр, но теперь он умер и его чучело стоит в фойе с электрическими глазами и двигающимся хвостом. Сама она одевается в звериные шкуры или ходит по Парижу в золотых шароварах. Она страшно богата и очень скупа. Освещение у нее идет невиданно откуда, из каких-то щелей, а в гостиной свет идет из-под пола, который сделан из такого тонкого мрамора, что пропускает свет. В огромных шикарных низких мраморных вазах налита вода и вместо цветов набросаны куски и лепестки разорванных роз, плавающих по поверхности, и вообще все в таком духе. Она подарила дяде очки в красной оправе в форме сердец (рисунок очков), между прочим, сейчас мода носить очки, и их носят все повально. Круглые, большие, в черепаховой оправе. Даже хорошенькие молоденькие дамы носят с зелеными стеклами, якобы от солнца» (Ницца, 22 августа 1925 года, публикуется впервые).
Совершенно другой мир, мир le chic, встретил Татьяну, мир, который искушал ее, но которому она не поддалась: «Твои опасения, милый Пасик, относительно того, что я привыкну к роскоши, – совершенно напрасны. Удовольствие, счастье можно найти решительно во всем. Роскошь дает удовлетворение одного характера, а скромная жизнь – другого. То, что я вижу и испытываю, мне останется на всю жизнь, и если я развиваюсь под влиянием всего этого, то это мне только даст возможность составить себе в дальнейшем интересную жизнь где бы то ни было и не в зависимости от материальных условий. Мне нужно только одно – это чувство того, чтобы меня любили, и там, где это будет, я буду счастливой. Представь себе, что, несмотря на мою жизнь здесь, полную удовольствий, я иногда бываю страшно несчастной. Это тогда, когда я чувствую, что по-настоящему меня здесь никто не любит и я никому не нужна. Даже в самые тяжелые времена, когда мы голодали и работали до изнеможения, я была менее несчастна, чем теперь в минуты, когда я чувствую себя одинокой. Ведь Вы, все мне дорогие, – далеко, а это самое главное» (Ницца, 22 августа 1925 года, публикуется впервые).
В августе 1926 года Татьяна Стравинская вернулась в Ленинград, а через год вышла замуж за Бориса Михайловича Добротина – молодого врача, а в будущем начальника госпиталя при Военно-морской медицинской академии. Вряд ли судьба Татьяны могла бы сложиться иначе – ее выбор был хорошо взвешен и осознан. Стоит сказать только о мужестве, которым обладала эта молодая девушка, мужестве отказаться от роскошной жизни. И о невероятном чувстве семьи и дома.
В архиве «Фонда семьи Ф. И. Стравинского и его сыновей» сохранились не только письма, но и работы Федора Игоревича Стравинского, подаренные Татьяне в этой поездке, ее собственные живописные работы, несколько интересных модных аксессуаров и предметов дамского туалета, сделанных ей собственноручно.
