События
Художественный руководитель «детского храма искусств» и режиссер Георгий Исаакян уже на протяжении трех лет умно и изящно обыгрывает капитальный ремонт Большой сцены. Проект «RE-Конструкция» известен в кругу юных и взрослых театралов своими эксклюзивными музыкальными спектаклями. К примеру, в различных пространствах театра уже были поставлены «Дыхание мира» Адамса, «Нуш-Нуши» Хиндемита, «Сны Каштанки» Броннера. Пришел черед и такого раритета, как одноактная опера Эдисона Денисова «Четыре девушки».
Только представьте себе, что последний раз это произведение было исполнено в 1986 году – еще даже не в России, а в Советском Союзе – и состоялось всего два представления! Валерий Платонов – приглашенный дирижер Детского музыкального – совершил поистине благородный поступок, вернув на театральные подмостки забытый шедевр. Платонов был лично знаком с композитором и лично получил от него в дар клавир «Девушек», когда дирижировал премьерой «Пены дней» в Перми.
«Девичья опера» Денисова написана на оригинальный французский текст Пабло Пикассо, впрочем, существенно сокращенный и «почищенный» композитором. В сороковые годы великий художник решил попробовать свои силы в области литературы, и сделал это достаточно успешно. Его пьеса «Четыре маленькие девочки» (1948), возможно, и не стала откровением, однако занимает достойное место среди модернистских сочинений своего времени, предвосхищая театр абсурда С. Беккета и Э. Ионеску. В ней развенчивается миф о «невинности» детских ритуалов: в пьесе Пикассо есть место и жестокости, и извращенности, и заигрыванию со смертью. Девочки показываются такими, «каковы они есть», а их причудливые забавы достойны внимания психоаналитика. Не обошлось дело и без художественных аллюзий, в том числе отсылок к музыкальному театру, которому Пикассо, известный своим плотным сотрудничеством с Дягилевым, был не чужд. К примеру, «детские» танцы с отрезанной козьей головой недвусмысленно и иронично отсылают к штраусовской «Саломее».
Добавления Денисова к тексту оригинала немногочисленны, но важны по смыслу. Выбор литературного первоисточника принадлежал заказчику – Геннадию Рождественскому; собственный голос Эдисона Васильевича в опере тем не менее также звучит – в хорах на тексты Рене Шара и Анри Мишо, любимых французских поэтов Денисова. И еще одна существенная перемена: героини немного «повзрослели», что в случае с юными особами имеет значение. Они пребывают в том возрасте, «когда девушка еще не стала женщиной, но она уже и не ребенок, и ее восприятие пока еще очень светлое, детское, хотя вместе с тем в нем много и чисто женского» (из бесед Денисова с Д. Шульгиным). Помимо всего прочего, это изменение давало композитору надежду, что, в согласии с его замыслом, четыре прекрасных артистки, не достигших двадцати лет, в третьей и четвертой картине оперы будут петь обнаженными, чаруя театральных зрителей тонкой и неуловимой поэзией женского тела. Так каких же «Девушек» представил нам Театр имени Н. И. Сац?
Камерный спектакль проходил в верхнем фойе здания с небольшим количеством зрителей. Сразу установилась атмосфера закрытого показа – спектакля только для «своих». Приглушенный свет добавлял интимности. С началом оперы зал залило зеленым светом, девочки якобы резвились на лугу. Почему же «якобы»? А все потому, что Георгий Исаакян решил ограничиться концертным исполнением произведения. Хитрый ход! Каждый слушатель мог тем самым поиграть в режиссера и придумать собственный вариант постановки, трактовать все безумства либретто, транслировавшегося на стене, в меру своей фантазии – детской (категория 12+) или взрослой. Так или иначе, все присутствовавшие были вовлечены в акт своеобразного подглядывания за девочками, в которых, напомним, есть уже немало и чисто женского.
Поскольку опера исполняется на французском языке, перевод необходим. Синтаксис Пикассо отличается предложениями бесконечной длины и отсутствием знаков препинания. Опять этот поток сознания… В ситуации, когда демонстрация перевода еще не отлажена и не синхронизирована как следует с пением исполнительниц, некоторые большие текстовые фрагменты фигурировали в поле зрения буквально пару секунд. Стимул к развитию навыка скорочтения и повод сосредоточить все внимание на артистах.
Анна Малькина (сопрано), Ольга Бутенко (сопрано), Анна Холмовская (меццо-сопрано), Мария Чудовская (меццо-сопрано) достойно выступили в качестве главных героинь вечера. Или, возможно, одной героини – вечно загадочной и вдохновляющей женственности. Да, их четверо, но нам совсем не хочется считать до четырех, и не всегда удается уловить, кто из солисток поет в данный момент, – они неделимы.
Певицы хороши собой, их светлые одеяния придают им свежести, простоты и обаяния, которого не лишены девушки и по достижении двадцатилетнего возраста. Их голоса прекрасно гармонируют, при этом каждая находится в своем мире и играет в свою игру. Прекрасные недвижимые статуи: только во время исполнения оркестровых фрагментов певицы садились на стулья и никак не взаимодействовали друг с другом до самого конца спектакля. Произношение французских слов при этом оставляло желать лучшего, а отсутствие выразительной интонации и некоторая речевая монотонность наводили на мысль, что мудреный текст Пикассо был не до конца понят не только публикой, но и самими исполнительницами.
Оркестр под управлением Валерия Платонова порадовал слаженностью в исполнении непростой партитуры. Тонкое и нежное, но одновременно отдаленное и холодное звучание флейты воплощало детскую непосредственность. Колокольчики и вибрафон добавляли волшебства и эфемерности образам героинь. Струнная группа служила всему этому прочным фундаментом. Впрочем, первая скрипка иногда удостаивалась страстных соло.
Свет, за который отвечала Юлия Айнетдинова, раскрашивал пространство и был, пожалуй, главным источником волшебства. Неспроста костюмы исполнительниц белые: они подобны чистому холсту, на котором на наших глазах возникает картина, отражающая оттенки «цветастого» литературного текста. Одним словом, театральный синтез удался на славу. Александр Скрябин наверняка бы порадовался увиденному – не об этом ли он мечтал? Наверное, и Денисов был бы в целом удовлетворен. Его опера пленяет публику, уводит ее от действительности, и разве не в этом мы порою нуждаемся?..
Единственный синестетический эффект, упущенный постановщиками, относится к обонянию: согласно ремарке в партитуре, в конце действия «сильный запах жасмина заполняет зал». Красота женской натуры и запах жасмина помогли в свое время Денисову справиться с текстом, за который он брался неохотно. Оставляя первое нашему воображению, просим создателей спектакля не жалеть парфюма.
