Книги
Популярные исполнители все чаще стремятся запечатлеть свою эпоху на страницах книг – изданных дневников, мемуаров. Но субъективная фиксация событий – лишь малая часть того, что может предложить литература о рок- и поп-музыке, и наш обзор книжных новинок – тому пример.
Певица, актриса, один из самых ярких музыкальных секс-символов, общественный деятель, неотъемлемая часть как нью-йоркской культуры в целом, так и «новой волны» 1980-х. Ее последовательницы – Мадонна, Синди Лопер, Гвен Стефани, наша Жанна Агузарова – неизменно восторженно отзывались о наставнице, хотя вряд ли (кроме, разве что, Жанны) пережили даже десятую часть того, что выпало на долю Дебби Харри. «Сердце из стекла» – не просто автобиография, умело скомпилированная самой героиней в компании с Сильвией Симмонс из огромного количества интервью и оформленная фан-артом – картинками, присланными поклонниками Дебби и The Blondie. «Сердце из стекла» (название взято по одной из самых популярных песен Blondie – Heart of Glass) – это летопись удивительной эпохи, в которой панк-рок, новые художественные формы, полубезумная молодая нью-йорская богема 1970–1980-х, системы взаимоотношений и методы расширения сознания, переплетаясь, взрывались и рождались заново. Неизменно подчиняясь при этом одной общей цели – созиданию.
Лучше всего происходящее на страницах книги объяснит цитата: «Есть гипотеза о “зреющем“ времени, но сейчас оно ускорилось – только созреет, как сразу начинает гнить. Самое главное – быть знаменитым. А раньше нужно было что-то совершить. И в это время мы действительно что-то совершили». Это «что-то» – не блестящие песни Blondie, а сама жизнь, полная энергии, вкуса, самоотречения, поражений и побед. Ну и очередное успешное доказательство того, как провинциальная девчонка может однажды и навсегда не только заявить, но и уверенно заявить о своих правах на музыкально-гендерное равенство. «Сердце из стекла» – это настоящая тонкая женская музыкальная проза, с мужской силой описывающая все, что ждет талантливого артиста на каждом из этапов, когда нам кажется, что «весь мир в кармане», а в следующую минуту он уже «идет на тебя войной».
Автор родом из той же «нью-йоркской» тусовки, что и несравненная Дебби Харри. Его группа Talking Heads обивала те же пороги тех же учреждений культуры, в частности базового клуба CBGB, откуда был дан старт не только агрессивному панк-року, но идеям целого поколения – талантливого, беспокойного, ищущего. Если в предыдущей книге «Весь мир: Записки велосипедиста» Бирн делился личными впечатлениями путешественника, не слишком часто уделяя внимание музыкальной составляющей, то здесь царит только музыка и ничего, кроме нее. Огромный композиторский опыт, профессиональные впечатления и опыт человека из индустрии облачены в универсальную форму, сочетающую живое повествование, увлекательную аналитику, логичные выводы и главное – компетентные советы. Дэвид Бирн – один из артистов, чье творчество неизменно непредсказуемо, так что само построение книги (хочешь – читай авторскую историю звука, хочешь – изучай технологию построения собственной студии или лейбла и попутно не дай себя обмануть) вполне оправдано. Бирн, редко признающий общепринятые правила, для книги не стал делать исключения и остался неизменно гармоничным. Одно из самых интересных и познавательных музыкально-текстовых произведений, поданных максимально увлекательно, дотошно и увлекательно.
Несмотря на то, что популярность группы The Cure в нашей стране весьма высока, по сути, это первое по-настоящему полное и толковое исследование творчества команды, всерьез повлиявшей на изрядное количество отечественных рок-музыкантов нескольких поколений. Мрачные «новые романтики», в одинаковой степени уделявшие внимание музыке, тексту, антуражу, подаче и имиджу. С первой страницы Джефф Аптер дает понять, что пощады читателю не будет, но затравочная жесткая история быстро заканчивается и начинается история плавная, в лучших традициях западных музыкантских биографий: детство, отрочество, юность, зрелость. От первых увлечений (The Beatles, Хендрикс, Боуи) до собранных уже самим The Cure стадионов.
«История группы The Cure» – это действительно крепкая биография еще и потому, что в отличие от некоторых отечественных «музгероев» рок- и поп-музыки ни герои, ни автор не склонны трусовато идеализировать молодых себя. Ни в порой нетактичном отношении к коллегам, ни в излишнем пристрастии к стимуляторам, ни в прочих грехах, присущих молодым и задорным. Именно поэтому книга становится не только историей определенной группы, но и описанием изменчивой системы взаимоотношений, что в итоге и объясняет происхождение той или иной песни или альбома куда лучше, чем спонтанно нафантазированные творческие полеты и красивые, но надуманные детали.
Среди тех, кто выбирает музыку определенного жанра, найдется немало дотошных товарищей, резонно заостряющих внимание на лейбле, выпускающем пластинки любимого артиста. Как правило, этот лейбл в выпуске и других альбомов придерживается определенной стилистической концепции. В лучшие для музыки времена альбомами своих артистов лейбл в первую черед формировал вкусы и приоритеты определенной части публики. Все это идеально подходит под 4AD. Артисты этого лейбла, может быть, и не были популярны так же, как выходившие под маркой дружественного MUTE коллективе Depeche Mode, но как ориентир для менее массовой, но более внимательной аудитории они значили куда больше. Pixies, Cocteau Twins, The Birthday Party (детище юных Ника Кейва и Мика Харви), Dead Can Dance и Bauhaus – всех их открыли, вырастили и выпустили вначале на виниле, а потом и на более современных носителях главные герои книги – меломан-энтузиаст Айво Уоттс-Рассел и художник Вон Оливер. Их увлекательным приключениям – альтруистичным и сумасшедшим – и посвящено исследование Астона. Новым менеджерам, саунд-продюсерам и создателям сетевых лейблов на заметку и в память о тех временах, когда музыкальную политику определяли не ТВ-эфира и невзыскательные потребители одноразовой продукции стримминоговых платформ, а талант артиста и тонкий вкус издателя. К слову, подобные лейблы были и в России – FeeLee records, «Снегири», Solnze records, «Выход»; первые три уже стали историей, но все они заслуживают и ждут своих летописцев.
Вслед за толстым томом Артема Рондарева «Эпоха распада» нельзя не обратить внимание на не менее монументальный труд Андрея Горохова. Статус обоих авторов схож: оба – глубокие, знающие специалисты, оба – абсолютно непубличные персоны, практически затворники, транслирующие свои мысли один через соцсети, другой посредством радиопрограммы. Первое издание «Музпросвета» увидело свет восемнадцать лет назад в виде книжки небольшого формата и сейчас разрослось до пятисот-с-лишним-страничного тома. Исследования, охватывающего не просто нюансы стилей, вроде очевидных фанка, рока, джаза и менее известных нью-эйджа, габбера, до тенденций – от «конца трип-хопа» к «назад к бетону». Каждый жанр рассматривается в обрамлении непременных сопутствующих факторов от «кошмарных разоблачений» и «качества записи» до «принуждения к старперству» и «аккомодации вкуса». В принципе, уже уже ознакомившись с предисловием (почти так же, как и в исследовании Рондарева), читатель, до этого считавший, что понимает что-то в исследуемом вопросе, начинает в этом немного сомневаться. Реакция обратившегося к теме впервые будет самой непредсказуемой – от желания незамедлительно от книги избавиться, до немедленного погружения, по возможности, при помощи доступных аудиоисточников.
Андрей Горохов – человек, мягко говоря, «наслушанный», и вряд ли можно навскидку назвать музыкальный жанр, в незнании особенностей которого его можно было упрекнуть. При этом его личное отношение к музыке понять непросто. Знает ли он предмет? Знает блестяще. Любит ли? Ответить сложно. Так уж вышло, что глубочайшие познания в области музыки и всего, что ее окружает, кажется, приводят к тому, что объект исследования и персонажу немного наскучили. Именно поэтому кажется, что «звук», «саунд», «грув» и прочие важные составляющие постепенно вытеснили у него живой интерес и симпатию как к самой музыке, так и к людям, ее создающим. Впрочем, ни один из персонажей, попавших в сферу пристального, пускай и порой ироничного внимания Горохова, явно против не будет. Вряд ли кто-то из них, однажды взяв гитары в руки, чтобы понравиться девочкам, мог предполагать, что станет объектом настоящего дотошного научного исследования.
Блестящее исследование работ и судеб советских «Левшей» – изобретателей, новаторов, первопроходцев в области не просто создания звука и его источников, а новой музыкальной культуры. Личностей, чудесным образом сочетавших музыкальные знания (частенько и академические) и инженерный гений. Андрей Смирнов – научный сотрудник Центра электроакустической музыки Московской государственной консерватории, руководитель лаборатории звука Московской школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко, основатель Термен-центра и обладатель множества других важных заслуг проделал крайне важную кропотливую и добрую работу по возвращению имен выдающихся изобретателей, тех, кому выпало «жить в эпоху перемен».
Много ли известно любителям «нойза» и «индастриала» в целом и группы Einstürzende Neubauten Бликсы Баргельда об экспериментах «шумовых оркестров» Бориса Юрцева и Владимира Попова, а почитателям Сергея Курехина – о «гудковых симфониях» Арсения Авраамова? О всех ли поворотах судеб и истории изобретений Льва Термена и Дзиги Вертова смогут вспомнить те, кто к месту и не к месту склоняет их имена? Как получилось, что уникальные открытия русских ученых стали всеобщим достоянием лишь десятилетия спустя, а патенты на них вручались отнюдь не на родине их подлинных изобретателей?
Андрей Смирнов – удивительный музыкальный археолог. Он не только возвращает имена забытых гениев, чьи творения перемолотили и забыли в буднях великих строек эпохи раннего социализма, но и с изрядной долей грусти заставляет осознать масштаб изобретений русских гениев музыкально-технической мысли начала – середины прошлого века. Тех, чьи творения могли бы двинуть творческую мысль куда дальше, если бы авторам, великим исследователям-альтруистам, так же, как и каверинскому капитану Татаринову, «не то что помогли, а хотя бы не мешали». Поразительно, как судьбы скромных гениев – гениев, переживших революцию, войны, репрессии, блокаду и голод, – порой решались одним росчерком равнодушного чиновничьего пера. Описание именно этого противостояния света и мракобесия, страстного порыва и холодного равнодушия придает в целом академическому исследованию Смирнова характер настоящего сюжетного драматического романа. Ну а тираж в 2000 экземпляров уже с момента появления придает книге дополнительный статус потенциальной библиографической редкости.
Веселое сочетание музыкальных, кулинарных и языковых знаний, воплощенное в одной маленькой поваренной книжице. Симпатичная игра слов в названиях блюд и ровно в меру серьезное использование названий и терминов заставляют вспомнить лимерики в прозе Джона Леннона, а дальше – без излишних трудозатрат вполне изысканно накрыть стол для понимающей в рок-музыке компании. В принципе, не так уж важно, почему любитель интеллектуального панк-рока улыбнется и засучит рукава при взгляде на Beef Patty Smith –Because The Night Belongs To Burger (обыгрывается песня авторства Брюса Спрингстина) и приступит к приготовлению мини-бургеров с зеленью и чеддером, а любитель «альтернативы» встанет к плите и возьмется за классический тыквенный пирог Smashing Pumpkins – Flaya Adore, адресующий к почти одноименной песне 1998 года. Самое важное, что Dark Side of the Spoon (кстати, тоже двойной привет группам Pink Floyd и Ministry) – настоящий источник хорошего настроения. В общем, толковые советы, искрометная задумка и отличный перевод выдают в издателях русскоязычной версии людей с отменным вкусом. Причем во всех смыслах слова.
Число почитателей этой певицы у нас в стране определить сложно. Оно так же загадочно, как и тираж этой книги, выпущенной лучшим на сегодняшний день издательством, специализирующемся на выпуске подобной литературы. Для восприятия музыки Диаманды Галас необходим очень серьезный уровень подготовки, в равной мере включающей в себя понимание «независимой» и классической музыки. Понять, что на самом деле представляет из себя «альтернативная опера», пожалуй, невозможно без погружения в судьбу артистки. Издание, мастерски осуществленное отечественным автором Виталием Ашировым, честно сознающимся в том, что «довольствуется сведениями, почерпнутыми из интернета, –на поверку многими оказывающимися фальшивыми», так как «все, что имеет отношение к Диаманде, является искусственной конструкцией». Подобное исследование – плод высочайшего уважения и глубокой привязанности к творчеству, базирующийся на искреннем желании понять феномен одной из самых загадочных певиц современности, выдерживая баланс между меломанским интересом и научным анализом. Виталий Аширов, подобно одновременно агентам Малдеру и Скалли, идет по абсолютно неизведанному пути, но, так же, как и они, вероятно, знает, что «истина где-то рядом».
Двухтомник воспоминаний актрисы, певицы, музы одного из самых ярких поющих поэтов XX века – Сержа Генсбура. Формат дневника в данном контексте уместен и выразителен. Девичья наивность сменяется юношеским задором, чувственная порывистость переходит в процесс взросления так плавно, что ленивое взросление воспринимается и выглядит логическим продолжением и не рушит хрупкий ритм повествования. Генсбур здесь незримо ключевой, но отнюдь не единственно важный персонаж. К моменту знакомства с ним у 22-летней девочки из хорошей семьи Биркин уже была годовалая дочь, распавшийся брак с композитором Джоном Барри (автором музыки к фильмам о Джеймсе Бонде) и талант и неуемное желание постичь все радости жизни европейской богемы. Ну, а светская жизнь 1960–1970-х гарантировала все, кроме тоски-печали. Одна из самых успешных французских актрис и светских див сумела не только попробовать все, но и не сойти с ума в круговороте описываемых лиц, событий, драм и комедий. Тех, кто думает, что знаменитый захлебывающийся в страсти дуэт Je t’aime… moi non plus – пик происходившего с Биркин, ждет разочарование. Это было только начало. Но вот что интересно: каждый эпизод своей жизни, будь то многодневная непрекращающаяся вечеринка, безумный визит в зимнюю Россию или поездка с гуманитарной миссией в пылающую Югославию, – все это выглядит абсолютно гармоничной частью мира Биркин. В ее дискографии более двадцати альбомов, напетых не очень сильным голосом. Записи этих пластинок в книге уделено не так много места, но вряд ли найдется кто-то, кто оспорит тот факт, что сам двухтомник Джейн Биркин – абсолютно музыкальное произведение.
