Митрофан Петрович Беляев (1836–1903). Это его благодарит история за создание Русских симфонических концертов, Русских квартетных вечеров, «анонимных», по настоянию учредителя «…от имени неизвестного», а на самом деле им субсидируемых композиторских премий имени М.И.Глинки. Знаменитым беляевским «пятницам», где в качестве альтиста музицировал сам хозяин, равно как и возникшему на их почве и принявшему эстафету «Могучей кучки» Беляевскому кружку посвящены сегодня целые диссертации (Д. Луконин, И. Проскурина, Е. Степанова). И все же имя Беляева, в сравнении с именами Третьякова, Мамонтова, Морозова, Щукина, Бахрушина, Дягилева, и, прежде всего, его главное детище – издательство M. P. Belaieff – М. П. Бѣляевъ остается мало или совсем неизвестным не только любителям музыки, но порой и профессионалам. На то есть причина: начатое в России и для России, беляевское дело волею судеб вот уже более столетия развивается за ее пределами. Весьма внушительный временной отрезок, чтобы «уместиться» в журнальной статье. Да и при бόльших масштабах это было бы не просто, ибо, по словам многолетней сотрудницы издательства Ульрики Патоу, которой я премного благодарна за посильную помощь, обширному издательскому архиву вкупе с оставшимся в России архивом самого Беляева еще предстоит научная обработка. Настоящая публикация может считаться лишь «приглашением к теме».
Для начала краткая историческая справка. Напомню, что у истоков (и тому уже не 100, а все 137 лет) стоял Александр Глазунов. Придя в восторг от исполненной 17 марта 1882 года Первой симфонии семнадцатилетнего композитора, Беляев принялся рьяно поддерживать юный талант. Эта дружба в конце концов переросла в намерение сделать нечто большее не только для своего любимца, но и для других русских композиторов, а именно помочь выходу в свет их сочинений. И вот 1 июля 1885 года Митрофан Петрович Беляев получил подтверждение, что «со стороны Совета Лейпцига нет никаких юридических препятствий его намерению открыть в Лейпциге музыкально-издательское дело». А уже 4 июля того же года «фирма M. P. Belaieff – М. П. Бѣляевъ, Собственность Митрофана Петровича Беляева в Петербурге была занесена в регистр торговых предприятий Окружного суда г. Лейпцига». Соответственно были учреждены две конторы – одна в Лейпциге, где управляющий делами со дня основания был Франц Шеффер, а вторая в Петербурге, которой управлял Федор Иванович Грус – имя, часто встречающееся в связи с еще одним безоговорочным фаворитом Беляева – Александром Скрябиным.
То, что Беляев решил сотрудничать с Лейпцигом, говорит о его большой рассудительности и дальновидности. Во-первых, здесь он нашел образцовых поставщиков своей продукции. Начало было положено нотоиздательской фирмой Даниэля Ратера, где была напечатана первая беляевская партитура А. Глазунова – «Первая Увертюра на три греческие темы» ор. 3. Затем долголетней печатной базой Беляева стала гравировальня и типография К. Г. Рёдера. Это имя было известно в России в связи с изданиями Edition C. F. Peters, к слову, будущего партнера беляевского издательства, о чем пойдет речь впереди. Во-вторых, Беляев понимал, что охрана авторских прав печатающихся у него композиторов возможна только при условии появления первого издания в стране, входящей в Бернскую конвенцию, для вступления в которую, как известно, России понадобился еще целый век. Обладавший недюжинным состоянием русский купец и владевший многими иностранными языками истинный европеец в одном лице, Беляев рьяно взялся за осуществление своего проекта. Только за первые десять лет было выпущено 850 произведений: оперы, симфонии, камерная, фортепианная и вокальная литература.
В работу издательства вкладывались большие средства. Одни обложки чего стоили, для макетов которых приглашались такие знаменитости, как Виктор Васнецов. Недаром один французский критик в отклике на Русские симфонические концерты на парижской Всемирной выставке 1889 года назвал Беляева «издатель-художник». Но Беляев не был нацелен на прибыль. «Печатать хорошо и продавать по недорогой цене» – таким был девиз его издательства. При этом в отличие от других, и не только русских, издателей Беляев еще и выплачивал своим авторам гонорары: по расценкам рубежа XIX–XX веков, в соответствии с масштабом произведений, не свыше 3000 и не ниже 25 рублей. И эта привилегия сохранена за беляевскими композиторами и по сей день. Первое время Беляев сам изыскивал рукописи, предназначенные к изданию, а позднее передал эти полномочия специальному Попечительному Совету для поощрения русских композиторов и музыкантов, в просторечии – Фонд М. П. Беляева. Эта структура также осталась неизменной до настоящего времени: Совет состоит из трех, пожизненно выполняющих свои функции членов. В его первом составе были Римский-Корсаков, Лядов и Глазунов.
Как видно из начальных каталогов, издавались не только настоящие и будущие классики – Глинка, Балакирев, Римский-Корсаков, Чайковский, Мусоргский, Бородин, Лядов, Танеев, Метнер, Ляпунов, Глазунов, Скрябин, Н. и А. Черепнины, но и, как бы мы сегодня сказали, «(не)заслуженно забытые» композиторы. Здесь – длинный ряд имен: Н. Арцыбушев, Й. Ахрон, Ф. и С. Блуменфельды, Б. Гродцкий, Н. Соколов, А. Винклер, Ф. фон Хартман, Н. Амани, Н. Щербачев, В. Погожев, С. Бармотин, А. Копылов, Ф. Акименко, В. Калафати (два последних больше известны как первые учителя Стравинского) и многие другие, всех не перечислишь. В свое время В. Г. Каратыгин (и не он один) весьма нелицеприятно отзывался об иных из названных авторов, как о «жалких отблесках балакиревского “кучкизма” и беляевского эклектизма, (…) сателлитах, мерцающих светом, заимствованным от крупнейших светил русского музыкального искусства» (В. Г. Каратыгин. Молодые русские композиторы // Аполлон. 1910. № 11–12). Однако, забегая вперед, нужно сказать, что именно эти «сателлиты», для многих из которых издаваться у Беляева было не только честью, но и залогом существования, не дали погибнуть беляевскому делу. Но до роковых событий, Беляев, к счастью, не дожил.
Митрофан Петрович Беляев скончался 28 декабря 1903 года, оставив датированное 23 января 1901 года подробнейшее Завещание. Здесь учтено все: фирма, семья, близкие люди, собрания инструментов, портретов, книг (известно, что Императорская публичная библиотека в Петербурге получила 582 беляевских тома) и многое другое вплоть до, как видно из вынесенной в заглавие строки, собственных похорон. И, конечно, точнейшие указания были даны Попечительному Совету, в распоряжение которого предоставлялась гигантская по тем временам сумма: с учетом прибыли от доходного дома «на Фонтанкѣ подъ № 150» около 1 300 000 рублей. Как написал в «Летописи моей музыкальной жизни» (1909) председатель первого Попечительного Совета Н. А. Римский Корсаков, «капиталы были настолько велики, что на концерты, издательство, премии и проч[ее] должны были расходоваться лишь проценты с капитала, и то не все, а самый капитал оставался неприкосновенным, напротив, увеличиваясь с течением времени всё более и более. Итак, благодаря беззаветной любви Митрофана Петровича к искусству образовалось невиданное и неслыханное до тех пор учреждение, обеспечивающее навсегда русскую музыку издательством, концертами и премиями, и во главе его на первый раз являлся наш триумвират» (выделено мной – Т. Ф.)
Увы, этим «всё более и более» и «навсегда» вскоре предстояли драматичнейшие испытания. Во-первых, в Германии во время Первой мировой войны по правительственному Постановлению от 4 марта 1915 года «О принудительном управлении русскими предприятиями» к издательству был приставлен книжный ревизор Георг Гебхард (в других источниках – Герхард) Это управление было снято лишь 12 апреля 1922 года. Во-вторых (а, на самом деле, во‑первых), относительно ситуации в России после 1917 года иллюзий быть не могло: находившийся в распоряжении Попечительного Совета капитал, как и всякая другая частная собственность в России, был национализирован и тем самым от Совета отчужден.
До окончательного в 1884 году ухода «в музыку» будущий меценат почти тридцать лет трудился в находившейся в селе Сорока (ныне Беломорск) лесопромышленной фирме «Товарищество Петра Беляева и наследники». За это время он успел многое сделать для тамошних рабочих и, кстати, не забыл учесть сорокцев в своем Завещании. Недаром (здесь я отсылаю к опубликованным в Интернете изысканиям петрозаводских и беломорских журналистов и краеведов, среди которых не потерялась весьма информативная работа ученика 4-го класса Беломорской школы Андрея Ефимова «История беляевских заводов во времени») благодарные рабочие возвели М. П. Беляеву памятник. Этот памятник, как, разумеется, и всю фирму, в первые годы советской власти ждала одинаково печальная участь. Кстати, тогда же, хотя и не уничтожили, но все же упрятали в запасники Русского музея ныне возвращенные в основную экспозицию знаменитый портрет Беляева кисти И. Репина и бюст работы В. Беклемишева. А памятник был не просто ликвидирован, а, так сказать, «преобразован»: на его постамент поместили бюст …Ленина, а доску с благодарственной надписью Беляеву перевернули и соответствующую надпись сделали на ее обратной стороне. Ныне эта доска является экспонатом местного музея, где можно прочесть оба текста: «М. П. Беляевъ, основатель Сорокских заводовъ. Родился 10 февраля 1836 года. Основалъ Сорокские заводы в 1865 году. Воздвигнутъ памятникъ признательными служащими и рабочими в 1909 году» и …«Любимому вождю и учителю В. И. Ленину».
Благодаря судьбоносному решению основать издательство в Лейпциге, дело Беляева, хотя и не в прежнем виде, все же удалось спасти. Решающую роль в этом процессе суждено было сыграть композитору, а по основной профессии юристу Николаю Васильевичу Арцыбушеву (1858–1937), заступившему в Попечительный Совет в качестве Председателя с 1909 года после смерти Римского-Корсакова. Не добившись от новых властей, конкретно от В. Молотова и А. Луначарского, признания капиталов Попечительного Совета – все они хранились в бумагах ипотечного кредита Государственного банка, – Арцыбушев в 1918 году обратился к тому же Луначарскому с новой просьбой. На этот раз – о помощи в получении разрешения выехать за границу, на что получил официальный положительный ответ. Привожу этот документ в обратном переводе с немецкого, так как подлинник был мне недоступен: «Настоящим удостоверяется, что Гражданину Николаю Васильевичу Арцыбушеву, представляющему “Попечительный Совет для поощрения русских композиторов и музыкантов”, для проведения работ по воссоединению этого Совета необходимо пересечь границу Советской республики либо с Финляндией, либо Швецией или Украиной. Для этой цели этот гражданин нуждается в паспорте и разрешении на выезд соответственно в Финляндию, Швецию или Украину, а также разрешении на возвращение в Петроград. Для реализации этой поездки гражданину Арцыбушеву срочно требуются 6000 рублей» («Удостоверение» № 58 от 23 сентября 1918 года).
Следует заметить, что в послужном списке Луначарского это не единственное «благодеяние» касательно «беляевцев». Полугодом раньше был издан Приказ Народного Комиссариата по Просвещению № 593 от 9 марта 1918 года о неприкосновенности квартиры и загородного дома А. Глазунова, что, конечно, было нарушено по его «невозвращении». А в 1923 году, благодаря Луначарскому, удалось выехать в Германию ученику Глазунова русско-немецкому композитору Георгу фон Альбрехту (1891–1976), в будущем также члену Попечительного Совета и лауреату Глинкинской премии.
Итак, свершилось. Пересадочной станцией Арцыбушева перед окончательной эмиграцией во Францию была Финляндия. Здесь он в «Особом комитете по делам русских в Финляндии» подтвердил правомерность состава Попечительного Совета, несмотря на то, что все три его члена находились в разных странах: Арцыбушев в Финляндии, Глазунов в Петрограде, а вошедший в Совет после смерти Лядова в 1914 году Язепс Витолс – в Риге. Кроме того, Арцыбушев также позаботился о подтверждении, что «По данным на 1 января 1917 года, положенный на проценты в русский Государственный банк капитал Попечительного совета составлял 800 000 рублей плюс недвижимость дома в Петербурге по адресу Фонтанка 150» («Удостоверение» от 27 февраля 1920 года). Трудно сказать, какова была значимость подобных «удостоверений» в то время. Но, наверное, юрист Арцыбушев заручился этими документами на всякий случай, словно в предвидении (и он не ошибся!) многих, между 1931 и 1965 годами, процессов, возбужденных против Попечительного Совета, через потомков Беляева, со стороны Советского Союза.
В сентябре того же 1920 года Арцыбушев направился в Лейпциг с целью наладить прерванную вследствие революционной неразберихи связь с издательством. Здесь также после большого перерыва состоялось заседание Попечительного Совета в составе самого Арцыбушева и Витолcа, который как свободный гражданин только что отделившейся независимой Латвии мог без особых разрешений приехать в Германию. Свидетельством этого заседания является написанный от руки на русском языке и датированный 10 сентября 1920 года Протокол «О настоящем положении фирмы M. P. Belaieff – М. П. Бѣляевъ». С этого времени для руководства теперь уже единственной издательской конторой кроме многоопытного Франца Шеффера были уполномочены в качестве доверенных лиц Оберст Фэноу, финн по происхождению, и Эдгар Билефельд. Деятельность же самого Попечительного Совета было решено продолжить в Париже.
