События
Грандиозная, 105-минутная оратория Йорга Видмана для большого симфонического оркестра, вооруженного всеми видами перкуссии и мощной группой меди, большого сводного хора, органа, динамиков, чтецов и двух солистов, была заказана одному из самых востребованных немецких композиторов среднего поколения, специально к торжественному открытию «Филармонии на Эльбе».
43-летний мюнхенец, Йорг Видман – ученик Вольфганга Рима, талантливый кларнетист по первой профессии – личность в Германии весьма популярная. Его любит публика и, что немаловажно, – дирижеры, охотно берущиеся исполнять его опусы. Несколько лет тому назад оркестр Баварского радио поручил ему весьма ответственную работу – написать «послесловие» к Седьмой и Восьмой симфониям Бетховена, весь цикл которых в то время записывался на CD с шефом оркестра Марисом Янсонсом в Японии. В 2012 году на сцене Баварской государственной оперы с успехом прошла премьера его оперы «Вавилон»; дирижировал Кент Нагано, в ту пору бывший Generalmusikdirektor’ом Баварской оперы. В сезоне 2013/14 Видман становится композитором-резидентом лучшего американского оркестра – Кливлендского, который привозит в Европу целую программу, составленную исключительно из опусов Видмана: дирижирует программой Франц Вёльзер-Мест. Его музыка звучит повсеместно, на всех ведущих фестивалях Европы; исполняется ведущими оркестрами в самых престижных залах.
Первое исполнение «Ковчега» было доверено Кенту Нагано, который перебрался на аналогичную позицию Generalmusikdirektor’а в Оперу Гамбурга, одновременно возглавив отменный по качеству игры оркестр Гамбургской Филармонии. Творческие отношения Нагано и Видмана завязались еще в Мюнхене; так что дирижер и композитор, что называется, понимают друг друга с полуслова.
Мировая премьера «Arche» («Ковчег») стала дебютом Гамбургских филармоников на новой сцене «ЭльбФилармони» – и дебютом исключительно удачным. Нагано дирижировал вдохновенно, с невероятным пылом и энтузиазмом, буквально вздымая махину оркестра и хора на дыбы. И вместе с тем точность и ясность артикуляции, тщательная отделка деталей, тончайшие нюансы фразировки, выдававшие отменный вкус и чутье дирижера, а также композиционная стройность, проработанность каждого раздела этого многослойного масштабного сочинения были выше всех похвал.
В этот вечер на сцене разместился огромный четверной оркестр, примерно 150 человек. Сводный хор разместился выше, на ярусах: хор гамбургской оперы (хормейстер – великолепный профессионал, Эберхард Фридрих) был дополнен Молодежным хором Академии Ауди (хормейстер Мартин Штайдлер), а также любительским хором Hamburger Alsterplatzen. На протяжении всей оратории звучали детские голоса: первыми вступили два юных чтеца, Жанна Плате (Janne Plathe) и Барис Ёзден: «В начале Бог создал Небо и Землю». В последней, пятой части Dona Nobis Pacem к ним присоединился звонкий голос мальчика-сопраниста Габриэля Бёра (Boer).
Великолепный, густо-маслянистый баритон Томаса Бауэра и пронзительное, гибкое, отливающее холодным металлическим блеском сопрано Марлис Петерсен дополнили ансамбль солистов. Голос Марлис Петерсен зазвучал, начиная с третьей части – «Любовь», – с самого верхнего яруса. Постепенно певица спускалась все ниже и ниже, порою ей приходилось протискиваться между рядами кресел, пока она не добралась до сцены. Эффект блуждающих по залу голосов, по мере движения менявших свои тембровые характеристики, сработал отлично, еще раз подчеркнув уникальные акустические свойства зала. Голоса летели свободно с любой точки, раскрываясь еще полнее и подробнее от того, что меняли местоположение.
Сам Йорг Видман так отозвался об основной идее сочинения, напрямую связанного с открытием «ЭльбФилармони»: «Это ковчег культуры, где мы, люди, с нашим счастьем, но и нашими заботами, ищем убежища; особенно сейчас, в нестабильное и насильственное время. Мы ищем убежища, где найдется место искусству, где звучит музыка. Ковчег среди бурного моря политики. Это фантастика, что его все-таки построили. Я вижу в этом нечто сакральное».
Но даже без специального пояснения автора, концепция сочинения прочитывалась присутствующими без труда. Здание «Филармонии на Эльбе» снаружи выглядит, как огромный корабль под парусами – корабль музыки, торжественно выплывающий на Эльбу, – так глубоко здание выдвинуто в течение реки. Идея погрузить на этот циклопический «ковчег» музыку всех эпох (преимущественно, впрочем, немецко-австрийской традиции) напрашивалась сама собой.
Но идея Видмана имела еще один, немаловажный аспект. Он задумал – и, к чести его заметим, ему это удалось – музыкально проиллюстрировать всю историю человечества, от первых дней творения до наших дней. В оратории использованы тексты Ветхого и Нового заветов, канонические тексты католической Мессы, а также стихи немецких поэтов – Гейне, Брентано, Шиллера, цитаты из Франциска Ассизского и Ницше, средневековые гимны Клаудиуса и других.
Драматургия «Ковчега» развивается контрастно, как в симфоническом цикле – с той разницей, что в оратории, в отличие от классической симфонии, пять частей. Первая – Fiat Lux («Да будет свет!») – некая интродукция, введение в тему, на первые строки Библии. Искусные подражания хоралам Баха и ренессансные аллюзии доминируют здесь в репрезентации стиля.
Во второй части – «Потоп» – огромные звуковые массы низвергаются, как потоки воды с небес, рисуя картину вселенского апокалипсиса. Третья часть – «Любовь» – сравнима по функции с медленной частью симфонического цикла; здесь музыка становится нежна, прозрачна и светла. Звучат реминисценции из «Кавалера роз» Рихарда Штрауса, точные, но и несколько ироничные стилизации шумановских Lieder (типа, «Я не сержусь», идет под рояль). Дополняет стилистический спектр неожиданное птичье клекотанье и выдерживаемый на протяжении части обобщенный романтический стиль, в духе Чайковского.
В четвертой части – Dies Irae («День гнева») – экспрессия хорового звучания и агрессивно-поступательный ритм впрямую отсылают к суровым архаизмам хоров «Кармины Бураны» Орфа. Протеический принцип, который вовсю эксплуатирует автор, торжествует; Видман, словно актер, набрасывающий чужие личины, все время становится кем-то другим. И через это «другое», «чужое» проявляет идею сочинения.
Словом, «Ковчег» Видмана – это типичный продукт постмодернистского сознания; составленный из множества пестрых цитат, стилевых аллюзий и искусных стилизаций он манифестирует калейдоскопичность музыкального языка и антологичность музыкального мышления автора, который ныряет в толщу музыкальной немецкой культуры с головой – и не спешит вынырнуть оттуда.
Видман начинает музыкальное повествование ab ovo – от яйца; от средневековых попевок и «бургундских кадансов», постепенно продвигаясь к ренессансной полифонии и барочному драйву, через баховские хоралы и буйство постромантического оркестра Рихарда Штрауса – к строгой графичности неоклассицизма Стравинского. Есть и прямые цитаты: из арии Зарастро «В этих священных залах» («Волшебная флейта»); мелодический промельк из «Оды к радости» Бетховена. Не забыл автор и легкомысленную музыку венских кофеен, и кабаретное веселье предвоенного Берлина, и бродвейские мюзиклы Эндрю Ллойда Уэббера. Жанр оратории сознательно приближен к Мессе, в которую, наряду с каноническими, включены «светские» разделы.
Неожиданным оказался финал: в пятой части Dona Nobis Pacem на сцену неожиданно выбегает задорный (чтобы не сказать – отвязный) детский хор в ярких шапочках. Дети с ходу начинают скандировать: «Apple, bookmark, blueberry, bing, buyuot, copy, crash, cashflow, cancel, download, data…” – и так далее, по всем буквам алфавита, мешая компьютерные термины с самыми актуальными словами политического словаря. Пока не добираются до слова God – «In God We Trust» («В Бога верим»).
Смысл этого нарочито демонстративного стилистического слома предельно ясен: на ковчег врывается generation next и с легкостью смахивает за борт весь балласт музыкальных традиций и традиционных ценностей, накопленных человечеством; за борт летят и Бах с Бетховеном, и Орф со Штраусом. Наступает новая эпоха: эпоха поколения айфонов, эпоха аудиотактильного восприятия мира, неожиданно вернувшаяся на новом витке истории, после трехвекового владычества визуального восприятия. Выплывет ли в новейшее время ковчег, сохранит ли ценности прошлой культуры? Это ключевой вопрос, на который автор не дает однозначного ответа – и вопрос повисает в воздухе. Даже несмотря на то, что оратория заканчивается мольбой о мире: «Dona Nobis Pacem!»
Видман написал музыку броскую, ярко-театральную, претендуя, между тем, на всеохватность и универсализм музыкального высказывания – но без скучной философичности. И это ему, без сомнения, удалось: овация, устроенная залом после премьеры «Ковчега», была беспрецедентной, аплодисменты не утихали добрых 15 минут.
