Открывая шлюзы

Подобно Туполеву, который, по рассказам авиаторов, с одного взгляда мог определить изъян крылатой машины и указать на него: «сломается здесь», Симонов предвидит загодя все трудности на пересечении дирижерских намерений и оркестровой игры, когда из-за неверных или избыточных действий дирижера может «сломаться» единый поток музыки. Чтобы поддерживать его, необходимы дисциплина ума, культура рук, академическая взыскательность поведения. Воспитанию, по меньшей мере, основы этих качеств и были отданы интенсивнейшие двенадцать дней мастер-курса. Все эти дни эстетика проверялась этикой профессии. И утверждая: «Миссия дирижера заключена в том, чтобы поддерживать серьезное, уважительное отношение к делу», Юрий Иванович собственным примером доказывал, что это – не пустопорожнее назидание.

«Главными признаками незаурядного дирижерского мастерства, – пояснял маэстро в одном из прежних интервью, – являются сила внутренней энергии, ярко выраженное артистическое мышление, музыкальный вкус, чувство формы и умение передавать свои намерения музыкантам. Дирижер, не имеющий в достатке этих качеств, может долго мучить себя и оркестр, с максимальным усердием воспроизводя авторский текст, но этот сизифов труд так и не выйдет на уровень большого искусства. В лучшем случае он воплотится в еще одну старательно выполненную копию с известного всем оригинала». Это слова о пробуждении творческой инициативы, одухотворении музыки дерзновенным исполнительским замыслом и о том, что подлинное мастерство дирижера бесконечно далеко от формальной сноровки в тактировании или овладения набором эффектных иллюстративных жестов.

Потому и звучал, подобно лейтмотиву мастер-курса, девиз: «Техника и любовь. Любовь и техника». Трудно не принять убежденности Юрия Ивановича – обучение дирижерскому искусству есть в первую очередь обучение технике (острое наблюдение маэстро: из решения технических задач даже музыка становится интереснее). Собственно, еще мыслители античности обозначали искусство словом «технэ», подразумевая опыт, практическое умение, мастерство. Все это воспитывается. Но можно ли воспитать любовь к музыке? И можно ли научить быть личностью?

Я снова вовлекаюсь в игру ассоциаций. Она перемещает меня в область литературного ремесла, чтобы напомнить слова К. Г. Паустовского, который так наставлял слушателей своего семинара: «Если в способах выражения писатель должен быть прост (но не простоват), сдержан и строго соблюдать меру, то в том, чтобы выразить себя, он должен быть необыкновенно щедр, свободен, должен всегда говорить во весь голос, не жалея себя, не боясь растратить на один какой-нибудь даже маленький рассказ все свои богатства. В этом деле щадить себя и беречь – преступление. “Надо открыть все шлюзы”».

Совершенно так же и дирижеры день ото дня старались укрепить свое мастерство в сдержанном способе выражения, скупом и строгом рисунке жеста, «дирижерском чистописании», без которых не родится виртуозная свобода, допускающая даже некоторое отступление от правил, но всегда сосредоточенная на деле, содействии оркестру. И вместе с тем они учились у мастера «открывать шлюзы», освобождая дорогу для вдохновения, для личного переживания, для лучшего, что коренится в художественной индивидуальности.

Произведения русской и зарубежной классики, усвоенные ими во время курса, относятся к центральному симфоническому репертуару и концентрируют важнейшие дирижерские трудности, универсальные задачи. С другой стороны, программу отчетного концерта Юрий Иванович выстроил таким образом, что она подчеркнула именно персональные черты выступивших, а прекрасный оркестр Московской филармонии проявил заметную гибкость в работе с двенадцатью очень разными по стилю, силе темперамента и характеру дарования дирижерами. Скажу сразу, некоторых из них мне довелось увидеть и услышать впервые, с другими я была знакома по мастер-курсу прошлого года. Но замечательные открытия ожидали меня в том и другом случае.

Нелегкий жребий выступить в концерте первым выпал Алексею Асланову, надежному и музыкальному дирижеру. Сыгранная под его управлением увертюра А. П. Бородина к опере «Князь Игорь» прозвучала, может быть, слишком ровно (повествовательность музыки не тождественна исполнительскому однообразию – его-то не вполне удалось избежать). Однако сделать произведение интересным через едва заметные темповые и динамические сопоставления, через градации эмоциональной напряженности, как это вышло с лирическими темами, окружившими своей напевной естественностью срединный «батальный» эпизод, – это и есть достигаемое со временем мастерство.

Вовсе не случайно сходство имен Вебер – Вевер, так же как и созвучие пьесы «Приглашение к танцу» с дирижерской манерой Григория Вевера. Без императива и натиска, он приглашает оркестр к совместному музицированию. Облик этого музыканта воплощает теплую интеллигентность. Профессиональные качества его будут расти либо на контрасте, освоением репертуара, требующего открытой, смелой эмоциональности, либо в разумном самоограничении творческого диапазона и способностью расцвечивать музыку нюансами, как это умели великие музыканты прошлого – на скрипке Фриц Крейслер, на рояле Альфред Корто. Между прочим, Корто необычайно свежо играл вальсы Шопена. Вот такой же неброской свежести в работе над фактурой, лишенной ярких контрастов, недоставало исполнению сюиты вальсов К.М. фон Вебера.

Совершенно иным, повелительным дарованием обладает Андрей Колясников. У него сухой требовательный жест, очерченная ясность намерений и категоричность направляемых оркестру сигналов. Его трактовка «Ночи на Лысой горе» М. П. Мусоргского была живописной, насыщенно событийной. «Киномонтаж» картин подчеркивал единство формы. Убеждена, музыкант не потеряет ни одного из присущих ему качеств, если усмирит «рациональное упрямство», научится в нужное время отпускать себя и музыку. Это и дирижерский аппарат сделает более пластичным, приспособит к меняющимся стилистическим требованиям сочинений.

Сильная сторона Сергея Шебалина – мануальная раскрепощенность и ощущение развертывания, течения музыкального процесса. Все это прекрасно выявила прелюдия К. Дебюсси «Послеполуденный отдых фавна», раскрывшая многие свои достоинства благодаря удачно выбранному темпу, волнообразной динамике, волнующим нарастаниям и спадам. Не бесплотное, но трепещущее звучание оркестра рождалось из сосредоточенной свободы, основанной на корректной помощи дирижера.

Оказавшись в числе пассивных слушателей курса, Александр Щуров усвоил многие советы наставника, и когда пришлось неожиданно включиться в практическую работу, целиком реализовал полученный шанс. Я же увидела, насколько недооценила этого музыканта в прошлом году. Стиль его обращения к оркестру мужественно немногословен, но в нем присутствует абсолютное понимание художественной задачи. «Вальс» из «Фантастической симфонии» Г. Берлиоза, которым он дирижировал на концерте, непрост оттого, что провоцирует взнуздать темпы, и тогда все звучит скомканно и невнятно. Опасаясь этого, можно превратить музыку в размеренную, пунктуальную скуку. Дирижеру, к счастью, удалось избежать крайностей, и он провел «Вальс» с элегантной простотой.

Существенно укрепилось профессиональное уменье, раскрывающее лирико-романтический талант Никиты Сорокина. Это артистичный и горячо увлеченный процессом музицирования дирижер. Правда, именно поэтому он иногда дирижирует всем корпусом, что неблагоприятно сказывается на свободе рук. Но руки-то у него чуткие, отзывчивые, способные выразить и концентрированную силу, и воздушную полетность. В этих руках увертюра Дж. Верди к опере «Сила судьбы» прозвучала (нет, пролетела!) стремительно, порывисто, экспрессивно.

Другой участник нынешнего и прошлого мастер-курсов – Дмитрий Руссу, дирижер в высокой степени организованный, серьезный. Завидев его, немедленно вспоминаешь об академических основах профессии. Решительно во всем ему присуща зрелая аккуратность. Отчасти она нивелирует проявления темперамента, которым прекрасный музыкант ни в коем случае не обделен. Как описать его интерпретацию увертюры к опере «Вильгельм Телль» Дж. Россини? Пожалуй, пасторальному эпизоду с перекличкой английского рожка и флейты не хватило свободного дыхания, а продолжительность пауз можно было бы проверить секундомером. Зато финальный галоп победил легкомыслие, прозвучал отчетливо и полнокровно. Эта упорядоченность выглядит отрезвляюще рядом с цветущим сорняком приблизительности, за нею кроется настоящая глубина.

По количеству пройденных мастер-кур сов Александр Андрианов – самый опытный участник, уже хорошо знакомый с легатными принципами ленинградской/петербургской дирижерской школы. По этой причине и, вероятно, в силу внутренней расположенности ему сильнее всего удаются эпизоды широкого дыхания. И в этот раз, убедительно исполнив увертюру к опере «Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова, он как-то особенно высветил изумительной красоты тему «золотых венцов». Верные эпитеты, применимые к нему, – надежность, стабильность, осознанная компетентность.

Эльдар Нагиев – исполнитель элегантный. Держится с достоинством. Сдержан. «Пляской персидок» из «Хованщины» Мусоргского он дирижировал очень хорошо, охватив форму и аккуратно связав между собою разделы пьесы. Ясное мышление, четкая структура возобладали здесь над творческой непосредственностью, так что «Пляска» не заключила слушателей в объятия восточной неги и не поразила роскошью многоцветных орнаментов, но стала черно-белой вязью классического арабского письма.

Восьмой Славянский танец А. Дворжака под управлением Дениса Шашкарова прозвучал хоть и предсказуемо, без виртуозного куража, но все-таки с большим воодушевлением. Сам дирижер явил значительный профессиональный рост от первого к последнему дню мастер-курса, приобретя опыт для будущих успехов. На концерте он смотрелся за пультом уверенно, разделяя исполнительскую радость с музыкантами и публикой.

Но больше остальных удовольствие от самого процесса дирижирования испытал Николай Цинман. Да как не испытать его, если исполняешь увертюру И. Штрауса к оперетте «Летучая мышь»! Здесь за маской невзыскательной легкости скрываются значительные технические и музыкальные трудности. Преодолеть их дирижеру удалось еще и потому, что видимость, будто ему все удается само собой, маскирует его способность продуктивно учиться, а некоторую склонность «любить себя в искусстве» уравновешивает юношеская уверенность в своих силах.

Наконец, «Вокализ» С. В. Рахманинова в исполнении Алексея Шатского. По-настоящему удачное и проникновенное выступление. Его примером я попытаюсь суммировать сказанное о концерте. Казалось бы, произведения, прозвучавшие в нем, сохранили отшлифованные главным дирижером оркестра и наставником курса Юрием Симоновым соотношения темпов, баланс, детали фразировки. И все же на этом «гончарном круге» общего исполнительского замысла каждый дирижер вылепил свой сосуд, наполнив его, по мере сил, эликсиром вдохновения. Готовых слепков с интерпретаций мастера здесь не было. И «Вокализ» прозвучал иначе (так же, как никогда не играет его одинаково Юрий Иванович). Вместе с тем, перед Алексеем Шатским стояла задача – «почувствовать музыку под руками», довериться оркестру.

Сам Юрий Иванович в начале своей многотрудной, но счастливой творческой страды в Большом театре доверился наследию предшественников – Самосуда, Мелик-Пашаева, Голованова. Теперь же он наставляет этому учеников. К слову, с 1994 года в мастер-курсах участвовали 154 дирижера из 40 стран Европы, Азии, Африки, Южной и Северной Америки. Нынешний Всероссийский мастер-курс прекрасно организован благодаря поддержке Министерства культуры Российской Федерации и Московской государственной филармонии.

Но вот вопрос: разве не изменились требования к дирижерской профессии под влиянием сегодняшних устремлений к сочинениям старинным и современным? Оба полюса апеллируют к рассудку, обобщению и точному знанию о музыке. Может быть, рядом с ними позиция Симонова выглядит неисправимо старомодной? Так ли необходимо осваивать технику, развивавшуюся вместе с классико-романтической школой, и стремиться к знанию музыки через понятия, лишенные объективности, – интуицию, творческое переосмысление, вкус?

Закон культуры непреложен. Грамотное движение стиля, как обновление общественной жизни, как новые формы и содержание поступков людей, требует опоры на прошлое. Поэтому дирижерское искусство, чтобы располагать будущим, не сможет обойтись без той самой, одобренной временем большой традиции, которую своим артистическим и педагогическим трудом дальновидно защищает профессор Юрий Иванович Симонов. Выращивая цветы эстетики и всхожие семена этики, он, подобно вольтеровскому Кандиду, возделывает свой сад настоящей профессиональной культуры.