События
Впервые екатеринбуржцы познакомились с оперой Россини в 1896 году и с того момента влюбились в эту смешную историю и обаятельную музыку – за неполных 130 лет «Севильский цирюльник» здесь ставили 12 раз.
«Я впервые обращаюсь к комической опере. Это непростой жанр, ведь юмор всегда связан с конкретным моментом… “Севильский цирюльник” известен всем, специальная работа с фабулой не нужна. Главной была работа с артистами. Мне было интересно создавать игру в игре», – прокомментировала режиссер Надежда Столбова свой подход к либретто. На сцене – условный мир прошлого, где дамы ходят в кринолинах и шляпках, а мужчины облачаются в камзолы и береты. В то же время Надежда Столбова вместе со сценографом и автором костюмов Ксенией Кочубей выстраивает свою систему символов, создающих второй план истории о том, как дерзкий граф Альмавива посоперничал с доктором Бартоло и с помощью цирюльника Фигаро женился на его воспитаннице Розине. Например, некоторые события спектакля (в том числе каватина Розины) разворачиваются в прачечной, оснащенной современного вида стиральными машинами. Так метафорически обозначена тема «грязного белья», которое прячут или выставляют на всеобщее обозрение герои оперы. Есть здесь и смешная игрушечная овечка, которую время от времени показывают суетящиеся слуги (придуманные для «оживления» действия): это символ идиллических грез молоденькой Розины, мечтающей о счастье. Правда позже в пылу гнева она пробивает овечке бок, из которого высыпаются цветные лоскуты, – ее разбитые мечты. Некоторые герои особенно колоритны. Например, Дон Базилио, священник, пропевающий гимн клевете. Ему придумали что-то вроде горба – якобы он слишком много времени проводил за игрой на органе. А у мужеподобного вида служанки Берты – черная нашлепка на одном глазу, какие носят пираты. Но объяснение у создателей спектакля иное: Берта много подглядывала за окружающими, вот и поплатилась зрением… Режиссер сделала все, чтобы наполнить рисунок каждой роли смешными деталями, а само пространство постановщики обустроили так, что выгородка стены становится то фасадом дома Розины, то, напротив, очерчивает периметр комнаты. А еще в ней то и дело открываются окошки и проемы, откуда высовываются головы любопытных слуг просцениума и подают реплики персонажи комедии. Иногда ассоциативный ряд не до конца ясен, но режиссеру хочется довериться – раз так задумано, значит, есть важный подтекст, пусть и не до конца читаемый.
Стиль Россини требует предельной легкости, воздушности и виртуозности, и прежде всего этим подкупает спектакль. Ведь сколько гэгов ни придумывай, но если певцы не справляются с буффонной скороговоркой или не берут верхние ноты, то впечатление оказывается подпорченным. В Екатеринбурге же, напротив, все нотки и текст буквально отскакивали от зубов. Труппа за последние несколько лет приятно преобразилась, пополнившись отличными молодыми артистами. Максим Шлыков – Фигаро, Олег Бударацкий – Бартоло, Михаил Коробейников – Базилио, все они с легкостью выпевали текст скороговорок, не теряя тембра и силы голоса. Поверьте, это очень нелегко, но эти солисты вполне могли быть востребованы на фестивале Россини в Пезаро. Быть может, в такой стилистической аутентичности заслуга и худрука оперы, итальянского дирижера Алессандро Биччи (он встал за дирижерский пульт в третий день премьерной серии).
На роль Альмавивы пригласили столичного тенора Ярослава Абаимова, специализирующегося на комических операх первой половины XIX века (и не только). А Альмавива у него на особом счету – он спел эту партию и в родном театре «Новая опера», и в Большом, и в Театре оперы и балета имени М. Джалиля в Казани, и в Нижегородском театре оперы и балета имени А.С. Пушкина… Партия впетая, и Абаимов чувствовал себя свободно, от души комикуя в образе влюбленного Линдоро. И не забывая время от времени напомнить окружающим, что вообще-то он граф, начальник. Хороша была и Розина Веры Позолотиной, мечтающая вырваться из-под опеки зловредного Бартоло. Ее каватина в первом действии, развернутая сцена с пением арии из «Тщетной предосторожности», да и многие другие сцены с ее участием доставили настоящее удовольствие. Не подкачала и «старушка» Берта (Ольга Семенищева). Но верхом удачи стали финальные ансамбли в конце действий – с такой четкостью артикуляции, идеальным ритмом и интонационной точностью давно их не доводилось слышать. Чувствовалось, что артисты потратили немало времени, отрабатывая синхронность пения, но «овчинка выделки стоила». И, думается, настоящим победителем в этом спектакле стал главный дирижер театра Константин Чудовский. Внимание, с каким он вел весь спектакль, не увлекаясь сверхскоростями, прозрачность звучания оркестра, помогающего певцам предстать в выгодном свете, – признаки зрелости и мастерства. Несмотря на желание критика всегда найти какую-нибудь «ложечку дёгтя», в этой интерпретации придраться к чему-то специально было бы сложно.
«Севильский цирюльник» получился живым, смешным, с понятным контекстом и проработанными образами. Таким спектаклем стоит щегольнуть и на гастролях, а то последние сезоны все больше акцентировались успехи Екатеринбургского театра в балете. В опере же после радикальных экспериментов прошлого десятилетия («Сатьяграха» Гласса, «Греческие пассионы» Мартину, «Три сестры» Этвеша) маятник активно качнулся в сторону традиционных названий. Но «Севильский цирюльник» показал, как и в таком репертуаре можно блистать и быть интересными, – за счет качества и мастерства.
