Пааво Ярви: К традициям надо относиться с осторожностью Интервью

Пааво Ярви: К традициям надо относиться с осторожностью

Концерт цюрихского симфонического оркестра Тонхалле под управлением маэстро Пааво Ярви (ПЯ) в Национальной филармонии в Варшаве стал одним из кульминационных событий XXIII Пасхального Бетховенского фестиваля. В исполнении коллектива прозвучали сочинения Бетховена – ​Четвертая симфония и Третий концерт для фортепиано с оркестром (солист – ​Рудольф Бухбиндер), а также «Вознесение (четыре симфонических медитации)» Оливье Мессиана.

Пааво рассказал музыковеду Владимиру Дудину (ВД) о том, почему такая программа смотрится выигрышно.

ВД Варшава часто появляется на карте ваших выступлений?

ПЯ Три или четыре года назад я выступал здесь с оркестром из Франкфурта и трижды с оркестром Немецкой камерной филармонии Бремена с циклом всех симфоний Бетховена. С большим удовольствием приезжаю на Пасхальный фестиваль, ценю его за уникальную дружескую и музыкальную атмосферу, которую умеет создавать мадам Эльжбета Пендерецкая.

ВД А музыку Кшиштофа Пендерецкого исполняете?

ПЯ Была его Синфониетта для струнных, но раскрою секрет, что есть планы заняться музыкой Пендерецкого в ближайшие годы.

ВД На Бетховенском фестивале вы поставили венского классика рядом с Оливье Мессианом. Чувствуете между ними что-то общее?

ПЯ Мессиан и Бетховен – очень хороший контраст. Но между ними в программе возникла и определенная логика. Мессиан, с которого мы начали, позволил взглянуть на Бетховена в ином ракурсе. Если слушать Бетховена после Гайдна – услышишь одного Бетховена, после Мессиана – совсем другого. Нарушится инерция восприятия хорошо знакомого композитора, который при таком сопоставлении кажется совершенно нестандартным. При формировании варшавской программы я руководствовался и тем соображением, что оркестр Цюриха принадлежит к немецкой части Швейцарии, и очевидно, что на его исполнительскую традицию влияла музыка немецких композиторов. Этот репертуар я также могу считать своим, это связывает меня с цюрихским оркестром Тонхалле.

Что же касается второго автора, то я отношу себя к его большим поклонникам и считаю Мессиана наравне с Равелем, Дебюсси, Дютийё композитором, оставившим очень интересное наследие. Его стиль узнаваем, но понять, как сконструирована его музыка, действительно нелегко. Мне же, наоборот, нравится в нее вслушиваться. В исполнениях Пьера Булеза у Мессиана можно обнаружить гармоническую логику, почувствовать центр притяжения.

ВД Совсем недавно на Sony Classical увидел свет двойник с записью всех симфоний Сибелиуса, который вы осуществили с Оркестром Парижа.

ПЯ Для меня, музыканта родом из северной страны, симфоническое наследие Яна Сибелиуса – очень важный пункт. Отношение к нему в чем-то можно сравнить с религией. В Германии, России, Центральной Европе не очень часто можно услышать музыку Сибелиуса. А если его и исполняют, то с некоторой долей скептицизма, словно не совсем доверяя ему. Мне хотелось исправить ситуацию в Париже, где никогда не записывали ни одной ноты Сибелиуса. Оркестр Парижа очень хорошо почувствовал эту музыку, не имея никаких традиций ее исполнения. К традициям вообще стоит относиться с осторожностью. Под давлением некоторых устоев «замыливается» ухо – люди не задумываются, почему играют именно так, а не иначе. Но у французов не было таких проблем, потому что для них Сибелиус в новинку. Мне удалось провести очень интересный эксперимент, и, как выяснилось, они очень точно интуитивно поняли, о чем эта музыка.

ВД Какие вы чувствуете влияния в музыке Сибелиуса?

ПЯ В ней есть след Чайковского, но также и Брамса, Брукнера, Вагнера. В то время не было фактически ни одного композитора, кто не был бы в хорошем или плохом смысле связан с Вагнером. Особенно у молодого Сибелиуса слышно много разных воздействий. Позже он, конечно, старался уйти от этого.

ВД Вы работаете с разными оркестрами мира. Как решаете вопрос сохранения индивидуальности каждого из доверенных вам коллективов?

ПЯ У каждого оркестра – свои особенности мышления, обусловленные национальностью, культурой страны. Но это не мешает, а только помогает. Надо уметь использовать отличия во благо, ни в коем случае не относиться к ним негативно. Мне интересно, к примеру, как французский оркестр играет Чайковского, потому что чувствует интуитивно то, что не находят русские, а русские услышат что-то другое во французской музыке. Все это делает мир богаче. Я вырос в Советском Союзе, где считалось, что только Евгений Мравинский точно знает, как должен звучать настоящий Чайковский. Но это неправильно! Это отрицает фантазию, душит интуицию! Он, бесспорно, дирижировал очень хорошо. Но его вариант – не единственный из возможных.

ВД А как бы вы описали отличия своих оркестров?

ПЯ В Японии, где я сотрудничаю с оркестром NHK, очень сильная техническая база. Там с большим уважением относятся к классической и романтической традициям немецкой музыки. Малер и Штраус – их кумиры. Это поразительно, что живя в Стране восходящего солнца, они следуют немецкой музыкальной традиции. В Париже все абсолютно по-другому, здесь силен индивидуалистский подход, сильная духовая группа, но сложности с дисциплиной. Им не всегда по вкусу действовать вместе, нравится демонстрировать индивидуальные таланты. Дирижер нередко должен напоминать, что без чувства ансамбля далеко не уедешь. Но таковы особенности французской ментальности. В Цюрихе – все, что должно быть в хорошем оркестре. Для меня это самый оптимальный вариант. В Бремене я работаю уже двадцать лет, и это не предел. Там тоже свои традиции, своя система. Камерный оркестр был собран тридцать лет назад по инициативе самих музыкантов. Для них он как семья, не как работа. Если оркестр сам отвечает за руководство, то можете представить, какова их ответственность и в исполнении? Все административные вопросы решаются иначе, чем в обычных оркестрах. Каждый музыкант осознает, что от него зависит результат целого. На репетициях они устраивают обсуждения исполнений. Когда люди так вовлечены, высоко мотивированы, это не может не вызывать симпатии.

Луис Горелик: Работа у микрофона восхищает меня так же, как и дирижирование Персона

Луис Горелик: Работа у микрофона восхищает меня так же, как и дирижирование

Ольга Пащенко: <br>Моцарт мыслил оперой Персона

Ольга Пащенко:
Моцарт мыслил оперой

Филипп Чижевский: <br>Темные сферы музыки Циммермана мне созвучны Персона

Филипп Чижевский:
Темные сферы музыки Циммермана мне созвучны

Нина Костенко: Все, что связано с Римским-Корсаковым, надо сохранить Персона

Нина Костенко: Все, что связано с Римским-Корсаковым, надо сохранить