Персона
Эстонский дирижер Пааво Ярви (ПЯ) руководит цюрихским Тонхалле-оркестром с 2019 года. За такое продолжительное время музыкант уже успел собрать впечатляющую коллекцию записей на Alpha Classics: это исполнения сочинений Чайковского, Брукнера, Орфа, Мессиана, Джона Адамса, а также комплект симфоний Мендельсона, вошедший в десятку лучших классических записей прошлого года по версии Prestomusic.com.
Теперь в тандеме со швейцарским коллективом Ярви приступает к освоению наследия Густава Малера. Открывает цикл Пятая симфония. Джеймс Лонгстафф (ДЛ) спросил дирижера о его знакомстве с музыкой австрийского композитора, о том, как исполнительский опыт самого Малера помогает нынешним интерпретаторам его творений, и о смысле Адажиетто, получившего широкую популярность благодаря фильму Лукино Висконти «Смерть в Венеции» (1971) по мотивам новеллы Томаса Манна.
Перевод: Юлия Чечикова
ДЛ Как вы познакомились с музыкой Густава Малера? Чье исполнение оказало на вас наибольшее влияние?
ПЯ Это произошло, когда я был еще ребенком, — мой отец коллекционировал различные записи Четвертой симфонии, и я отчетливо помню, как занимался сопоставлением начальных тактов примерно на пятнадцати пластинках — мне очень хотелось сравнить, как разные дирижеры делали rallentando с колокольчиками в первой части. Другие симфонии Малера реже звучали в советское время, поэтому полный симфонический цикл я услышал гораздо позже, только в 1980‑х, когда наша семья переехала в США. С той поры музыка Малера стала моей навязчивой идеей: я ходил на все концерты, на которые только мог попасть, и эта одержимость во многом была продиктована фигурой Леонарда Бернстайна и его неустанной, страстной деятельностью по продвижению малеровских полотен. Бернстайн — не только один из величайших интерпретаторов, но и одна из величайших личностей в музыкальной культуре XX века, поэтому его авторитетное мнение невозможно переоценить.
В моем собственном репертуаре первой из малеровских симфонии стала Пятая — и именно она заняла в нем центральное место. Существует множество композиторов, без некоторых я, наверное, с легкостью мог бы обойтись. Но только не Малер.
ДЛ Укоренена ли в Оркестре Тонхалле традиция исполнения музыки Малера? Вспоминается масштабная работа с Дэвидом Зинманом 2011 года, но что кроме этого?
ПЯ Многие великие дирижеры от Хайтинка до Шолти регулярно приезжали в Цюрих и включали в свои программы не только симфонии Малера, но и Брукнера, так что для этого коллектива оба композитора — родная территория. Оркестр Тонхалле обладает подходящим для этого репертуара звучанием. Интерпретация музыки Малера во многом связана с пониманием приемов игры, свойственных для музыкантов «старого мира» (в особенности portamenti, glissandi и приемы звукоизвлечения, типичные для струнных групп в Восточной и Центральной Европе). Кроме того, необходимо хорошо ориентироваться в народной и городской музыке, которой был окружен Малер, а это смешение цитат из самых разных этнических стилей (венгерского, румынского, идишского, еврейского фольклора). Если вы родом из этих земель, то легче справитесь с задачей.
ДЛ Вы говорили, что ждали подходящего момента для записи малеровского цикла. Как вы поняли, что время пришло?
ПЯ Мне кажется, что такая специфическая музыка требует серьезного опыта и многократного подхода к ней — с каждым последующим исполнением возникает новый виток в процессе ее переосмысления, преобразования и усовершенствования трактовки. В конце концов, должно появиться чувство сильной связи с произведением. Это также вопрос личностного развития и процесса становления, который невозможно искусственно ускорить. Например, у семейного человека и холостого различный опыт — так же, как и у того, кто прошел войну, и того, кому посчастливилось жить в спокойном мире. Я не говорю, что опыт обязательно подразумевает драматические события, это обычные уроки жизни. Думаю, что сейчас я уже в том возрасте, когда многие испытания позади, и у меня было достаточно времени, чтобы сыграть симфонии Малера по многу раз. Дело не только в технических аспектах, хотя и они важны, это скорее представление об идеальном звучании. Чтобы его добиться, нужно так выстроить отношения с оркестром, чтобы он знал о вашем образе мышления. Доверие и взаимопонимание тоже не нужно сбрасывать со счетов.
ДЛ Меняется ли ваш подход к работе с другим коллективом, если вы чувствуете прочную обратную связь?
ПЯ Очень часто музыканты способны предложить вам свои идеи и удивить вас чем‑то таким, чего вы совершенно не ожидали или даже не считали возможным получить в процессе репетиций или на концерте. Вы слушаете предложенный вариант и приходите к выводу: «О, на самом деле это звучит намного лучше, чем то, чего я хотел добиться». Так что секрет в том, чтобы способствовать обмену мнениями. Когда вы начинаете сотрудничество с новым оркестром, нужно внимательно слушать, что вам предлагают. Бывают уникальные случаи, когда ваши взгляды совпадают настолько, что к моменту вашего появления уже проделана половина запланированной вами работы. В других ситуациях вы, напротив, сталкиваетесь с некоторыми устоями, «пережитками прошлого», которые не всегда идут во благо сотворчеству, и тогда приходится тратить время на их разрушение.
ДЛ На ваш взгляд, какие из малеровских симфоний самые сложные для восприятия?
ПЯ Дольше всего мне пришлось подбираться к Шестой и Седьмой. Но, несмотря на то, что путь к их пониманию оказался для меня самым продолжительным, обе эти партитуры — мои любимые. Так часто случается: вещи, не сразу раскрывающиеся и таящие в себе нечто загадочное, могут в какой‑то момент стать любимыми. И это невероятные произведения: каждая симфония Малера — шедевр, вершина, жемчужина. Из девяти с половиной симфоний нет ни одной, о которой можно было бы сказать, что она слабее или сильнее, каждая — своя неповторимая вселенная.
ДЛ Вы сказали «из девяти с половиной». Планируете ли вы исполнить всю Десятую симфонию целиком или только Адажио?
ПЯ Только его. Да, это очень субъективное мнение, но точно так же я не берусь за последнюю часть Девятой симфонии Брукнера. Мне известно, какое количество страниц Малер успел оркестровать — я сам интересовался этим вопросом и неоднократно консультировался с экспертами, но, вне зависимости от этого, ни один из ныне живущих композиторов, на мой взгляд, не имеет даже йоты таланта Малера (и Брукнера тоже).
ДЛ Что вы думаете о версии Десятой, дописанной Дериком Куком?
ПЯ Кук был невероятно компетентным человеком, и осуществленная им реконструкция неоконченной партитуры Десятой, кажется, в некоторой степени отражает видение Малера своего последнего произведения. И все же это не Малер чистой пробы. Возможно, когда‑нибудь я соберусь и исполню версию Кука, но в любом случае я не отношу ее к аутентичному малеровскому симфоническому циклу.
ДЛ Малер любил пересматривать инструментовку своих произведений и делал это потому, что во время подготовки той или иной партитуры к исполнению всплывали недочеты, связанные как с акустическими условиями залов, так и с профессиональным уровнем конкретного коллектива. Помогает ли вам опыт Малера-дирижера? Приходится ли вам делать ретуши, чтобы все звучало, как нужно?
ПЯ Как дирижер Малер придерживался принципа: «Если что‑то не получается, заставь это работать». Его указания порой почти маниакально точны, и все же мы помним о его решимости вносить правки в оркестровку, его отношении к музыкантской интуиции как большой ценности. И это очень полезные знания для меня как его коллеги. С одной стороны, нужно невероятно серьезно относиться к его композиторской воле, с другой — многие его пометки по-разному интерпретируются, так что в конечном счете это вопросы сиюминутной работы дирижера. Если возникает уверенность в том, что для осуществления малеровского замысла необходимы некоторые изменения, значит, стоит сделать их.
ДЛ Я размышлял о вступительном соло трубы в Пятой симфонии, где Малер ставит указание «In gemessenem Schritt. Streng» («В размеренном темпе. Строго»), но затем он также предлагает играть триоли flüchtig («бегло»). Как примирить между собой такие вещи?
ПЯ Малер был мастером метафор: он точно знал, как привести нас в нужное душевное состояние определенным жестом. В данном случае он также пишет: «Wie ein Kondukt». Kondukt — это похоронное шествие, и военные трубы исполняли эти триоли особым образом. Он хотел быть уверенным, что последующие поколения музыкантов будут играть эти такты с ориентиром на звучание старинного кавалерийского горна, поэтому пометка flüchtig не обязательно означает темп, это должно быть идиоматическое указание. Когда Малер пишет похоронный марш или лендлер, то имеет в виду множество мелких стилистических нюансов, которые просто невозможно досконально точно записать в нотах, и ему остается лишь полагаться на понимание исполнителей, на осознанное применение ими rubato, совершенно органичного для уроженца Восточной Европы и чуждого для исследователя, принимающего все за чистую монету. Предположу, что для музыкантов своего времени Малеру не нужно было отмечать в партиях даже glissandi, portamenti, но он предполагал, что в будущем струнные станут играть иначе, поэтому его инструкции необходимы. Сейчас люди думают, что это дурновкусие. Но Малеру нужен был этот старомодный звук, и именно поэтому он пишет portamenti. Так что да, мы пользуемся его дирижерским опытом.
ДЛ Малер, как известно, как‑то обронил фразу, что «традиция — это безобразие» (Schlamperei). Как вам удается балансировать между существующими устоями и индивидуальностью в интерпретации?
ПЯ Вероятно, в этом случае Малер не имел в виду традиционную манеру исполнения вальсов или лендлеров. Мне кажется, он скорее ссылался на повсеместно распространившуюся тяжеловесность вагнеровского влияния, когда подчеркнутые rallentandi и вся эта помпезность стали стандартной практикой и применялись к любому репертуару — от Моцарта до Гайдна и Баха. Все должно было выглядеть серьезно, а если серьезно, то, значит, медленно.
ДЛ Но есть обычай, который, как я заметил, вы чтите, — в третьей части Пятой симфонии Малера валторна облигато занимает место перед оркестром.
ПЯ Да, в партитуре написано, что валторна облигато находится вдали от основной секции валторн. Это действительно похоже на диалог инструментов: вы не только его чувствуете, но и видите другой, сольный голос.
ДЛ В таком же духе вы просите валторны встать в конце Первой симфонии?
ПЯ Конечно! Если они останутся на своих местах, то эффект от финала будет смазанный. Малер как фантастический оперный дирижер обладал умением привнести нужную дозу театральности в симфоническую музыку. Свою Первую симфонию он хотел завершить апофеозом, придав коде величественное звучание. Так что если медные духовые поднимаются, это не только работает визуально, оказывая нужное воздействие на аудиторию, но также дает и несколько иное звучание, и дело не только в изменении направления и силы звука. Весь оркестр ощущает, что рядом происходит нечто необычное, особенное.
ДЛ Что вы думаете об Адажиетто? И что для вас значит само слово Адажиетто? Это указание на темп или нечто другое?
ПЯ Я думаю, это Адажио в миниатюре. Известно, что Малер отправил эту музыку Альме в качестве любовного письма. Однако ошибочно полагать, что романтическое послание должно быть наполнено одной лишь любовью. Оно может быть гораздо сложнее и содержать в себе не только светлое чувство. В музыке Адажиетто есть страсть и боль — так же, как и в любовном письме, в котором найдется место сомнению, разочарованию и страху отказа. Приведу в пример письмо Татьяны Лариной к Евгению Онегину — здесь целая гамма эмоций, раскрывающих сложный внутренний мир героини. Поэтому большая ошибка артистки делать ее образ чересчур миловидным, зачастую это приводит к тому, что спектакль оказывается слабым из-за одномерности, упрощенного понимания центральных характеров и их конфликта.
ДЛ А какого принципа вы придерживаетесь в отношении темпа в Адажиетто? Существует такой колоссальный разброс вариантов — от достаточно интенсивного у Виллема Менгельберга, с длительностью чуть более семи минут, до Бернарда Хайтинка, который удваивает ее.
ПЯ К счастью, до нас дошли тайминги собственных выступлений Малера, и, вы не поверите, но они довольно разнообразны. Так что на самом деле не имеет значения, сколько минут должно длиться Адажиетто, гораздо важнее, как оно сыграно и какой смысл заложен в интерпретацию этой музыки. Конечно, существуют традиции, связанные с вариантами, получившими большую популярность — я имею в виду использование Адажиетто в фильме Висконти, где магистральной темой становится уход из жизни. Конечно, в той или иной степени Малер всегда чувствовал у себя за спиной присутствие в том или ином аллегорическом виде друга Хайна — он переживал преждевременную смерть своих братьев и сестер. Вокруг него было предостаточно трагедий. Но и любовь для него смешивалась с драмой, испытаниями, страданиями сердца и души. Конечно, нам проще приклеить Адажиетто конкретный ярлык — «это не музыка скорби», «это любовное признание» — на первый взгляд, все так и есть. Но Малер эмоционально вкладывает в Адажиетто гораздо больше, поэтому ему и свойственна универсальность.
Интервью с Пааво Ярви было опубликовано на английском языке 17 марта на сайте prestomusic.com
