События
Представленная на сцене Малого зала Московской консерватории музыкально-литературная композиция в полной мере отвечала магии этого легендарного места. Звучание концертного органа в необычном тембровом сочетании с мандолиной и домрой, жанр мелодекламации как художественного чтения стихов и прозы под музыку – все это вторило лучшим традициям филармонических проектов.
При этом программа включала столько неожиданных и интересных находок, что на протяжении полутора часов цепко удерживала внимание зрителей. Самые интригующие фрагменты были связаны с приемами театрализации действия, оправдывая вторую составляющую гибридного определения программы как концерта-спектакля. Необычайно эффектно выглядел первый выход участников – мизансцена с булгаковским Мастером в исполнении Петра Татарицкого, которую вместе с ним разыграли солистки концертной программы Екатерина Мочалова и Евгения Кривицкая, поднявшись из зала на сцену с желтыми цветами булгаковской Маргариты.
Подзаголовок «музыкально-драматическая фантазия» служит ключом к драматургической логике программы, в которой нет сюжета с его линейной направленностью, и все действие разворачивается как череда экспрессивных монологов главного героя о разных гранях любви и одновременно путешествие по эпохам. Он то прославляет Прекрасную Даму сонетами Петрарки, то страстно транслирует философию Дон Жуана строчками австрийского романтика Николауса Ленау, то пронзительно клянется стихами нашей современницы Карины Филипповой «Ваша Светлость», напоминая в этой сцене графа Резанова из рок-оперы «Юнона и Авось».
И, как это обычно случается в судьбе романтического героя, чьи порывы не находят отклика, свое утешение он обретает в музыке. В данном случае – в звуках итальянской мандолины и ее русского аналога – домры. Образ двух этих родственных инструментов с грациозным станом и переливчатым теплым тембром становится музыкальным обобщением лирической героини. Такому восприятию отвечала и сама личность солистки Екатерины Мочаловой, чьи блестящие исполнительские качества, виртуозность, музыкальность, артистизм дополнены женским обаянием и красотой.
Образ вечности – еще один важный план музыкального повествования, за который здесь отвечала партия органа в исполнении Евгении Кривицкой, выступившей автором программы концерта-спектакля. Величественное звучание «короля инструментов» уравновешивало экспрессию любовных экзерсисов так же, как «библейские» главы – лирическую сюжетную линию в романе Булгакова. Это касалось и тех музыкальных номеров, где орган выступал в диалоге в мандолиной и домрой, и особенно – сольных выступлений в разных частях программы («Преамбула» Бернардо Сабатини, «Офферторий» Доменико Циполи, Две пьесы для органа-часов Генделя).
В целом музыкальная часть программы была выстроена по сюитному принципу, следуя от опусов барочных мастеров к сочинениям наших современников, чередуя концертные номера с мелодекламационными сценами, одновременно обнаруживая скрытую внутреннюю трехчастность программы.
Музыкальным центром первого такого микроцикла, связанного преимущественно со светлыми образами сонетов Петрарки, становится лучезарный Концерт Антонио Вивальди для мандолины с оркестром (в переложении для мандолины и органа) – признанная мировая жемчужина репертуара для мандолины.
Во второй части кульминацией стало Concerto Grosso в переложении для домры и органа современного казанского композитора Эльмира Низамова – блестящая стилизация, которую сам композитор назвал своим «признанием в любви великим мастерам прошлого».
Самой эклектичной и неожиданной в музыкальном плане оказалась третья часть концерта-спектакля. Здесь наряду с саундтреками Игоря Корнелюка к сериалу Владимира Бортко «Мастер и Маргарита» и Александра Зацепина к мультфильму «Тайна третьей планеты», выступавшими музыкальным фоном для мелодекламаций (в одном случае – о первой встрече главных героев булгаковского романа, во втором – монолога «Луна» Жана Ануя), звучали сочинения Александра Чайковского (Andante из Сонаты для домры и клавира) и Томазо Антонио Витали (Чакона для домры и органа). Величественная барочная Чакона с ее щемящей печалью и трагической риторикой остинатных повторений стала и музыкальной кульминацией, и драматургическим итогом программы.
Но не она венчала концерт-спектакль о Мастере и его Мандолине, а вынесенный в эпилог чеховский монолог «Надо жить». В контексте всего повествования он звучал в проникновенном исполнении Петра Татарицкого и как философское размышление о жизни, и напоминание о вечности. Вечности, которая говорила в этот вечер со зрителем языком не только слов, но и музыки.
