In memoriam
Сегодня утром зазвонил мой мобильный телефон. Там светилось две фамилии: Лакотт-Тесмар. Я несколько дней не могла дозвониться Пьеру и очень обрадовалась. Зазвучал голос Гилен Тесмар. Она сказала: «Сегодня ночью наш дорогой Пьер покинул этот мир». Она не плакала.
Пьеру Лакотту 4 апреля исполнился 91 год. Разве можно жить вечно? Почему нам казалось, что Пьер всегда будет тут? Он умер в больнице на юге Франции. Но провел там только двое суток. Это счастливый конец очень большой, яркой и невероятно плодотворной жизни. Но почему-то от этого знания на душе не становится легче.
Я познакомилась с Пьером относительно моей судьбы очень давно. Балет Нанси гастролировал в Санкт-Петербурге. Потом Пьер вернулся как член жюри конкурса Майи Плисецкой, и меня пригласили работать переводчиком Жана Бабиле и Лакотта. Было какое-то свободное время, и мы отправились с Пьером в Театральный музей. Что такое быть с Пьером в Театральном музее, мне передать не удастся. Я думаю, он знал все обо всем, что касалось императорского балета. В экспозиции были фотографии «Дочери фараона». Пьер пришел в восторг. Он сказал: «Если вы знаете кого-то в Мариинском театре, кому бы это могло быть интересно, я бы с радостью вернул к жизни этот балет». Моих знакомых, увы, это предложение не заинтересовало. Через несколько лет из газет я узнала, что грандиозная премьера должна состояться в Москве. «Дочь фараона» оказалась краеугольным камнем в новейшей истории Большого театра. Рождественский спектакль снял, Фадеечев в знак протеста ушел в отставку. Летом 2001 года Геннадий Рождественский покинул пост музыкального руководителя Большого. Осенью «Дочь фараона» триумфально вернулась в репертуар на сцене КДС под бурные ежевечерние аплодисменты шести тысяч человек. Потом с этим балетом мы были на гастролях в Париже (драматично: не поехал любимый Таор Лакотта – Сергей Филин), в Лондоне, в Японии (где вместо нашего белого красавца-коня Фараона увозил со сцены какой-то приземистый бомбовоз, видимо, занимающийся в обычные дни сельскохозяйственным трудом). И был Нью-Йорк, где у Пьера случился сильнейший сердечный приступ, и, в принципе, многие годы жизни Лакотта после того момента можно считать подарком судьбы.
Эти годы прошли плодотворно. Вообще, если дело касалось театра, балета, спектакля, артистов, Пьер был совершенно неутомим. В любом состоянии он находил в себе силы добраться до репетиции. А там он уже забывал о своих недугах и своем возрасте. В 1980 году Пьер Лакотт работал с Екатериной Максимовой – поставил на нее балет «Швейцарская молочница». Среди других его работ в России – «Ундина» в Мариинском театре и два балета, возобновленные для московских трупп, – «Сильфида» Шнейцхоффера в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко и «Марко Спада» в Большом.
Мне еще посчастливилось быть с Пьером Лакоттом в Новосибирске, куда по предложению Большого театра Парижская опера отвезла его балет «Пахита». Анатолий Геннадьевич Иксанов (тогда директор Большого театра) уговорил руководство Парижской оперы выступить не только в столице. Пьер поехал в Новосибирск – ему это было почему-то несложно.
Когда мы готовили гала-концерт открытия Исторической сцены, по задумке режиссера Дмитрия Чернякова было необходимо, чтобы балетная труппа Большого исполнила какой-то роскошный вальс – ему виделась музыка из «Спящей красавицы». Хореографом пригласили Пьера Лакотта. Пьер был счастлив. Ученик балерины Императорских театров Любови Егоровой, Лакотт всегда искренне любил Россию, русскую культуру и считал себя кровно связанным с Императорскими театрами. Но вот вальс из «Спящей красавицы» слишком хорошо был ему известен в классической хореографии Петипа, и заменить этот шедевр на собственное прочтение он категорически отказывался. Долгие дебаты, которые Гилен Тесмар назвала «войной вальсов», закончились великолепным перемирием: Лакотт поставил изумительный вальс на музыку Прокофьева из балета «Золушка».
Пьер обожал артистов. Он был человек очень общительный. Их дом с Гилен всегда был открыт. Сколько раз во время наших парижских гастролей мы ужинали в их квартире недалеко от Гранд Опера.
Пьер был счастлив, что в России его талант признан. Что Большой театр записал балет «Дочь фараона» с Сергеем Филиным и Светланой Захаровой. Что поставил и провел трансляцию балета «Марко Спада» с Евгенией Образцовой и Дэвидом Холбергом.
Пьер сам рисовал декорации и костюмы к своим балетам. Его лебединой песней – его оммажем классическому танцу и великой французской культуре – стал балет «Красное и черное» по Стендалю год назад на сцене Гранд Опера. Я рада, что, презрев правила пандемийного мира, смогла приехать тогда в Париж и быть на этой премьере.
Большой театр в конце этого сезона возвращает на сцену балет «Марко Спада». Для Лакотта это было настоящим подарком – все его мысли были обращены к этому проекту. Его волновало, кто будет танцевать в первом составе, кто будет репетировать, и сто раз он сказал, что, понимая все сложности наших дней, по поводу денег вообще беспокоиться не нужно. Жалел, что его верный ассистент Анн Салмон не имеет возможности быть в Москве, но знал, что благодаря новым технологиям она всегда готова прийти на помощь. Педагог Парижской консерватории танца Анн Салмон многие годы была ближайшей его сподвижницей. Она знает все его балеты. Даже такие, которые были придуманы, но не шли в репертуаре театров – как балет «Три мушкетера».
У Пьера Лакотта много наград. Есть и российская – орден Дружбы. В случае Пьера это не формальная награда. В его лице мы сегодня прощаемся с выдающимся хореографом и стилизатором, c потрясающим мэтром классического балета, с замечательным человеком, с настоящим другом с истинным патриотом танца.
