Переосмысленная эпичность

Левон Акопян, музыковед

Режиссерская работа Дмитрия Чернякова – сильное, решительное антивоенное высказывание. Грозный хоровой «эпиграф» – «Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию…» и т. п. – в этой постановке опущен (он прозвучит позднее, в более подходящем для него месте перед началом «военной» половины оперы). Но у спектакля есть свой эпиграф – высвечиваемые еще до начала музыки титры на немецком и английском языках со словами из отклика Толстого на начало войны с Японией (1904): «Опять война. Опять никому не нужные, ничем не вызванные страдания, опять ложь, опять всеобщее одурение, озверение людей». Вероятно, стоит напомнить, что статья Толстого, озаглавленная «Одумайтесь!», не могла быть напечатана в России, вышла за границей и навлекла на писателя праведный гнев «патриотически» настроенных сограждан.

Открывающая спектакль сцена в Отрадном, по авторскому замыслу почти идиллическая, разворачивается в Колонном зале Дома Союзов, превращенном в бомбоубежище; мучимый депрессией князь Андрей бродит среди бедно одетых спящих сограждан (как потом выяснится, значительную часть этой толпы составляет бомонд), и лишь случайно услышанные голоса Наташи и Сони предотвращают его самоубийство. Колонный зал служит интерьером и для остальных картин, как «мирных», так и «военных». Впрочем, такая режиссерско-сценографическая концепция, естественно, исключает возможность показа войны как таковой. Бородинское сражение в спектакле низведено до уровня военно-патриотической игры, о чем информирует вывешенный на сцене плакат. И Кутузов, и Наполеон представлены без своих обычных атрибутов (повязки на глазу, треуголки): Кутузов – стареющий усатый «гопник» в майке и со спущенными подтяжками, Наполеон – персонаж в пестром костюме, разыгрывающий комический перформанс на фоне плаката «Враг не дремлет – будь бдителен». В следующей картине появляется еще один плакат, гласящий: «Да здравствует великое, непобедимое…» (далее неразборчиво, но угадывается «дело Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина»). Весь этот «соцарт» как нельзя более эффективно дискредитирует будто бы противостоящих друг другу и не похожих друг на друга, но на самом деле взаимно индифферентных и одинаково карикатурных, нелепых и фальшивых вождей. Между тем то, что происходит вокруг и помимо них, подлинно и безнадежно: убогое, унылое существование, изредка оживляемое приступами массового психоза (всеобщий «патриотический» подъем, сопровождающий исполнение хорового «эпиграфа» перед восьмой картиной, экзальтированный восторг при появлении самодовольного Кутузова со стаканом чая в руке). Войны как таковой вроде бы нет, но казни, убийства, катастрофы – настоящие. Сцена московского пожара разыграна как некая разнузданная вакханалия, которую Кутузов прекращает пистолетным выстрелом, комментируя происходящее репликой, в оригинале порученной Наполеону: «Какое страшное зрелище! Это они сами поджигают. Какая решимость! Это скифы». Свидетелю этого адского шабаша князю Андрею не остается ничего иного, кроме как выстрелить в себя, выполнив, наконец, свое давнее желание.

Ни одна постановка «Войны и мира» не обходится без купюр, вплоть до исключения целых картин. В данной постановке полностью выпущена десятая из тринадцати «канонических» картин оперы – «Военный совет в Филях». Это объяснимо, ибо режиссерская концепция Чернякова явно не предусматривает для Кутузова никакой возможности проявить себя серьезным и ответственным деятелем. Тем самым опера лишается одного из своих главных «хитов» – вложенного в уста Кутузова гимна Москве «Величавая, в солнечных лучах, матерь русских городов…». Но тема этой арии – одна из самых ярких мелодических находок Прокофьева – не пропадает втуне: на ней построен финальный хоровой апофеоз оперы, наступающий после рапорта Кутузова об одержанной победе («Неприятель разбит… Россия спасена»). Черняковский Кутузов после этих слов укладывается в любовно подготовленный для него на высоком постаменте гроб с цветами, уподобляясь другому усатому вождю, возлежавшему в аналогичных декорациях ровно семьдесят лет назад, и то, что было задумано автором как славословие, оборачивается погребальной песнью.

Оркестр, солисты и хор под уверенным и артистичным, как всегда, руководством Владимира Юровского делают свое дело на самом высоком уровне. Но даже самое блистательное музыкальное исполнение вряд ли способно полностью нейтрализовать такие недостатки оперы «Война и мир», как многословие либретто и фрагментарность музыкальной ткани, распадающейся на качественно неравноценные отрезки. Выслушать «Войну и мир» от начала до конца в аудиозаписи – непростое испытание. Между тем зрелище, показанное на мюнхенской сцене, овладевает вниманием с первых же секунд и удерживает его до конца. Это живой, динамичный, насыщенный колоритными, почти всегда убедительными деталями и неожиданными поворотами, тщательно продуманный и при этом необычайно раскованный театральный перформанс, дополняющий партитуру Прокофьева новыми, как нельзя более актуальными смыслами.

Сергей Буланов, музыковед, музыкальный критик

Что могло быть сложнее и опаснее, чем интерпретировать в современных реалиях оперу Прокофьева «Война и мир»? Произведение само по себе обостряет наши нервные окончания сейчас так, как мы раньше и представить не могли. Дмитрий Черняков и Владимир Юровский выстраивают психологически сложную и неоднозначную историю, ставят если не диагнозы, то явно «зеркало» перед российским обществом. Правда, в совместном интервью, показанном во время трансляции в антракте, говорят, что «никакой связи с реальностью постановка не имеет, все обстоятельства выдуманы, а взгляд должен быть более глобальным и парадигматичным». Но на протяжении четырех часов мы четко понимаем, что спектакль апеллирует к нам сегодняшним, и у него есть конкретная задача – заставить нас задуматься.

Кого «нас»? На мой взгляд, проблема технически гениально сделанного спектакля лежит в плоскости целевой аудитории. В привычной черняковской «терапии» скорее нуждаются те люди, которые оперу как жанр никогда не видели и не собираются пускать ее в свою жизнь. Мы, кто имеем отношение к искусству, спектакль можем интерпретировать как минимум двойственно – как ужасную русофобию и надругательство или как попытку выбраться из проблем и произвести акт борьбы с собственными пороками. Другая проблема в том, что спектакль все очень ждали и предъявляли к нему завышенные требования, но по факту не получили заведомо невозможных четких «планов по спасению».

Дмитрий Черняков: Вот случился хэппи-энд. А что на завтрашнее утро?

Есть лишь одна оговорка: опера ставилась в Мюнхене, значит, в первую очередь должна была показать «нас» европейцам. Наверное, в этом есть потенциал для удачи, концепция позволяет вполне понять русских и даже им посочувствовать. Кроме того, еще один сегмент аудитории спектакля – русская эмиграция. И в этом вопросе спектакль обнажает серьезный показатель времени: ментальная яма восприятия между «оставшимися» и «уехавшими» разрастается до масштабов пропасти. Надо признать, они за нас переживают гораздо больше, чем мы сами за себя.

Если неожиданных и нестандартных откровений (а именно это мы привыкли получать от современного театра) не случилось, то в спектакле есть еще много всего другого – хорошего. «Война и мир» по трансляции, подчеркивая своеобразие самого прокофьевского материала, смотрится как замечательное авторское кино. Режиссер выстроил грандиозную полифоническую партитуру с 70 ролями. Дирижер провел колоссальную музыкальную работу: буквально не к чему придраться, если не заводить разговор о купюрах. Ольга Кульчинская наконец-то именно в партии Наташи смогла в полной мере раскрыть свой драматический талант. Крайне интересно работали над образами и великолепно звучали Андрей Жилиховский (Андрей), Бехзод Давронов (Анатоль), Виктория Каркачева (Элен), Виолета Урмана (Ахросимова) и практически все другие.

*Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.