Пинг-понг, видения Сати и самое одинокое в мире дерево

На мой взгляд, все дело в ­­концепции, в основе которой – отбор материала. Это зона ответственности худрука и главного дирижера Омского симфонического оркестра Дмитрия Васильева, стремящегося к сбалансированности репертуара, сочетанию в афише музыки совсем свежей, созданной буквально «вчера», и классики XX века, нашей и зарубежной, написанной для разных составов, но все же не камерной, а с участием оркестра и/или хора. Много мировых премьер, таких как симфоническая поэма канадца Гая Бакоса Game. Set and Match (2020), пьеса для флейты и хора Андрея Рубцова Dolor (2022) или оркестровый каприс «Мир сломанных вещей» Григория Зайцева (2020)… И премьер российских: Концерт для двух кларнетов израильтянина Беньямина Юсупова (2010) или «Рикошет» для пинг-понга с оркестром американца Энди Акихо (2017).

Концептуальный принцип номер два, не менее важный, заключается в том, что каждый концерт имеет свою тему. Например, концерт-открытие – «Радость и ярость», где само название обозначило эмоциональный диапазон. Идею подала, очевидно, исполненная в самом начале Первая симфония американского мэтра XX века Джона Корильяно, посвященная памяти унесенных СПИДом друзей (1990). Симфония вошла в репертуар Омского оркестра в 2018 году: именно он тогда сыграл ее российскую премьеру. В ней буквально кипят страсти: от тоски, гнева и отчаяния до смирения и надежды, которая, как известно, умирает последней. Также на открытии сыграли две флейтовые вещи: «Вердиану» Алексея Шора и Dolor Андрея Рубцова – в обеих солировал его однофамилец Максим Рубцов (концертмейстер группы флейт Российского национального оркестра). И если фантазия Шора на темы Верди в ритмах самбы, босановы и танго явно тяготеет к «радости», то Dolor («Скорбь») – к чему-то прямо противоположному. Пьеса родилась под впечатлением от истории легендарной акации Тенере, что росла в одноименной пустыне (на территории нынешнего Нигера) и была единственным деревом в радиусе 400 километров. Но в 1973 году жизнь 300- летней акации (именно таков был ее возраст) трагически оборвалась: пьяный водитель умудрился врезаться в нее на грузовике. Обломки перевезли в столичный музей, а на том месте в пустыне воздвигли памятник. Акация Тенере считалась самым одиноким деревом на Земле, и композитор посчитал ее удивительную судьбу созвучной участи людей, лишенных привычных контактов во время пандемии.

Завершала программу открытия католическая молитва Арво Пярта Salve Regina(«Славься, царица») – умиротворяющая, утешающая, как и многое у эстонского классика, недаром его музыку слушают в хосписах, в том числе больные СПИДом. Salve Reginaзакольцевала тему, связав мостом не только Корильяно с Пяртом, но и все, что внутри.

Концерт-открытие, пожалуй, был самым мощным. Вторая программа – «Фабрика симфонических красок» – самой легкой и непритязательной, что и понятно: она адресована детям 3+. Хедлайнером здесь выступил маститый голландец Эдуард де Бур с музыкальной сказкой, которая, собственно, и дала название программе. За ней последовали «Необыкновенные приключения двух веселых гусей» москвича Сергея Прокудина-Лемешева и оркестровая пьеса 15-летнего Антуана Виллеже (Канада – Россия) «Дорога к Спасской», навеянная фестивалем «Спасская башня».

Самым стильным стал вечер номер 3 – «Сны в зеркале: Satie-видения». Это авторский проект гитариста Дмитрия Илларионова, который придумал «нанизать» на образы и музыку гениального французского эксцентрика рубежа XIX–XX веков Эрика Сати как собственные гитарные рефлексии-импровизации («сатинады»), так и пьесы шести наших современников: Павла Карманова, Антона Танонова, Любови Терской, Алексея Айги, Анны Друбич и Андрея Зеленского. Вся музыка тут была в стиле минимализма, что вполне оправданно, если учесть, что Эрик Сати, по сути, родоначальник направления. Программа уложилась в час с небольшим, и это тот случай, когда «краткость – сестра таланта». Небольшие пьесы, перетекающие друг в друга через гитарные соло Дмитрия, в которых каждый звук и отзвук были самоценны, сложились в удивительно стройную конструкцию. В целом действо представило некий новый жанр – «видеофонию», как ее назвали авторы: музыку сопровождал видеоарт Алексея Чоя, да не простой, а как бы ритмически вплетенный в звуковую ткань (в нем использованы мотивы импрессионистов, Рене Магритта, американского фотографа Родни Смита и не только). Как пояснил сам Чой, это принцип «генеративного дизайна»: на входе – звук, на выходе – картинка, а посередине – обработка, то есть, собственно, его дизайн. Весь проект произвел впечатление дорогой, изысканной вещи, сделанной со вкусом, в деталях. Много тихого и нежного, много просто невероятного – например, мелодичный Ноктюрн Анны Друбич (дочери Сергея Соловьева и Татьяны Друбич). Даже не поверила своим ушам: красивая мелодия, написанная сегодня, и при этом оригинальная, ни на что не похожая… Неужели так бывает? Признаюсь, поражена, давно ничего подобного не слышала.

Проект создавался к 150-летию Сати (2016), в Омске был уже седьмой показ, до этого «Видения» можно было «поймать» на разных фестивалях в Москве, Калуге и Новосибирске. Но каждый раз это как бы новое шоу – чуть с другими пьесами и авторами, другой компоновкой, другим видео, солистами и составами. В Омске, например, в «Видениях Сати» впервые участвовал симфонический оркестр, и Дмитрий Васильев рассказал, что композиторы, озадаченные необходимостью оркестровать свои пьесы, прислали партитуры буквально за несколько дней до концерта. Дебютировали в проекте и некоторые солисты: Александр Забабуркин (концертмейстер виолончелей оркестра «Русская филармония»), который в срочном порядке заменил Бориса Андрианова и выучил свою непростую партию буквально за пару дней; прекрасно проявила себя и солистка местной филармонии пианистка Марина Костерина. Вместе с московским баянистом Николаем Сивчуком они втроем блистательно солировали, например, в том самом Ноктюрне Друбич, создав ощущение щемящей тоски и ностальгии по какой-то нездешней и, кажется, навсегда утраченной красоте. За Ноктюрном последовало произведение самого Сати – знаменитая «Гимнопедия № 1» в переложении для гитары и оркестра. Если кто-то не знал, что свои гимнопедии Сати на самом деле писал для фортепиано, то ни за что бы и не догадался – настолько органично слились гитара с оркестром, Дмитрий Илларионов и Дмитрий Васильев сотоварищи.

И если, повторюсь, оммаж Сати стал самым красивым концертом фестиваля, то самым эффектным оказался финал под названием «Рикошет» (по наименованию уже упомянутого концерта для пинг-понга Энди Акихо). Слово «рикошет» отсылает к спорту, и действительно, по крайней мере, два произведения из четырех к нему и обращены: Game. Set and Match канадца Гая Бакоса (солистка – пианистка Полина Королева) – к большому теннису, а «Рикошет» – теннису настольному. Они и стали кульминацией концерта и всего фестиваля. Гай Бакос, увлеченный теннисист, посвятивший свою пьесу бывшей первой ракетке мира швейцарцу Роджеру Федереру, создал в ней живой музыкальный образ теннисного матча. Отчетливо слышались удары мяча, команды «судьи» (в его роли – дирижер, который произносил в микрофон фразы «Ready for play», «Second set», «Final set»), фанфары, реакция болельщиков. Композитор, поднаторевший в рекламной и киномузыке, и здесь не обошелся без узнаваемого голливудского стиля, хотя налицо и его неплохое знакомство, к примеру, с ранним Шостаковичем.

Неужели после такого невероятного драйва можно придумать что-то еще? Но на сцене уже стоял пинг-понговый стол с большим барабаном, а к нему в придачу появилась еще и оригинальная «ударная установка» из бутылок, мисок, трубок, сооруженная по случаю концертмейстером группы ударных инструментов Омского оркестра Михаилом Дзирко. И грянул «Рикошет», который, впрочем, начался вполне традиционно – с соло скрипки (Гоар Айрапетян). Спортсмены появились позже, уже под занавес: кандидаты в мастера спорта Тимур Исмаилов и Арина Павлий, которые играли и ракетками, и бубнами, и друг с другом, и поодиночке, целясь «в стенку». Вообще, в этом концерте Энди Акихо напомнил историю пятидесятилетней давности. Тогда холодную войну между США и коммунистическим Китаем удалось ослабить именно благодаря визиту американской команды по пинг-понгу в Китай, а затем и ответному визиту китайских спортсменов. Те матчи изменили мир, появился даже термин «пинг-понговая дипломатия». В конце «Рикошета» Михаил Дзирко высыпал огромную корзину с рыжими мячиками прямо на стол, к бурному восторгу публики, особенно детворы, которая кинулась их подбирать. Зрелище получилось, что и говорить, яркое, но если говорить о музыке, то, по мне, канадец все-таки выиграл у американца со счетом 1:0.

И кстати, о детях: их на Фестивале новой музыки на удивление много. Они невероятно активны, приходят на традиционные в Омской филармонии встречи исполнителей с публикой после концерта и, в отличие от своих родителей, никого не стесняются, задают много вопросов. Здесь публику лелеют – и тех, кто приходит в Концертный зал (кстати, один из лучших в стране, полностью реконструированный «по последнему слову» в 2011 году), и кто не приходит, а смотрит дома: записи трех из четырех фестивальных концертов размещены на странице Омской филармонии в YouTube (у нее более восьми тысяч подписчиков).

Директор филармонии, горячая сторонница всего нового Ирина Лапшина говорит: «Это фестиваль смелых идей и смелых музыкантов, фестиваль для тех, кто мыслит нестандартно. Каждый концерт дает что-то новое, свежее, неординарное. Публика каждый раз удивляется… и приходит удивляться снова и снова».