Плетнёв для терпеливых События

Плетнёв для терпеливых

Михаил Плетнев и его любимый Shigeru Kawai снова угостили звуком прекрасную акустику зала Филармонии-2 в Олимпийской деревне, но этих минут пришлось подождать

Сегодня уже никто не обсуждает, какой Плетнев лучше другого – тот, что за роялем, или тот, что с палочкой в руках. Сольные и дирижерские программы музыканта одинаково глубоко и совершенно сделаны – с той разницей, что во втором случае инструментом служит Российский национальный оркестр: с ним за без малого тридцать лет совместного музицирования Плетнев сроднился так же, как с клавиатурой. В этот раз РНО отработал в Филармонии-2 от звонка до звонка. А вот его шеф появился на сцене только во втором отделении.

Судя по программке, первоначально вечер задумывался иначе. Плетнев собирался выходить в конце обоих отделений, чтобы сыграть концерт с оркестром, тогда как начинать обе части концерта оркестровыми номерами предстояло другому дирижеру. В первой половине значились Моцарт и Бах, во второй – Стравинский и Моцарт. Это выглядело любопытно: мы словно оба раза попадали в некую историческую точку, а потом делали шаг назад – в первом случае на ступеньку глубиной в полвека, во втором – в полтора. Однако на деле программу сыграли в другом порядке: сначала от Моцарта размашисто шагнули вверх к Стравинскому, потом неспешно поднялись от Баха к Моцарту.

Пусть так: вот только отсутствие художественного руководителя на сцене в течение целого отделения не оказалось окрыляющим фактором.

Многие оркестры играют с другими дирижерами совсем не так, как со своим главным. К Российскому национальному это применимо в последнюю очередь: мы слышали у него немало отличных программ с приглашенными маэстро. Музыканты РНО – один другого лучше. Молодой дирижер Константин Хватынец, ученик Геннадия Рождественского, уже имеющий опыт работы от симфонии до оперетты и вставший в этот раз за пульт РНО – тоже профессионал. И все же Симфония № 35 «Хаффнер» Моцарта прозвучала так безлико, что показалась затянутой – и это при том, что ре мажор с трубами и литаврами должен был внушать ликование, а изящное Andante – пленять и очаровывать. Оставалась надежда на Сюиту из музыки балета «Пульчинелла» Игоря Стравинского. Но стоило оркестру начать, как стало ясно – будет еще скучнее. Никто не сфальшивил и не скиксовал, все вступили вовремя. Но подтвердилось знакомое правило: чтобы сыграть хотя бы профессионально, нужна творческая идея. Чтобы сыграть мало-мальски интересно, творчества должно быть с лихвой. Стравинский – подлый композитор: даже если он перелицовывает старинную музыку, он пишет графический рисунок такой связности, что каждая линия оказывается соподчинена другой. Никто в мире еще достойно не сыграл Стравинского с листа, но ведь РНО выступал с этой программой два вечера подряд, и ваш рецензент пришел именно во второй вечер. Дирижер и музыканты РНО прекрасно понимали, что заняты бессмысленным делом , и сконцентрировали весь свой профессионализм на том, чтобы никто в зале этого не заметил.

Всё изменилось во втором отделении, когда на сцену выкатили рояль. Его поставили слева, под углом – оркестр же расположился не вокруг, как обычно, а весь собрался справа: концертмейстеры первых скрипок Алексей Бруни и Татьяна Поршнева придвинули стулья почти вплотную к роялю (даже в камерных ансамблях музыканты не садятся так близко друг к другу), и вся группа первых скрипок оказалась повернута к слушателю не правым, как всегда, а левым боком: так обычно сидят вторые скрипки. Михаил Плетнев вышел навстречу оркестру из противоположной кулисы, сел к роялю и показал вступление правой рукой, успев ею же одновременно взять первое созвучие на клавиатуре. Заиграли те же люди, что и до антракта – но это был другой оркестр.

Иоганн Себастьян Бах в своем Концерте № 5 фа минор придумал так, что клавир и струнные играют то вместе, то обмениваются репликами. В том и другом случае Плетнев и струнники демонстрировали идеальное взамослышание. Вольфганг Амадей Моцарт в Концерте № 24 до минор – его второй части, Larghetto – обязал оркестр повторять фразы вслед за солистом. Плетнев, отыграв свое соло, начинал медленно водить в воздухе рукой – теперь уже левой, а группа духовых фразировала в точности так, как это только что прозвучало у фортепиано.

У Баха и Моцарта нет фактур, где бы развернулся виртуоз. Музыку, посильную старшекласснику музыкальной школы, Плетнев, видимо, и помнил наизусть с детских лет – только опыт сообщил музыканту интонацию. Если Бах сегодня, во времена победившего аутентизма, звучит не на клавесине, а на рояле, поневоле вспоминается СССР. Тогда кинорежиссер Андрей Тарковский и его сограждане-современники слышали в баховском миноре высокое христианство; у Плетнева в нем звучало всего лишь удаление от жизненной суеты – туда, где можно обменяться музыкальными репликами с сочувствующими и понимающими душами.

У Моцарта минора много меньше, чем у Баха – но Плетнев и у Моцарта выбрал минорный концерт, всего один из двух существующих минорных. Бытовой печали, между тем, в концерте мало. Все серьезнее: в открывающей части громыхает гроза и полыхают молнии судного дня, в некоторых вариациях финала мимо нас валят – на войну или в эмиграцию? – целые нахмуренные толпы. Плетнев присоединился к пафосу Моцарта тем, что сочинил к Концерту две каденции – одну целиком сам, другую – совместно с Гуммелем, использовав его материал. В первой из них, по-баховски полифонически сгущенной, эффектным оказался выход на коду – без традиционной трели и аккорда на доминанте: Плетнев сделал окончание каденции и вступление оркестра двумя звеньями одной секвенции.

Квота светлых чувств в атмосфере вечера все же отыскалась: не зря же композиторы пишут, даже в минорных концертах, медленные части в мажоре. В баховском Largo мы услышали прелестную кантилену – но едва ли вспомнили о том, что изначально Концерт фа минор был написан для скрипки: нет, мелодия парила над аккордами струнных, игравших пиццикато, по-фортепианному – так звучит кантилена на рояле, причем именно на рояле Михаила Плетнева.

На бис Плетнев ничего не повторил, только сыграл в одиночку при почтительно сидевшем оркестре Экспромт Шуберта – немного соль бемоль мажора на посошок – очень свободно, импровизационно, хотя и далеко не безоблачно.

Второе отделение подтвердило ту грань таланта Плетнева, которая светится тем богаче, чем меньше на нее нанесено нот. Жаль только, что Плетнев не взялся подготовить и оркестровые номера как дирижер – без этого задуманный сюжет с гулянием по лестнице эпох не оказался рассказан.

Генеральная репетиция Конкурс Рахманинова 2025

Генеральная репетиция

Завершился первый этап второго тура Рахманиновского конкурса в композиторской номинации

Поговорим об «Утесе» Конкурс Рахманинова 2025

Поговорим об «Утесе»

Жюри подвело итоги первого тура по специальности «Дирижирование»

Интрига нарастает Конкурс Рахманинова 2025

Интрига нарастает

Завершился второй тур пианистов на Международном конкурсе имени Рахманинова

Смерть и исчезание События

Смерть и исчезание

Île Thélème Ensemble представил программу памяти Эрика Сати