Прогулка
ПАРИЖ
В 1909 году, в те дни, когда Малер впервые посетил мастерскую Огюста Родена, состоялось его знакомство с восторженным молодым человеком, уроженцем Турина, в тринадцать лет сменившим солнечную Италию на соседнюю землю франков. Это был Альфредо Казелла – пианист-виртуоз, выпускник Парижской консерватории. На рубеже веков фокус его интересов сместился с игры на фортепиано на написание музыки, что было связано с посещением композиторского класса Габриэля Форе. В студенческие годы Казелла сблизился с Морисом Равелем и Джордже Энеску; он как губка впитал в себя разнообразные музыкальные стили – в том числе и принадлежавшие австро-немецкой традиции. Вряд ли бы в Париже нашелся еще один такой пылкий почитатель творчества Малера, как Казелла, – после небольших фортепианных пьес он мечтал обратиться к более крупным музыкальным формам и посвящал много времени штудированию эпических опусов своего старшего венского коллеги.
Казелла жил в 15-м доме на бульваре Эмиля Перейра (крупный французский предприниматель, активно участвовавший в развитии городского ландшафта Парижа в середине XIX века). Этот район был плотно застроен в результате урбанизации сельских территорий, инициированной бароном Османом. Стиль зданий, возведенных в период этих градопреобразовательных работ, получил название «османский» – по такому же принципу, как наши «сталинки» и «хрущевки». Пятнадцатый дом, с пятью этажами, мансардой и непривычно невысокими потолками, ничем не отличался от соседних. Разве что рядом, на лавке, можно было увидеть Мориса Равеля – его квартира находилась неподалеку, в доме № 19.
Долгожданная встреча итальянского музыканта с Малером состоялась в апреле предположительно благодаря активному участию в ее организации музыкального критика и журналистки Берты Цукеркандль-Шепс, сестры Софи Клемансо (см. «По следам Густава Малера» в «Музыкальной жизни» №3/2024). Малер возвращался в Старый Свет после второго удачного сезона работы в нью-йоркской Метрополитен-опере и пребывал в благостном расположении духа. Своего молодого почитателя он принял дружелюбно, более того, был одновременно удивлен и искренне тронут тем, что будущий лидер итальянской неоклассики, основатель Ассоциации новой музыки, знал его симфонии практически наизусть – «вплоть до их самой сокровенной сути». Казелла, в свою очередь, сохранил в памяти теплое воспоминание о той парижской встрече и никогда не отрицал огромного влияния Малера на свое творчество, в особенности в вопросах инструментовки. Если в Первой, си-бемоль-минорной симфонии 1906 года он еще придерживался ориентира на Брамса, то над Второй, до-минорной (1908-1909), посвященной Джордже Энеску, возвышалась, как моцартовский Комендаторе, гигантская тень Малера. Позже, анализируя ранний период своей композиторской деятельности, Казелла пришел к осознанию того, насколько сильно он противопоставил себя музыкальным тенденциям, свойственным французскому окружению того времени. Итальянский автор, проживавший на «родине революций», взял ориентир на сомнительного во всех отношениях героя с его циклопическими и далеко не всем доступными для понимания произведениями – подобное явление вряд ли можно назвать типичным для начала XX века и укладывающимся в распространенные в истории музыки клише. Истинный mahleriano a Parigi.
«В течение многих лет я с энтузиазмом относился к личности Густава Малера, совершенно неизвестного во Франции», – писал Казелла в мемуарах. Сам Малер не без досады констатировал отсутствие широкого интереса к своей музыке в Третьей Республике. «Париж проживет что со мной, что без меня», – сетовал он в корреспонденции со швейцарским новеллистом и критиком Уильямом Риттером. Известно также и другое его высказывание: «Я искренне сомневаюсь, найдется ли теперь в Париже подходящая почва для моего искусства; да к тому же, честно говоря, мне еще не приходила в голову мысль явиться в Париж, чтобы навязать людям мою манеру, которая кажется странной даже у меня на родине». Казелла, в свою очередь, осознавал не только масштаб личности Малера («величайший музыкант, которым в наши дни дано восхищаться человечеству»), но и то обстоятельство, что для исполнения его симфоний было необходимо подготовить почву и обеспечить все условия, чтобы один из малеровских симфонических исполинов предстал перед столичной аудиторией во всем блеске.
Казелле, с его даром убеждения и упорством, удалось заручиться финансовой поддержкой двух организаций – La Société des amis de la musique и La Société des grandes auditions musicales de France, и в апреле 1910 года произошло возвращение Малера в Париж. На афише, помимо увертюры к опере «Король города Ис» Лало и Десятого органного концерта Генделя в первом отделении, – раннее сочинение Малера – его Вторая симфония («Воскресение»), никогда прежде здесь не звучавшая. Задействованный коллектив – оркестр Эдуара Колонна – в те дни пребывал в трауре по своему основателю и руководителю, и все могло бы пойти наперекосяк, если бы накануне приезда Малера за дирижерский пульт на репетициях не встал Габриэль Пьерне. При помощи Казеллы ему удалось провести с музыкантами (состав вместе с хором и солистками Элен Демейе и Паулой Фриш – почти триста человек!) кропотливую работу. Кроме того, Казелла предусмотрительно позаботился о том, чтобы в формате просветительской статьи подготовить французскую публику к «абсолютной свободе формы», «богатству и разнообразию идей» австрийского автора. Текст был опубликован за несколько дней до исполнения в Revue Société Internationale de Musiquе и по праву мог бы претендовать на почетное место в ранней критической малеровской литературе.
Вторая симфония действительно была принята слушателями Театра Шатле с воодушевлением (на улице раздавались одобрительные крики «Viva, Mahler!»), но профессиональное сообщество Парижа не смогло в полной мере оценить ни грандиозности замысла, ни способа его воплощения. Альма Малер вспоминала: «Внезапно в середине второй части Дебюсси, Дюка и Пьерне поднялись со своих мест и вышли прочь. И этого было достаточно. Успех у публики не помог Густаву преодолеть чувство горечи от того, что его так плохо поняли, даже проигнорировали самые значительные французские композиторы». Впрочем, других свидетельств подобного оскорбительного демарша нет. Биограф Малера Йенс Фишер предположил, что речь шла, скорее всего, о реакции одного лишь Дебюсси, известного своей резкостью и яростью по отношению к «тевтонскому движению» в музыке. Говорят, что после концерта он подошел к графине Элизабет Греффюль, знаменитой парижской красавице, и сказал: «Вот вам и ваш Малёр», намеренно исказив фамилию автора Второй симфонии так, чтобы получилось французское malheur («несчастье»).
Что касается Казеллы, то Малер оценил усилия, направленные на популяризацию своего творчества, и в благодарность порекомендовал Эмилю Херцке из Universal Edition издать «антиимпрессионистическую» рапсодию «Италия» для большого оркестра, написанную его новым товарищем в возрасте двадцати шести лет. «Я относился и отношусь к этому молодому человеку с большой симпатией и считаю, что он кое в чем прав», – писал Малер друзьям. Он подарил «первопроходцу Альфредо» несколько своих партитур, большую фотографию (она висела в доме Казеллы на почетном месте) и, помимо прочего, рассматривал его кандидатуру на пост ассистента в Венской опере.
В том же 1910 году Казелла осуществил переложение для фортепианного дуэта Седьмой симфонии Малера. Вероятно, это был пробный проект, чтобы заручиться авторской поддержкой. По мнению одного из экспертов в творчестве Казеллы, аранжировка Седьмой симфонии – одна из выдающихся работ в этом направлении, так как избегает вольностей в исходном материале, при этом являясь по-настоящему пианистическим произведением. В «деоркестрованной» версии Седьмая прозвучала 29 декабря 1918 года на первом концерте венского «Общества частных музыкальных исполнений». Наконец, Казелла принял участие в сборнике, выпущенном Паулем Штефаном к пятидесятилетию Малера: «Знакомство с его симфониями стало самым важным и решающим фактором в формировании моего собственного художественного стиля, и я считаю, что невозможно рассуждать о современной симфонической музыке, не зная творений Малера. Верю, что это богатое, мощное, выразительное и многогранное искусство, унаследованное от Бетховена и Вагнера, окажет на последующие поколения такое влияние, о котором сейчас можно только догадываться».
Адреса:
Дом Альфредо Казеллы: 15 Boulevard Pereire
Театр Шатле: 2 Rue Edouard Colonne
***
За неделю, проведенную в Париже в апреле 1910 года, Малер успел не только представить французскую премьеру Второй симфонии, завести новые знакомства, но также составить собственное впечатление о парижском музыкальном театре. 16 апреля он посетил Комическую оперу. Ее здание, возведенное недалеко от Дворца Гарнье на площади Буальдьё в период с 1893 по 1898 год в стиле необарокко по проекту Луи Бернье, соединяло в себе новые для того времени технологические решения, касавшиеся архитектурных элементов и инженерной работы. Оно было полностью электрифицировано. Зрительный зал имел традиционную форму подковы с четырьмя галереями. Плафон украшали росписи Жан-Жозефа Бенжамена-Констана («Прославление музыки»), ученика Александра Кабанеля и Шарля Тиссо. Несмотря на бюджетные ограничения, декораторам удалось создать роскошный интерьер, который может похвастаться гармоничным ансамблем аллегорических фресок с сюжетами на музыкальную тематику, а также позолоченных элементов, мраморных скульптурных композиций, деревянной резьбы и мозаики.
В наши дни Комическая опера – объект национального наследия с 1977 года – претерпело несколько этапов реконструкции. С конца XX века в ней остро нуждался сам зрительный зал с его системой кондиционирования, кровля и стеклянный купол, фойе, группа административных и технических помещений. Для обновления зала Фавар потребовалось демонтировать все ряды кресел и снять главную люстру. В итоге команде рабочих удалось освежить каждую деталь – начиная с паркета в версальском стиле, мраморного пола, потолочных светильников и заканчивая декоративными элементами на дверях, окнах, стенах.
В Комическую оперу Малера привела постановка Альбера Карре трехактной «музыкальной сказки» «Ариана и Синяя Борода» Поля Дюка на сюжет Мориса Метерлинка (главные партии исполняли сопрано Жоржетт Леблан и бас Феликс Вьёй, дирижировал Франсуа Рульман). Вероятно, на этот показ венского гостя пригласил сам автор, с которым они несколькими днями ранее вместе обедали у Габриэля Пьерне. Уроженец Меца, Пьерне был учеником Сезара Франка и Массне, сделал себе имя как органист, однако тоже писал музыку – его оратория «Крестовый поход детей» на тексты Марселя Швоба пользовалась популярностью в первые десятилетия XX века. После ухода Эдуара Колонна Пьерне взял на себя руководство его оркестром.
Помпезный прием с участием сливок французского музыкального сообщества того времени проходил дома у Пьерне, на улице Турнон, 8, в шестом округе Парижа, в двух шагах от Люксембургского сада. Если верить словам Альмы, то ее супруг чувствовал себя неуютно в компании избранных гостей, и, хотя в его собственном дирижерском репертуаре присутствовали некоторые оркестровые произведения Дебюсси, ему было трудно пробудить в себе тягу к французскому импрессионизму. Точно так же музыканты Парижа не скупились на проявление антипатии к австро-немецкой традиции. Так или иначе, между Малером и Полем Дюка возник творческий диалог, который быстро перерос в профессиональное общение. Как и Казелла, Дюка отметился в сборнике к 50-летию Малера и дал лестную оценку сочинениям своего австрийского коллеги («воплощение стремления к более богатой, современной симфонии»). Первая симфония («Титан»), по мнению Дюка, была «подарком всей полноты поэзии и воображения юности».
На время своего пребывания в Париже Малер предпочитал резервировать номер в роскошном отеле «Мажестик» на авеню Клебер, 19, которая соединяет Триумфальную арку с Трокадеро. Это не только примечательное с точки зрения архитектурного воплощения здание, но также место с богатой историей. Во второй половине XIX века дворец, спроектированный Клеманом Параном по заказу русского дворянина Александра Базилевского, был продан испанской королеве Изабелле II – во времена Первой испанской республики августейшая особа в изгнании использовала его в качестве своего «убежища». После ее кончины гостиничный магнат Леонард Таубер приобрел дворец в собственность и за три года перестроил его с помощью Армана Сибиена в отель. «Мажестик» был известен на всю столицу. 18 мая 1922 года здесь собрались Джеймс Джойс, Марсель Пруст, Пабло Пикассо, Игорь Стравинский и Сергей Дягилев. «Званый ужин века» запечатлен в книге британского историка Ричарда Дэвенпорт-Хайнса «Пруст в “Мажестике”: последние дни автора, чья книга изменила Париж». В 1928 году Джордж Гершвин написал здесь свой знаменитый опус «Американец в Париже» для Нью-Йоркской филармонии. Во время немецкой оккупации «Мажестик» служил центром оппозиционно настроенного к политике Гитлера движения: в кабинете на втором этаже Карл-Генрих фон Штюльпнагель обсуждал с единомышленниками-заговорщиками план покушения на фюрера.
В XXI веке «Мажестик» поменял вывеску на Peninsula Paris. Он открылся в 2014 году после обширной реставрации. Фасад из светлого камня, вырубленного в местечке Сен-Лё-ла-Форе, доминирует над новой футуристической стеклянной крышей-навесом в виде японского оригами. Как только вы проходите мимо пары каменных львов, охраняющих монументальные парадные двери со стороны авеню Клебер, на первый план выходит безупречный вестибюль с высокими сводчатыми потолками, украшенными портьерами, отражающимися в натертом до блеска мраморном полу. Огромная люстра, изготовленная на заказ чешской стекольной мастерской Lasvit, украшена каскадом из восьмисот хрустальных листьев. На панорамной террасе ресторана для гурманов «Белая птица» установлена копия биплана, на котором летчики Шарль Нунжессер и Франсуа Коли пытались пересечь Атлантический океан по маршруту Париж – Нью-Йорк. Отсюда открывается великолепный вид на столицу.
Адреса
Комическая опера: 1 Place Boieldieu
Дом Габриэля Пьерне: 8 Rue de Tournon
Бывший отель «Мажестик», ныне – Peninsula Paris: 19 Avenue Kléber
***
Наш маршрут выглядел бы неполным, если бы мы прошли мимо Опера Гарнье. Да, один из самых значимых музыкальных театров мира композитор посетил только как зритель: 12 декабря 1907 года в сопровождении четы Клемансо – Поля и Софи, а также политического деятеля Поля Пенлеве, Малер пришел послушать «Тристана и Изольду» – как утверждают исследователи – на французском языке. Дирижировал Поль Видаль, титульные партии исполняли бельгийский драматический тенор Эрнест ван Дейк (солист Венской оперы на протяжении десяти лет) и француженка Луиза Гранжан – для обоих певцов переломным моментом в карьере стали выступления на фестивале в Байройте, после чего их начали позиционировать как обладателей вагнеровских голосов.
Дворец Гарнье получил свое название в честь спроектировавшего его французского зодчего Шарля Гарнье, идеолога и практика стиля beaux arts, возникшего в противовес увлечению национальным Средневековьем. Дворец Гарнье – один из символов Парижа, наряду с Лувром, базиликой Сакре-Кёр и Нотр-Дамом; среди зданий, построенных во времена Второй империи, он был не только самым дорогостоящим, но и единственным «бесспорным шедевром первого ранга». Интерьер дворца Гарнье богато украшен зеркалами, мраморными фризами, колоннами и скульптурами. В отделке использовались также оникс, хрусталь, сусальное золото. Парадная лестница ведет на пять ярусов, зрительный зал украшен массивной люстрой и плафоном с росписью Марка Шагала. Сцена дворца Гарнье в настоящее время в основном используется балетной труппой театра. Вероятно, Малер бы приподнял брови от удивления, когда узнал бы, что его музыка звучит в этих стенах, но как партитура к хореографическим поэмам. Джон Ноймайер неоднократно сочетал между собой чувственность неоклассического танца с величием позднего немецкого романтизма.
Постановка «Тристана» не произвела на Малера впечатления, и вся компания, как предполагают биографы, отправилась ужинать в кафе-ресторан «Вебер» на улице Рояль. Здесь подавали ветчину из Йорка, холодную говядину, валийские деликатесы. Примерно до середины 1930-х годов «Вебер» оставался одним из любимых мест проведения досуга для представителей творческой среды. Сюда заглядывали создатель семитомной эпопеи «В поисках утраченного времени» Марсель Пруст, автор памфлетов и романист Леон Доде, знаменитый своими «Контрарифмами» Жан-Поль Туле.
Адреса
Опера Гарнье: Place de l’Opéra
Ресторан «Вебер»: 21 Rue Royale
***
После Второй мировой войны интерес к симфоническому наследию Малера во Франции постепенно возрастал. Известные дирижеры все чаще включали в свои концертные программы его произведения, записывали их и выпускали на пластинках. Особый бум пришелся на 1960 и 1961 годы – столетие со дня рождения и пятидесятилетие со дня смерти Малера соответственно. К этому периоду относятся французские премьеры поздних симфоний и Адажио из неоконченной Десятой. Пьесы, звучавшие в довоенное время, – Первая, Вторая, Четвертая, Пятая симфонии и вокальные циклы (вероятно, их выбирали из-за небольшой продолжительности и удобного состава исполнителей), – в 1960-х укоренились в репертуаре оркестров и певцов-солистов.
Продолжение следует
