События
Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии закрывает год премьерой – мюзиклом знаменитого американского композитора Фрэнка Уайлдхорна на либретто многоопытного отечественного либреттиста Константина Рубинского «Петр Первый», приуроченным, разумеется, к юбилею легендарного царя.
Известно, что в России царей было три – Иван Грозный, Петр Великий и Николай Второй, без узнаваемого прозвища, зато последний. По тому, какое место они занимают в общественной мысли, можно определить, куда ветер дует и насколько этот ветер сильный, и памятные даты, с ними связанные, всегда помогают анемологическому исследованию.
Трехсотпятидесятилетие Петра в уходящем году ожидаемо породило множество проектов разной степени вдохновенности, верноподданичества и осмысленности. Питерская Музкомедия решила подойти к задаче по-честному: заказать новую партитуру настоящему мюзикловому композитору с международным реноме и поставить спектакль не столько датский, сколько имеющий значительные репертуарные перспективы. В свете последних событий затея могла провалиться на любом этапе, но, к счастью, проект состоялся. Вышел он, очевидно, не таким, каким задумывался, но можно подумать, что в жизни людей хоть что-нибудь вообще идет по плану.
Среди особенно безысходной питерской зимы Музкомедия выпустила спектакль-праздник. Не в смысле «легковесное зрелище» и не в смысле «для отдыха». Спектакль завораживающе красивый и завораживающе же реальный, при этом полный настоящей театральной магии, когда дух захватывает равно от работы артистов и от перемены декораций. Сценограф Вячеслав Окунев и художники-аниматоры Анастасия Андреева и Ксения Калинина создали чудо.
В видеопроекциях – убедительных, ярких, детальных, с огромным вкусом и даже тактом сделанных – нет ничего эфемерного. И все же они по смыслу отделены от материальных декораций: ботика Петра, креста в келье Евдокии Лопухиной, а еще – пушки и снарядов Полтавской битвы. Вещи появляются только на границе миров, на стыке жизни и смерти.
Батальная картина без единого врага на сцене, но с настоящим огнем, ядра с кричащими человеческими ртами, которые замещают собой небесные светила, – одна из кульминаций постановки. Динамичная и агрессивная музыка Фрэнка Уайлдхорна здесь сплетается с визуальным решением, как будто бы неотделима от него, и в этом одновременно опускается до уровня киноиллюстрации и поднимается – до Gesamtkunstwerk.
Партитура Уайлдхорна (как принято на Бродвее, для постановки над ней работали оркестровщики – Дарья Новольянцева, Дмитрий Ковзель и Мирослав Дробот) скроена крепко, по лекалам вполне вердиевским. Внутри каждой сцены краски, эмоции, напряжение до предела сгущены, а переходы между сценами, пейзаж, из которого фонарик выхватывает нужную драматическую ситуацию, не очень существенен. Уайлдхорн вообще во многом конгениален Верди: традиционно сильно влияет на либретто, не стесняется использовать собственные находки (в том числе и мелодические) от произведения к произведению, получает регулярные обвинения в недостаточной высоколобости – и продолжает идти своей дорогой.
О плодовитости, равно как и о российской популярности Уайлдхорна, можно судить и в диахронии (много ли раз один и тот же мюзикл по-разному ставился в Москве и Питере, и при этом шел с равным успехом?), и в синхронии (в Петербурге за последнее время можно было послушать по крайней мере четыре его мюзикла, не считая отдельных концертных номеров). Для всех, кому небезразличен жанр поп-мюзикла, наш собственный, оригинальный, новый Уайлдхорн – событие беспрецедентное, и маэстро Алексей Нефёдов отнесся к нему со всем требуемым почтением и со всей необходимой легкостью.
Не подвели и солисты. Говорят, что композитор писал заглавную роль в расчете на Ивана Ожогина. Тот, в самом деле, справляется с нею без всяких вокальных затруднений, а его премьерский апломб обеспечивает неизбежный успех у публики; однако по-настоящему серьезную актерскую работу с глубоко продуманной логикой персонажа, богатейшим спектром эмоциональных состояний и бешеной энергией проделал второй исполнитель партии, Кирилл Гордеев. Его Петр преодолевает фрагментарность драматургии либретто и становится стержнем целостной истории, он первый во всем – от самозабвения до саморефлексии, от безумия до безумств.
Противник Петра – персонифицированный традиционализм, беспринципный ретроград в черной рясе, названный для вящей внушительности Досифеем и следующий за Петром сперва как учитель, а затем – как эриния. Александр Суханов в этой партии играет вдохновенного фанатика, который ради высшей цели готов на все; Дмитрий Ермак – политика, для которого вера – одна из валют.
Удивительно и приятно, что в мужском мире спектакля есть запоминающиеся женские – и образы, и партии. Мать Петра Наталья Нарышкина поет всего одну арию-колыбельную, но ее сцена становится в спектакле одной из самых пронзительных и человечных (прежде всего в исполнении Марии Лагацкой-Зиминой). Не скатывается в лубок и словно сошедшая с картины царевна Софья, помыкающая стрельцами и вполне способная дать отпор своему амбициозному брату (Агата Вавилова в этой роли особенно хороша). Евдокию Лопухину (подкупающе недалекая героиня Марии Плужниковой, определенно, выигрывает у Юлии Дякиной, которая пока не нашла баланс между трагедией и комедией) никто не считает за человека, да она и сама согласна видеть себя вещью – и от этого-то персонаж болезненно выбивается из стереотипа. В отличие, к сожалению, от Екатерины Первой, типовой сильной женщины (возможно, впрочем, дело в том, что ничего сложнее с партией пока не удалось сделать ни Анастасии Вишневской, ни Наталии Быстровой, хотя драматургия, кажется, позволяет). Зато огромная удача спектакля – дети, особенно Александр Дьяконов-Дьяченков (Петр в детстве).
Словом, здесь есть все, чего можно ожидать от мюзикла об историческом персонаже: дайджест биографии героя по самым узнаваемым реперам; мистический антагонист, почти диснеевский Распутин; танцы страдающей и гибнущей массовки (балетмейстер Надежда Калинина); гимн великому городу; высокая и чистая любовь; анахронизмы, шутки, лирика… Нет только великого императора, символа нашей великой истории – равно как нет ни пушкинского «нетерпеливого самовластного помещика», ни недалекого низкопоклонца перед Западом. Есть, как ни странно, человек.
На афишах сначала написали «Петр Великий» – а потом передумали. Мюзикл Фрэнка Уайлдхорна на либретто Константина Рубинского вышел в свет под названием «Петр Первый», и это решение верное, что бы за ним ни стояло. Как минимум, правдивое. Из всех юбилейных Петров этот – живой. Он стремится заглянуть за горизонт, мечтает, оплакивает павших, сомневается и решается. Он ошибается, «яростно бьет», казнит и пытает врагов, перечит церкви, меняет женщин, казнит сына. И все это – именно потому, что он не символ, не воплощение идеи. Петру разрешено не только мучить, но и мучиться, не только действовать, но и страдать.
Мюзиклу можно все, нельзя только быть кимвалом бряцающим. Мюзикл – театр сопереживания par excellence, театр сострадания. В XXI веке он умеет то, что намеренно разучилась делать опера, – не только все знать, но и все прощать. И в самом начале спектакля мы узнаем, чем привлек Петра старый английский бот: он способен идти на парусах против ветра.
На фото сверху: Кирилл Гордеев — Пётр I
