События
Новая постановка вошла в афишу Дягилевского фестиваля, и тем самым Пермский театр оперы и балета вернулся в проект как творческая площадка. Здесь удачно совпали стратегия театра на редкие названия опер XX века и интерес к Стравинскому Теодора Курентзиса.
Конечно, было бы интересно увидеть худрука фестиваля за пультом оркестра в этой постановке, но, видимо, пока время вернуться не пришло. Однако дирижер Федор Леднёв, специалист в области музыки XX и XXI веков, тщательно проработал партитуру Стравинского, следуя завету композитора: «Эта музыка суха, холодна и прозрачна; подобно сухому шампанскому, она не расслабляет, но жжет».
Ставить оперу пригласили режиссера Андрея Прикотенко, имеющего солидное портфолио и достижения в области драматического театра, отмеченные «Золотой Маской». Как показалось, его главной задачей стало приблизить историю Тома Рэйкуэлла, безалаберного англичанина эпохи Просвещения, к нашим дням. На сцене – знакомый антураж советской эпохи: старенький диван, потертый ковер-гобелен и телевизор из 1970-х, обстановка, из которой мечтает вырваться наш герой. Он уверен, что фортуна сама улыбнется ему – просто потому, что он так хочет. Но, как известно, «бойтесь своих желаний». Принесший известие о наследстве Ник Шэдоу – это дьявол, охотник за такими легкомысленными глупцами. С его появлением все меняется: появляется плазма – символ благосостояния и одновременно технического прогресса, журналисты с камерами создают антураж публичности, шумихи и, в сущности, всего того пустого и поверхностного, во что будет дальше вовлечен Том Рэйкуэлл. Недаром папаша Трулав (Тимофей Павленко), отец Энн, невесты Тома, произносит: «Боюсь, богатство, доставшееся ему так легко, поощрит его грехи». Строго говоря, в первоисточнике либретто Том совсем не сразу отрекается от невесты, он испытывает муки совести, но в данной версии герой, мечтавший о красивой жизни, не колеблется и с головой бросается в омут удовольствий.
Пермский театр выставил составы из своих солистов и не прогадал. Карлен Манукян в роли повесы Тома был естественен и непринужден, с удовольствием амурничая с красотками борделя и самой Матушкой-Гусыней (Татьяна Каминская), одетой в мужской фрачный костюм.
Некоторое удивление вызвала интерпретация образа Бабы-турчанки, оказавшейся по воле режиссера обычной бизнес-леди в деловом брючном костюме. Стравинский и его либреттист Оден, вводя этот персонаж, хотели подчеркнуть степень падения и морального разложения героя. Но в пермской версии симпатичная Наталья Буклага никак не ассоциировалась с ужасной бородатой бабищей. Зато точным попаданием в образ Энн стала Ирина Байкова. У нее получился не «ходульный персонаж» – в ее жертвенность и отважность веришь, ее разочарованию сочувствуешь.
Как показалось, намеренно был лишен демонического налета Ник Шэдоу (Игорь Подоплелов) – отнюдь не Мефистофель в этой трактовке, а мелкий бес. И от этого вся кульминационная сцена карточной игры получилась больше гротесковой, чем трагической. Когда же герой сходит с ума (последний «подарок» и месть дьявола), попадает в Бедлам (лондонский сумасшедший дом), то Шэдоу перевоплощается в надзирателя, усаживается в кресло и наблюдает за последней встречей Энн и Тома, наслаждаясь делом рук своих.
В своей опере Стравинский «играл» со стилями, с формой традиционной оперы, в либретто «запрятано» несколько смысловых уровней (например, явная полемика с такими русскими операми, как «Пиковая дама», «Садко»). Режиссер попытался выстроить свою систему символов и смыслов, но на деле вместо психологического триллера получился бытовой сериал из светской жизни, нарочито педалирующий банальность повседневности.
