«Мне всегда было немного стыдно этой оперы. Что ж такое – она раз за разом проваливается! Наверное, действительно плохая», – так в одном из интервью реагировал на череду неудачных постановок своей первой оперы композитор Родион Щедрин. В далеком 1961 году премьера на сцене Большого театра не сложилась: после пары показов ее заменили на вердиевскую «Травиату», хотя главную партию пела Ирина Архипова, дирижировал Евгений Светланов. Если подумать, причин неуспеха можно найти немало, преимущественно они связаны с контекстом того времени, но, главное, что сейчас у нас наконец-то есть шанс понять: «Не только любовь» справедливо не встала в ряд полузабытых «производственных» опер советского периода, ее сюжет не теряет актуальности и сегодня может считываться вполне современно.
«Не только любовь», как и многие ключевые шедевры в истории оперного жанра, раскрывает сильнейшие человеческие эмоции и переживания. Есть лишь одно «но»: Щедрину, как никому другому, удалось достичь подобного эффекта в антураже непростой жизни послевоенного колхоза. Вопрос об оценке советского прошлого стоит сегодня особенно остро, и это, несомненно, сказывается на восприятии оперы: одни ностальгируют, другие видят в этой ностальгии корень всех современных проблем нашего общества. Так или иначе, тот период из истории вычеркнуть невозможно. Однако никого из нас не удивляет, что, например, действие в опере Беллини «Норма» происходит до нашей эры, а Чайковский в «Евгении Онегине» средствами музыкального языка указывает на временной контекст XIX века – это вовсе не вызывает скепсиса или иронического отношения.
Сила оперы Щедрина в том, что, если убрать из либретто всю колхозную действительность, заменить текст либретто Василия Катаняна или осовременить изначальный сюжет рассказа Сергея Антонова «Тетя Луша», в ней точно так же все будет работать. История главной героини Варвары Васильевны рассказана композитором с не меньшей изобретательностью и яркостью музыкального языка, если сравнивать ее с сильными женскими образами Мусоргского, Римского-Корсакова, Шостаковича. Фольклор до сих пор, хотим мы этого или нет, остается частью русского культурного кода, многие люди воспринимают такую мелодику абсолютно естественно, тем более что Щедрин, опираясь на частушку, раскрывает ее подлинный масштаб, о потенциале которого можно даже и не подозревать.
В советские годы люди шли на премьеру и ждали более детально прописанного колхозного быта, но Щедрин этого предусмотрительно избежал. К примеру, видный критик, профессор Московской консерватории Борис Ярустовский сокрушался, что финал якобы перечеркивает смысл произведения. Всерьез или нет – неизвестно, но он писал, что личная трагедия Варвары, которая влюбляется в неожиданно приехавшего из города бывшего односельчанина Володю Гаврилова, не важна. По его мнению, в опере нужно было сделать акцент вовсе не на том, что она, взрослая женщина, борется сама с собой, со своими нерастраченными женскими и материнскими чувствами, не хочет «уводить» чужого жениха, опасаясь при этом не столько разницы в возрасте, сколько осуждения со стороны вверенного ей как председателю колхоза коллектива: «Важно другое: то, что случилось с Варварой, – не катастрофа. Радость возвращения к любимому труду, к своему родному коллективу – выше всего и дороже всего для Варвары Васильевны». К счастью, сегодня мы абсолютно свободны от подобной логики и можем воспринимать эту оперу совершенно иначе.
После череды первых неудачных постановок «Не только любовь» постепенно все же обретала внимание публики, которого заслуживает. Сейчас она с успехом идет в Мариинском театре и «Санктъ-Петербургъ опере», а также в целом ряде студенческих театров. Настала очередь новой московской постановки на Большой Дмитровке. Кстати, вспоминая предыдущую версию Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, критик Владимир Зисман как-то писал: «Честно сказать, я шел на спектакль с некоторой опаской. Помню спектакль 1981 года. И дело совершенно не в том, как это было сделано (сделано было хорошо), а в том, что над всем этим висел тяжелый дух плана постановки советской современной оперы. Я ведь помню интонацию образца 1981 года, с которой произносили реплику “Никак дождь кончился…”. В ней был пафос освобожденного труда и жажда свершений». К счастью, постановка 2024 года подобного пафоса лишена, сделана удачно и в абсолютно новом визуальном решении по инициативе дирижера Феликса Коробова, который пригласил к сотворчеству режиссера Евгения Писарева.
Одним из залогов успеха стала работа сценографа Максима Обрезкова. Надо признать, в последнее время крайне редко приходится констатировать подобное в российском музыкальном театре. Художник, вероятно, вдохновился оформлением зрительного зала и поэтому перенес синюю цветовую гамму на сцену, расширив пространство с помощью установленных башен электропередач разной высоты. Пожалуй, правильное решение, поскольку одна из причин неудачной исторической премьеры могла заключаться в том, что колхозная история разворачивалась тогда в имперской роскоши Большого театра, где еще условно вчера показывали «Бориса Годунова», а сегодня на сцене оказалась не только любовь, но и трактористы. В МАМТ диссонанса избежали, и, кроме того, сам материал покрытия сцены, все рельефные поверхности выглядели эффектно и эстетично, что немаловажно.
Режиссер Евгений Писарев сохранил оригинальную трактовку места и действия, его работа с мизансценами солистов и разводка массовых сцен на протяжении всего спектакля убеждала. Если по драматургии напрашивалась, допустим, реакция Варвары, например, на то, что Володя постепенно начинает разгадывать смысл ее центральной песни, – она была ровно на том музыкальном моменте, каком нужно.
Лишь изредка и довольно аккуратно режиссер «вписывал» свои отдельные находки. Например, перед «Колхозной самодеятельностью» во втором действии уместно воссоздали советский киносеанс: люди, отдыхающие от работы в поле, посмотрели сеанс «Кубанских казаков» (1950) и пошли танцевать кадриль, петь частушки. Или другой прием: знаменитые радиопозывные прозвучали перед тем, как Володя отправился на скотный двор, думая, что Варвара покажет ему фронт работ, в то время как она боится признаться самой себе в том, что на самом деле позвала его на свидание. Мы ведь понимаем, что разрушенный коровник с трухой и гнилыми балками – это ее собственная несчастная душа, лишенная возможности любить и быть любимой. И пусть она уверяет саму себя словами «полюбил бы, коли захотела», ей приходится от своих чувств отказаться. Не случайно сам Щедрин, работая над оперой «Не только любовь», говорил: «Пишу колхозного “Евгения Онегина”». Сходство очевидно в теме неразделенной любви и сознательном отказе от собственного счастья, которое было так близко, но невозможно.
Невероятно хорошо в новой постановке выглядел хор, как и все герои, симпатично и не вычурно одетый художником по костюмам Марией Даниловой. Артисты хора, репетировавшие под руководством Станислава Лыкова, продемонстрировали потрясающую музыкальность: идеальную дикцию, интонационную точность, динамическую гибкость. И столь же удачным получился результат работы над хореографией, за которую отвечал Сергей Землянский.
Состав действующих лиц, к сожалению, идеальным образом не сложился. Как правило, Родион Щедрин зачастую сам утверждает исполнителей главных партий, но на этот раз театр решил взять всю ответственность на себя. Дирижер-постановщик Феликс Коробов отнесся к партитуре с большим уважением и аккуратностью, а также с фантазией: например, в хоровом эпилоге на сцене исполнению частушек аккомпанировал балалаечник Никита Говоров, и это было интересно. Однако нельзя сказать, что оркестр звучал с должной степенью тонкости и музыкальным разнообразием. Гениальность щедринских тембровых и динамических «изюминок» можно было бы расслышать и воплотить гораздо изящнее, несмотря на то, что жанровая драматургия оперы постепенно меняется от лирико-комической почти до экспрессионистской, что требует ближе к финалу более напористого и мощного звучания – но точно не в каждой сцене.
«Не только любовь», как сюжетно, так и музыкально, полностью завязана на исполнительнице главной партии. Меццо-сопрано Лариса Андреева в образ Варвары Васильевны через драматическую игру всячески старалась вложить максимум эмоциональных сил, труда. Однако артистка находится не в лучшей вокальной форме, сам тембр не обладает ясностью и выразительностью, техника не дает возможности петь мягкое пиано или красиво озвучивать нижний регистр. Опера есть опера, и даже самая талантливая драматическая интерпретация образа не может компенсировать отсутствие качественного вокала.
Кирилл Матвеев в партии Володи Гаврилова также смотрелся убедительно актерски – не переигрывал, излишне не комиковал, хотя сам рисунок роли на это постоянно провоцирует. Щедрин воплощение образа «рубахи-парня» поручил, что называется, мощному тенору – лирический здесь не подойдет, хотя сложность партии как раз в том, что возможности его амплуа тоже иногда нужны. Например, в речитативе перед «Песней про елочку» нужно мягко фальцетом брать высокие ноты и недурно петь в малой октаве: нюансировки на таком уровне премьерный тенор предложить пока не смог.
Наташа, невеста Володи, получилась у Марии Макеевой ровно так, как это предполагает сюжет оперы: героиня находится всегда на втором плане и много на себя не берет, примерно соответствующе сказанному прозвучала ее ария, хотя при желании и самой певицы, и режиссера образ можно было бы укрупнить. Кстати, эту «процедуру» хорошо получилось применить относительно образа разведенки Катерины – Вероника Вяткина пела и играла харизматично. Квартет трактористов во главе с их бригадиром в исполнении Феликса Кудрявцева и Иваном Трофимовым, роль которого играл Станислав Ли, звучал прилично и, главное, без того самого «производственного» пафоса. Комическую линию наравне с хором замечательно воплотили музыканты «духового симфонического эстрадного самодеятельного оркестра» под руководством Кондурушкина, чей образ примерил Максим Осокин.
Если пересмотреть исполнительский состав, спектакль однозначно окажется выигрышным. Евгений Писарев предложил немало хорошего: обозначил кинематографичность и некоторую «камерность» материала, любопытно решил финальный эпилог, возвращающий деревенскую жизнь в привычное русло, когда после экспрессионистской сцены на скотном дворе Варвара, вопреки авторским указаниям в партитуре, на сцене не появляется. Так или иначе, спектакль сложился и отличается от существующих постановок, он решен абсолютно свежо, по-новому.