Внеклассное чтение
Тенорá — народ тонкой душевной организации. Действительно, нелегко быть покорителем женских сердец, заставляя кардиологические органы биться в унисон с нежным piano или громогласным «до» третьей октавы. Даже композиторы, сочиняя для тенора, зачастую выходили за рамки здравого смысла, ставя перед «властелинами верхнего регистра» трудноразрешимые задачи. Особенно «постарался» в этом смысле Рихард Вагнер. К примеру, не каждый раз Тристану доводится благополучно допеть партию до конца, вот и сидит в байройтском артистическом ресторане дублер (а то и два) на случай, если голос певца не дотерпит до финальной смерти Изольды.
О трех тенорах Байройта, моих друзьях и концертных партнерах, я расскажу сегодня. Это Райнер Гольдберг, Роберт Дин Смит и Эндрик Воттрих.
С Райнером мы познакомились в 1980 году на уроке у Павла Герасимовича Лисициана в Дрезденской опере. К тому времени он уже был ведущим солистом труппы, но, как и многие другие, совершенствовал свое мастерство под руководством великого педагога. Все любили Павла (так его называли в театре), его работу ценили не только понимающие, но и разрешающие: в министерских креслах сидят не лирики, а практики, а Лисициан выпестовал для ГДР одного из победителей Конкурса имени П. И. Чайковского. Больше было и не нужно — в стране всего было по одному: свой доморощенный автомобиль «Трабант», один космонавт — Зигмунд Йен, и тенор Штефан Шпивок — единственный лауреат престижного конкурса в Москве.
Павел Герасимович был равно внимателен и добр со всеми, не делил учеников на перспективных и не очень, но когда пел Гольдберг, Лисициан с довольной улыбкой поглядывал на меня: мол, до чего хорош! И действительно: лучезарный, светлый тембр голоса, естественное звуковедение, природная выразительность — все это выделяло тенора среди других. А еще душевная простота, доходящая до обезоруживающей наивности.
Болгарская певица, черноволосая красавица Нелли Айлакова (Татьяна в дрезденской постановке Гарри Купфера «Евгения Онегина») и Гольдберг были тогда парой. Приглашение Райнеру выступить в Парижской опере стало предметом радостных обсуждений среди друзей. Когда Нелли впервые после его отъезда дозвонилась до нашего тенора (тогда телефонные разговоры с Западом были чертовски дорогим удовольствием!), он выказал разочарование: «Пиво и ливерная колбаса во Франции много хуже, чем дома!» Но все это мелкие подробности: какой сорт пива пьет Лоэнгрин, интересует лишь Эльзу. Главное — пение Райнера восхищало всех, кто его слышал.
Тогда в Дрездене я (конечно же!) тоже «попался на его удочку», и мы, подготовив программу из песен Шуберта и Рихарда Штрауса, не единожды ее исполнили. Встреча с очарованным Скигиным, естественно, не была для Райнера судьбоносной, но зато с Караяном, Шолти, Кегелем, Хайтинком, Ливайном — в полной мере. Записи с ними можно услышать в интернете, а мне посчастливилось несколькими выступлениями Гольдберга с «титанами» насладиться live.
Райнер долгие годы был первым тенором в Берлинской государственной опере на Унтер-ден-Линден у Баренбойма. Великий дирижер, будучи и неутомимым пианистом-аккомпаниатором, всегда «снимал» вокальные «сливки» и выступал в лидерабендах с самыми выдающимися певцами, приезжавшими к нему в театр на гастроли. В этом ряду стояла и «Прекрасная Магелона» Брамса в ансамбле с Гольдбергом. Незабываемый вечер!
Карьера Райнера была словно готовым сценарием для кинофильма о том, как молодой певец из ГДР завоевывает мир. Так оно и было, но, как говорят немцы, «в яблоке сидел червяк»: Гольдберга частенько подводили нервы, и о том, как он тогда пел, лучше не вспоминать. Все знали: даже партии, которые были им петы-перепеты и принесли мировую славу, в обычном, «рядовом» спектакле он мог попросту «завалить».
Есть жанр устного народного творчества под названием «оперная байка». Байки передаются из уст в уста, они свободно импровизируются и меняются от рассказчика к рассказчику. Главное, что суть, смысловое зерно всегда остается. Вот одна из таких, про Гольдберга.
У певца в гостях красивая женщина. Ситуация стремительно развивается в сторону интимного финала, но тут раздается телефонный звонок. Райнер снимает трубку, некоторое время слушает и затем говорит: «Хорошо, сейчас приеду».
Так вот, рассказывают, что это был лучший «Парсифаль» из всех когда-либо им петых!
Невозможно обойти стороной еще одну сферу деятельности Гольдберга — педагогическую: он работал почасовиком в Берлинской высшей школе музыки имени Ханса Эйслера. Платили за это «две копейки», но ему нравилось общаться с молодежью, и количество желающих попасть в его класс было значительно больше, чем мест. Метод преподавания Гольдберга состоял из трех фраз и одного движения. Он просил петь на дыхательной опоре, идя «наверх» не торопиться, готовя заранее верхнюю ноту, и все время следить, чтобы нижняя челюсть была свободна и «болталась» внизу. Конечно же, были и другие мелкие советы, но три упомянутых были основополагающими. Каждое указание сопровождалось движением руки в направлении пола (в переводе на членораздельный язык это означало: опирай ниже). Конечно же, нельзя недооценить то, что Райнер при этом пел (или напевал) своим чудесным мягким голосом с прекрасным legato. В нашей Hochschule für Musik в то время было много умных, образованных, теоретически подкованных профессоров. Но по-настоящему пели и развивались только у Гольдберга. Студенты других учителей пытались попасть к нему приватно. Все это знали, и титулованные коллеги, конечно же, простить ему этого не могли. Вот почему педагогическую мини-карьеру Райнера быстро свели на нет: приветливого безобидного коллегу попросту вышвырнули.
На вокальном факультете существует традиция постановок современных опер. Инсценировать их поручают студентам режиссерского отделения. Вспоминаю, как однажды за два дня до премьеры заболел тенор, исполнитель главной партии, студент Гольдберга. Долгая напряженная работа целого коллектива оказалась под угрозой. «Ну, ладно, — сказал Райнер, — я попробую выручить, но петь буду по нотам!» Конечно же, пропустить такое было нельзя, и я отправился на премьерный спектакль. Никогда не забуду: поглощенный чтением нот, Гольдберг отвлекся от своего волнения, и пел как Бог! Не знаю, звучало ли когда-либо до и после такое совершенное пение в консерваторском зале…
Конец своей вокальной карьеры певец, всем на удивление, провел в дороге. Его приглашали в крупнейшие оперные театры, такие как Венская опера, Мюнхенская, на сложнейшие «возрастные» партии в операх Рихарда Штрауса. Отовсюду звучала восторженная похвала!
Райнеру скоро исполнится 84 года, его здоровье «на три с минусом», и говорить о пении уже не приходится. Иногда я звоню ему, и мы вспоминаем совместные выступления, к примеру, его незабываемый Heimliche Aufforderung Штрауса, да и о многом другом, нами содеянном. Ему это приятно! Человека, который подарил много радости другим, лишний раз поблагодарить не зазорно. Так что, спасибо тебе, мой дорогой друг!
***
Когда эта статья готовилась к выходу, пришла печальная весть: Райнер Гольдберг ушел из жизни, не дожив десять дней до своего 84-летия. Уязвим был Зигфрид, герой вагнеровской тетралогии, уязвим оказался и замечательный исполнитель этой партии: в борьбе с болезнями и старостью его силы иссякли. В нашем последнем телефонном разговоре (кто знал!) я рассказал певцу о намерении поведать русскому читателю о его сценических подвигах и пообещал показать публикацию. Жаль, тому не суждено сбыться! Но переделывать статью в некролог, прощаться с Райнером я не хочу: пусть кажется, что он по-прежнему с нами…
Продолжение следует…
